— В Т-90 — турбина вертолётная.
— А у нас Миля только слезает с самолётной темы. Только-только "пропитывается" винтами. Из чего делать несущий винт? А? Углепластик? А как его сейчас сделать? А? То-то! Пока только воспроизводим автожир. Для отработки и осмысления концепции. Турбина! Лопатки? А титан сейчас в промышленных масштабах не то, что не производится — не добывается. Тут у нас топливо со дня на день кончиться. Нефть надо добывать. Хотя, похвалюсь — кое-что из опыта перегонки нефти у вас, потомков, переняли. Выход полезного с тонны сырой нефти — возрос. В Сибири строятся с нуля перегонные кубы по новой технологии. Один из твоих "хроников" техникум закончил по промышленной переработке нефти и газа. И даже работал по специальности. Родом с Украины, а пять лет проработал в Сургуте. Вернулся, на наше счастье, в отпуск, пошёл добровольцем, попал к нам. Ирония судьбы — уехал из Сибири, попал опять в Сибирь. Только там сейчас — тайга глухая. Так, что, Витя, мало притащить, как вы говорите? А-а! "Артефакт" — надо его научиться производить. Те же радиостанции. Без производства печатных микросхем — они просто безделушки. Мы тут прикинули, сколько времени и средств займёт только выход на технологию микросхем — ох, и опечалились мы! И наука ещё не догнала. Всё это уже открыто, но научные открытия надо "приземлить", воплотить, найти способ относительно доступного промышленного производства. Массового. Лазеры, как ты говоришь, плазма — вообще не торенная дорожка. Там, даже наука топчется во тьме. Какая квантовая физика? У нас Циолковский — ещё пока больше фантаст, чем учёный. Пойми, я ещё хорошо помню, как коня в упряжь запрягать. Ты — помнишь?
— Нет. И не знал никогда.
— А ты — плазма, лазер, турбина, ракета!
— Ты же и будешь космонавтов благословлять.
— Буду. Уже знаю. И был горд собой, своей судьбой. Но, это где-то там. В вашем мире.
— В нашем мире, Дима, в нашем. И у нас нет выбора. Мы должны не только немца победить, но и показать всем, что нас на колени — не поставить. И нас — не догнать. Чтобы даже желания не было к нам сунуться, диктовать нам условия!
— Поэтому и не надо убивать творчество наших гениев. Если мы не поставим изобретательство на поток — все ваши чудеса утекут за моря. И нас же потом будут гнуть наследием наших же потомков! На все эти чудеса, что ты притащил, мы будем ориентироваться, но идти своим путём. Пример ваших "артефактов", опыт поколений избавит нас от ошибок.
— И мы наделаем новых.
— Да! Новых. Неизбежно. Но, только так и верно! Только так и надо! Изобретать, творить. Копирование западных образцов нас не приблизило к паритету с ними, но позволило догнать. Копирование ваших образцов нам не позволит вас догнать, и не даст преимущества над противником — они скопируют быстрее. Нам нужна промышленность, нам нужны материалы, нам нужны новые отрасли народного хозяйства, та же электроника. Нам нужны люди, что это всё изобрели. Нам не столько нужен Т-64, сколько нам нужен — Морозов и его КБ. Нам нужен только МиГ-27. Нам нужны Ильюшины, Лавочкины, Мили, Микояны, Петляковы, Туполевы, Королёвы. Нам нужен не АК-47, а сам Михаил Калашников. Нам нужны изобретатели и конструкторы, генералы и наркомы, рабочие, крестьяне и солдаты. Люди, Витя. Люди.
— Вы не даёте конструкторам знакомиться с образцами из будущего?
— Нет. Это нам помогает не тратить время и средства на заведомо ошибочное направление. Или, наоборот, вложиться в направление, что сейчас считается пустышкой, та же робототехника и квантовая физика. Но они — должны пройти свой путь. Иначе — уже завтра мы получим Т-54 и никогда не увидим Т-64.
— А я — слил информацию?
— Ты — нет. Ты — ежнутый на всю голову псих. Ты — чокнутый гений. Ты — уникум. Ты — это ты.
— Я — то, что вы из меня вылепили.
— А я — то, что из меня вылепили. И мы должны вылепить из нашей смены то, что нужно. Из молодых конструкторов новых Кошкиных, Морозовых, Туполевых, Курчатовых, Дегтярёвых и Симоновых. Того же Калашникова. Его — ещё нет. А он — нужен. То, что делаешь ты — это не слив. Особенно — как ты это делаешь. Это не отбивает руки. Это даёт соперничество, показное измерение длины "достоинства". То, что и нужно. "Этот псих — смог? Я что, хуже?"
Смеюсь.
— А как же мой костюм?
— Вот и пусть подумают. Ещё прошлым летом ты носился, как дурачёк с крашенной торбой, со своим Доспехом. Вот — Доспех-2. Так и поясняем. Пусть думают. Никакой ты не пришелец. Не инопланетянин, не потомок из будущего. Ты — чёкнутый, ёжнутый на всю башню гений. Понял?
— Понял. А мои "хроно-зайцы"?
— Подобное — к подобному. Ты вокруг себя таких чудиков собираешь, хоть стой, хоть — падай. Огромный лось, что лечит наложением рук, молодой Суворов... А ты слышал как твой воспитанник немцев на Дону отымел?
— Откуда? Это ты про Мишу Перунова?
— Командир Первой Особой Егерской бригады майор егерей Перунов, уже Герой Советского Союза. Вчера в "Звезде" читал. Так вот. Дали ему в усиление особую, сотую, танковую роту. КВ-85. Пять машин. И особый, сотый, артдивизион. СУ-122. Их первыми сделали. Стало уже традицией, что новые образцы боевое крещение проходят в Первой Егерской. Он определил место будущего удара, вытребовал себе штрафную роту, самую плачевную противотанковую батарею, поставил их на пути немцев. Они даже не особо окапывались. Там такой сброд подобрался! Отборные отбросы. Не понимал никто, зачем Перунов этот мусор армейский собирает. А сам, батареями, встал засадами позади штрафников, лицом к дороге. Когда немцы ударили, а ударили они точно в штрафную роту, ни правее, ни левее, а прямо — точно по штрафникам.
— Слабое звено. Немцы всегда бьют в слабое звено. Это мы лупим там, где нам удобно. А они — где неудобно нам, их противнику.
— А-а, так это твоя школа!
— Меня — Рокоссовский научил. Дай угадаю — штрафные побежали, немцы — у них на плечах, а Миша их — в борта?
— Как в тире. Первую и замыкающую машины. А потом — разгром. За час боя — 32 танка. Без потерь со своей стороны. А потом повел своих егерей в атаку. В качестве тарана — сотую роту. На броню — десант. Наступал по наступающему противнику.
— Молодец Миша. А как новые танки?
— Один сгорел, когда наткнулись на зенитную батарею. Ещё два — позже. А так — я тебе фотокарточки покажу. Вся броня в "ведьминых засосах". Из пяти машин два только дожили до приказа на отвод в тыл. Все пять танков везут сюда, будем изучать. Повоевали они — знатно. Все стволы — в звездах. Экипажи — целиком в наградные листы.
— Как броня держит 88-мм снаряд?
— Плохо. Остальные — хорошо.
— Как я понимаю, этими танками будем вооружать Гвардейские полки прорыва?
— Так планируем. На смену КВ.
— Немцы будут вдоль фронта, синхронно с этими полками, двигать свои противотанковые дивизионы. У Носорога, Слона и Тигра — 88 мм. Да и новый Штуг, Охотник, может и Мародёр — справятся. И, тяжелые зенитные дивизионы, само собой. Нужно, чтобы тяжелый танк держал 88-мм снаряд.
— Нужно. А как?
— Прописать это в ТТХ. Так и писать — должен выдерживать обстрел лобовой проекции 88-мм орудием высокой балистики. А там — пусть выкручивается Котин. И Морозову такую же задачу поставить, но ограничить 30-ю тоннами веса. Что так смотришь? Уже раз выкрутились и сейчас — выкрутиться. А я помогу. Попсихую, покричу, ногами потопаю. У нас, психов, так принято.
— Обиделся?
— Нет. Сам до этого дошёл. Тебе включить режим "дурака"?
— Это как?
— А вот так...
И я ему изобразил Джека Воробья. Рассмешил.
— Не, это не пойдёт. Не поверят. Вот то, как ты сегодня изображал — верно.
— А с чего ты взял, что я сегодня играл? Я — серьёзно.
— Не ври. Ты Кельша кинул очень мягко. Чуть, не нежно усадил в кресло.
— Я, правда, серьёзно. Я — очень серьёзный. Я — сама серьёзность. Я даже когда в зеркало смотрю — такой серьёзный, что сам себе не улыбаюсь.
Ржёт. Хлопает меня по бронированному плечу и себя по ноге, ржёт. До слёз. Экипажи машин, что стоят вдалеке, ждут нас, переглядываются.
— Это хорошо, что вы немцам показали новые тяжёлые танки и штурмовые самоходы, — говорю я.
Устинов пытается сосредоточится, икает. Вытирает слёзы, улыбается:
— Ох, рассмешил. "Сам себе не улыбаюсь". Надо же.
— Я тебе мультик один покажу. На вечер ничего не планируй. Приглашаю тебя к нам, в особую группу НКВД.
— Хм, как в особый отдел пригласил. С удовольствием. Но, не получиться. Я тебя сейчас свожу, одного человека покажу, дядю Федора, а потом вы улетаете.
— До конца съезда?
— А что там ждать? Раздаст Малышев всем пряников, задач, сроки исполнения навесит и — вперёд! Свою роль ты сыграл. Переиграл даже, но, сойдёт. А почему хорошо, что немцам показали танки?
— Это усилит истерику Гитлера. Они не могут плавно перейти на новые танки. И танки их новые — грозные, но в эксплуатации — говно. Они страшны и для нас, и для немцев. Да и мало их. Сотня Тигров не заменят тысячу Т-4. В этом смысле они — лохи. Танки делают с кондиционерами. Как те же американцы. Не смогут они в 16 раз поднять вал, как мы сделали. Чем скорее мы их толкнём на эту дорожку, тем лучше. Нам бы подобной ошибки не свершить. Разработка новых машин не должна вестись в ущерб уже имеющимся.
— Хозяин — не даст. У него — поштучный график. Каждый вечер директоров обзванивает, кто в график не уложился. И попробуй, ответь на его: "Почему?" Предвижу твой следующий вопрос — новые танки не будем так "показывать". Не совершим той ошибки, что англичане в прошлую войну.
— Но, работы по доведению до ума Зверобоев, этого КВ и тех самоходов — надо проводить.
— Вот и займись. Что ты тут указания даёшь?
— С удовольствием. На СУ-85 тоже надо пулемёт. И комбашни не вижу. Танк будет слепым. Противотанковая машина должна танк противника увидеть первой. Выбрать время и место боя. Или убоя. Значит — хорошая обзорность, оптика, дальномер. А СУ-100?
— Когда орудие будет — будет и СУ-100. Там проблемы с откатом. Сам ствол — надёжный. Морская зенитка. Переделывают в самоходный вариант. Чтобы как можно легче и меньше был казённик и люлька. Ладно, полковник, поехали тебе человечка покажу. Тебе понравиться. Ты, таких чудных — собираешь. Коллекционируешь.
— И в чём его "фишка"?
— Парню — 8 лет. Он — начальник цеха. Переставил станки, краской прочертил дорожки по полу, переставили ящики с запчастями, материалами, ещё что-то. На пустом месте поднял производительность труда вчетверо. А у него в цехе — он самый старший. Дядя Федор.
— А что они делают?
— Корпуса гранат точат.
— Оптимизация потерь? Маршрутизация? Кто его научил?
— То-то и оно! Он меня в шахматы за пять минут обыграл.
— А что сам не забрал?
— Директор завода не отдаёт. Грозиться Сталину позвонить.
— А я — псих? На меня не будет жаловаться?
Молчит. Да, уж. Нашли мне работу. Ёжнутым работать.
Бася, у тебя нет теста на АйКью? Теста мощности головного процессора? Как ты сказал? Для неразвитых цивилизаций? Ах, знания искажают картину? Ну, давай, попробуем.
На директора давить не пришлось. У него сын — командир танкового полка. Орденоносец. Фотокарточка на столе. Пошли вместе в цех Дяди Федора. Как в "Простоквашино".
Говорю директору:
— У тебя — порядок. Ты — молодец. О своём заводе беспокоишься. Это — похвально. А у меня — вся страна. Мне нужен этот парень. Мне нужно, чтобы он этому — научил всех. Для этого ему — учиться надо. И других учить. Внедрять подобное на других заводах — танковых, артиллерийских. Парня я — забираю. Можешь хоть Сталину звонить. Скажи — Медведь унёс.
— Ты и есть полковник Кузьмин?
— Да, я — полковник Кузьмин.
— Мне сын рассказывал, что воевал с тобой.
Слава моя впереди меня бежит. Не моя заслуга. Не моя. И я уже знаю — чья. А теперь знаю — зачем. Зачем моя фамилия под стихами, зачем я указан автором слов и композитором песен, а не как обычно — "слова и музыка — народные", знаю, зачем я соавтор методичек тактик разных. Меня пеарят довольно сильно. Из меня создают медийную личность. Узнаваемую и даже знаменитую. Такую вот стратегию реализации опыта поколений выбрал Вождь Народов.
Мечтал ты, Витя, быть знаменитым? Ладно, не скромничай, каждый мечтает. В глубине души. Всяк хочет след о себе оставить в Истории. Хотел? Получи, распишись. Кушай, не обляпайся! Тошнит? Это твои проблемы! Разве нет? Ты кто? Пустота. Так, делай, что должен! Остальное — потом. После войны, после выполнения планов, заданий, поручений. После смерти. Тогда — отдохнёшь. Впердэ, Витя! Время — не ждёт. Ты — уже не ты. Ты — Медведь. Работай.
— Как фамилия?
Он называет. Долго вспоминаю:
— Антон-комбат. Москва. Начало 42-го. В Москве мы пересекались. Жив сын?
— Ранен был. Лечился. Вот, в отпуск приезжал. В газете про тебя статья была, он и сказал, что воевал с тобой. Отчаянный, говорит, человек. Далеко пойдёт, если не убьют.
А я — о чём? В газете — статья. Заткнись, пешка! Е2-Е4! Вперёд и с песней!
— Почти убили, отец. Антону отпиши, привет передай. А парня забираю. У меня таких — целая команда. С завода на завод переходим, шорох наводим. Техноосназ.
— Техноосназ? Не слышал.
— Услышишь ещё. Земля — она не только круглая, но и маленькая. Вот, на Урале, знакомого встретил. Маленькая Земля. Очень маленькая. Ничего, там, в Космосе — много места. Немца одолеем — на Марс полетим. Будем там города строить и яблони сажать.
— Это когда же? На Марс?
— Скоро, отец. Вот как эти твои дяди Федоры и тёти Клавы подрастут — так и полетим!
Беру парня за руку. Малыш, а смотрит на меня глазами старика.
— Идём, Дядя Федор, буду тебя у родителей отпрашивать.
— Сирота он. Детдомовский. Тут, на заводе все они и живут. Тут мы их и кормим, — отвечает директор.
Я не сдержался, матюкнулся.
— Ну, пойдём, Дядя Федор. Познакомлю тебя с Маугли. Он — тоже сирота.
— А Балу?
— Балу?
— Его учитель, медведь.
— Я — Медведь. Я буду тебе учителем.
Хоть и Дядя Федор, хоть и начальник цеха, а всё одно — ребёнок. Тетя Клава стоит у станка, тряпичную куклу обнимает. С куклой она не так боится такого большого и страшного дядю Медведя, что забирает ИХ дядю Федора.
Ненавижу! Дети встали к станкам! Ненавижу немцев и их натравливателей. Весь их долбанный Евросоюз! Весь их проклятый "Комитет 300"!
В гостях у сказки-2
Едем на убитой полуторке. Товарищ генерал-лейтенант Госбезопасности трясётся вместе со всеми. Правда, всех нас — я, Кельш, Прохор и два бойца охраны. Брасень — отказался ехать. Его уже один раз обломали. Осадочек — остался.
Едем мы искать родной дом Прохора. Его мать. От воспоминаний о которой у меня до сих пор смятение в душе. На поиски Дарьи мне даже не пришлось "уходить в самоволку". Таким было задание. Одно из заданий.
Мы летаем из города в город, налетаем в какой-либо завод, фабрику, рудник, КБ. Решаем там задачи, развешиваем звездюлей. Кому — звезду, кому — люлей. Кому — награду, кому — повестку в трибунал, летим дальше. Мы — техноосназ Сталина. Теперь нам надо найти дом Прохора и его мать. Группы поисковиков уже умыли руки — обломались. Нет ни села, описанного мною, ни церквушки, где я причащался перед подвигом ратным. Тем более — нет единорогов.
