Травница схватилась за новый кусок покровов уродливых древ, что боле не напоминал грубый уголь, а был бледно-сер, упруг и практически влажен без своей жёской оболочки. За спиной что-то подозрительно треснуло. Сухой, исполненный тяжести звук с чуждым этому мёртвому лесу посвистом всё наростал сорвавшейся лавиной и приближался так стремительно, что застигнутая врасплох девица не успела даже коснуться оголёной мякоти иномирного растенья, как мощный удар в зад оторвал её от земли. Неистово завизжав скорее от неожиданности, чем боли, чародейка взлетела в воздух. Пролетая по большой дуге над злосчастной площадкой и не прекращая терзать надсаженное горло, Алеандр ещё успела осознать, что бездарно промазывает мимо глумливо усмехающегося чернокнижника. В тот же миг сплетённые единым ковром ветки деревьев с противоположного края поляны неласково приняли на себя пущенное собратом тело, вздёрнули, толкнули и потащили прочь. Прокувыркавшись по туго сцепленным плетям и рухнув в холодную студенистую кучу, Алеандр Валент смогла на собственной шкуре убедится, что перед лицом общего врага сплотится могут даже каннибалы.
Яританна Чаронит встала на краю площадки, нервно поправляя платье, слипшееся в истекающий кровавой жижей ком. Почему-то сейчас выглядеть хорошо было для неё действительно важно, как важны бывают для душевнобольных порядок разложенных на столе щепок или цвет чулок проходящей мимо старухи. Девушка хваталась за это ощущение из последних сил, чтобы излишне приземлённая душонка не поддалась мелочному страху, не дала позорную слабину. Ещё один шаг и её точно заметят. Один шаг с разбегу и в пропасть, откуда не выбраться. Один вздох и всё оборвётся. Существа, обладавшие такой духовной силой, при желании просто сметут её одним взглядом, будто и не было никогда под солнцем одной маленькой, но очень упрямой и, как оказалось, не слишком предусмотрительной ратишанки. Фактически она стояла на краю своего существования и прекрасно понимала это.
"Из всех возможностей глупо умереть, самым благородным всё же является самоубийство" — саркастично подумала чародейка, расправила плечи и гордо шагнула вперёд.
— Доброе время суток, почтенные!
Великаны медленно обернулись и, не найдя сразу неизвестного нарушителя спокойствия, удивлённо пожали плечами. Из-за края столешницы была видна лишь макушка чародейки, что саму её более чем устраивалоно, но пользы замыслу не приносило.
— Прошу прощения, — громче и куда настойчивее подала голос девица, — не знаю, как к вам точнее обращаться.
Курчавый, первым сообразивший заглянуть под стол, удивлённо вздёрнул густые брови.
— Ну, можешь, звать нас богами, — с какой-то задумчивостью и даже настороженностью проговорил он, внимательно рассматривая хрупкую девушку. — Лет двести назад нас именно так бы и назвали. Это теперь с какого-то перепугу все трилицым поклоны бить стали. С ума там все что ли посходили?
— Так и триликие же сумасшедшие, чего от паствы ожидать, — поддержал его седой и самым благожелательным тоном обратился к настороженно притихшей чародейке. — Ты уже, наверное, поняла, что эти трёхголовые болванчики из старых Могучев образовались, что по возрастному слабоумию и скуке сливаться начали. Так что на этот район мы единственные здесь Могучи и остались. Считай, на полмира боги.
— А меня можешь звать их онтагонистом! — бодро вякнул со своего места измученный чернокнижник, пускай эта бравада и стоила ему значительных усилий.
— Помолчи уж, пёсья кровь, — недовольно отмахнулся от нахального пленника курчавый. — Потом с тобой разберёмся. Не видишь, что ли? Внуча пожаловала.
— Как добралась? Никто не обижал? — седовласый подхватил растерявшуюся в конец девицу подмышки и с шокирующей лёгкостью усадил на столешницу.
Танка нервно икнула, но свято памятуя правила приличия, скромно улыбнулась, надеясь, что глаз у неё при этом не дёргается.
— Рановато что-то она с инициацией, — недовольно нахмурился курчавый, от чего слишком в последнее время храбрая духовник побелела до первых эдельвейсов. — Резерв до конца не окрашен, да и девица ещё...
Может, Богам Межмирья или, как они себя сами назвали Могучам и положено знать о простых смертных анатомические подробности, но нежная сущность благовоспитанной ратишанки, что никогда и не целовалась-то толком, от подобной непочтительности вся встрепенулась. Правду, вместо страха и смущения, неожиданно проступила злость. От величайшей и, скорее всего, последней в жизни ошибки Чаронит спас длиннобородый исполин:
— Да где ж ей было проводника нормального найти? Наших же там уже и нету, а кто живой — все в жрецы подаются. Тебя хоть не пришибли случаем, выглядишь-то как живая, так все Могучи так выглядят...
— Да какая из этой клыхи Могучь! — не то возмутился, не то умилился курчавый (Танка пребывала не в том состоянии, чтобы анализировать возможное значение архаизмов).
— Ну, лихость из неё последнее время так и прёт, — не согласился второй. — Хотя ты прав, упустили для Могучи момент — не то воспитание.
— А я сразу говорил, что нам пацан первым нужен, а ты: "Он девку хочет! С девкой степенней будет!" Допривязывался, ...!
— Не при дицяти! — грозно взревел бородач и попытался зажать девице уши своими мощными ручищами.
Яританна нервно шуганулась от такого помощника, что мог в одно касание превратить её голову в однородную массу.
— Господа Боги! — вскричала она на пределах вежливости и тут же поправилась: — извините за тавтологию. Позволите вернуться к предыдущей теме?
— А! Точно! — хлопнул себя по лбу здоровенной ручищей седой. — На каком участке ты умерла?
— Вот зуб даю, что в стеклянных водопадах! — радостно подхватился курчавый.
— Не-е-е, водопады это мелко. Может чёрные омуты?
— Фигня! А вот...
И тут наперебой, как первоклашки, взбудораженные залетевшим в окно воробьём, грозные Могучи принялись предлагать свои варианты, выкрикивая самые нелепейшие на первый взгляд словосочетания, перебивая друг дружку, огрызаясь, толкаясь локтями и при этом просительно заглядывая в глаза третейскому судье, мол, подтверди, что я прав. Чуть огорошенная творящимся безобразием, Яританна словила себя на совершенно самоубийственном желании отвесить обоим лещей и разогнать по разным углам стола.
— Это была кровавая река, — вместо этого чётко и громко, насколько позволяло истерзанное горло, сказала она. — А теперь, когда этот принципиальный пункт разъяснён, давайте определим, почему он так важен для дальнейшего обсуждения.
На эдакое заявление курчавый недовольно скривил лицо и надул губы, становясь из грозного мужа безвинно обиженным ребёнком. Ощущение лишь усугублялось воинственно вздыбленной бородой и мясистым носом-картошкой, больше подходившим неграмотному лапотнику, чем самозваному богу. Его приятель был расстроен не меньше, но пытался сдерживать эмоции.
— Ну, а чего ты хотел от торгашьей дочки, — пожал он могучими плечами. — Знамо, о деньгах радеть будет.
— А всё ты! — продолжал обижаться инфантильный исполин, окончательно падая в глазах простой смертной. — Красивая! Здоровая! Детей наделают! Наделали ..., аж делалка отвалилась! Что толку теперь от твоей красивой? Говорил же, нужно с той генераловой сводить: там три поколения войсками заправляют. Была бы страшненькая, да при чинах, а теперь...
— Да от той генеральши он бы сам убился как протрезвел, ни одного так и не сделав! — оскорбился на такое предложение коллега.
— Трезвость — дело преходящее!
— Уи-и-и-и-и!!! — раздалось над мёртвым лесом пронзительным, но отчаянно хриплым воплем болотной выпи.
Из-за деревьев с каким-то извращённым изяществом вылетела травница, пару раз трепыхнулась для порядку и, приземлившись где-то на поверхности кроны, скрылась из виду пищащим эхом бездарно потраченной жизни. Во всяком случае, Яританна, проводив взглядом её полёт, ощутила, что спешить, подбирать слова и вспоминать методики общения с духами ей теперь попросту незачем.
Могучи и их самопровозглашённый антагонист проследили за неопознанным летающим субъектом с любопытством завзятых натуралистов. Седой даже залихватски присвистнул, оценив дальность падения.
— Давай руруков натравим! — подхватился тутже обиженный жизнью исполин, вдохновлённый появлением новой игрушки, и Танка решительно не хотела даже предполагать кем или чем могли оказаться упомянутые "руруки".
— Это же последка Шилька-трактирщика, — укоризненно покачал седой головой тот, чей уровень интеллекта определялся духовником, как "чуть более приемлемый". — Помнишь, он ещё на полыни мёд знатный гнал.
— И царских брагой палёной травил! — азартно поддержал курчавый, радуясь удачно припасненной байке. — Знатный был Травитель!
— Э-э-э, да... — хрипло протянула Яританна. — Травить это у них наследственное.
Часто, вспоминая историю собственного рода и упиваясь в мечтах былым величием и чувством собственной значимости на фоне суровой бесперспективной реальности, Чаронит совершенно упускала из виду тот факт, что далёкие предки были у всех живущих на земле и теоретически у каждого есть богатое наследие и голос крови. Осознание этого простого, но не слишком очевидного факта больно ударило по девичьему самолюбию, затмив на многовение даже мысль о безвыходности сложившейся ситуации. Яританна впала в состояние той самой меланхоличной задумчивости, что могло без постороннего вмешательства длиться часами и приводить к печальным и весьма диструктивным для конкретной личности выводам.
— Да пёс с ней! — отмахнулся седобородый. — сожрут — сама виновата: сюда своим ходом лишь некроманты ходить должны. Так вот, раз уж ты сама пришла, то, давай, сразу обсудим дальнейший план. Нам же больше не нужны неожиданности и казусы?
— Совершенно не нужны, — согласно покивал курчавый, разворачивая сотканный из воздуха голубоватый свиток. — От таких неожиданностей у нас всего три ветки на роду остались. Где это виданно!?! Позор просто. Уже не говорю, что две из них сейчас на Палящем континенте как родные, да за такими и присматривать дико, не то что словенцами называть. Толи дело ты: светленькая, мягонькая, круглая в нужных местах, а не эти доски двужильные: только и знают, что химер пасти. Скука смертная...
Из уст бессмертного Могуча такая характеристика прозвучала действительно впечатляюще.
— То ли дело с тобой! Что ни день — то катастрофа. Только и знай, что вероятности тасуй, да лазейки выискивай. Лепота! — продолжил он с умилением рассматривая потрёпанного духовника. -Только ты это, волосья опять поотрасти, а то какая из тебя баба без косы. Шлёндра беспутная.
— И вообще завязывай со всеми этими приключениями, нечего здоровье портить, хватит того, что ты в своей Академии спину гнёшь, — поддержал его второй, перехватывая призрачный свиток и вписывая в него что-то сорвавшейся с пальца искоркой. — Мы тут набросали список женихов — присмотришься, оценишь.
Перед лицом Чаронит возник скруток побуревшей кожи и самостоятельно развернулся, свесившись до самой земли. Мелкие заковыристые руны, в большинстве забытые ныне и потому почти нечитабельные, были выведены так небрежно и коряво, что выделить в этих плясках пьяной вороны строчки списка иль отдельные слова, представлялось целым искусством.
— Советую присмотреться к четвёрному, двадцать шестому и пятьдесят первому, — доверительным тоном пробасил исполин, тыкая в набор закорючек пальцем с заскорузлой кровью под корявым ногтем, так что даже, если бы чародейка и захотела прислушаться к совету, природная брезгливость ей не позволила бы.
— Вот ещё! Голодранцы! — возмущённо вскричал седобородый и затопал ножищами, от чего становилось понятно, что предлагаемые личности давно были камнем преткновения Могучей. — Предки у них хорошие, а сами дитятку толком не прокормят. Лучше сама присмотрись. Ты у нас получилась девка жадная и не глупая: бзыря да облуда к себе не подпустишь. Да и с рожи выберешь, чтоб как с той последкой не вышло, что от мужа потом к псарю бегала да заразу бестыдную подцепила.
Курчавый недовольно поджал губы, но промолчал, вынужденный согласится с железным аргументом товарища. Видать, за его любимчиками мотовсто и расточительство действительно водились, но по какой-то ведомой лишь ему одному причине на симпатии к ним такие недостатки никак не сказались.
— Эх, — потянул он мечтательно, будто уже отошёл от похмелья после состоявшейся свадьбы, — тут бы двоих-троих сразу выделить, для разнообразия наследственности, так сказать, да народ не поймёт.
— Ты мне брось, девке голову дурить! — сурово нахмурился более рассудительный Могуч. — Мужиков ему мало. Вот родит сына, тот пусть и окучивает всех вподряд, а нашей гулять нечё! Это резерв дитятям подрывает и характер мамаши портит. Замуж!
Приговор был вынесен так сурово, будто обсуждаемая всю свою жизнь только и занималась тем, что блудила с любым мужиком да обортами баловалась, чтобы родня не заругала.
— Так я ж не против, — тут же пошёл на попятный любитель человеческой селекции. — Только чтоб, сыновей минимум пятеро!
— Девку бы тоже надо, — заметил второй. — С девкой ей веселее будет.
— Может потом и девку, — отмахнулся "заводчик", — но чтоб пятеро точно. Нужно род поднимать. Помнишь то землетрясение в Зиргуе, когда разом три ветки выкосило, а четвёрную, на другой стороне моря, смыло?
Седой согласно покивал, но с присушей ему рассудительностью добавил:
— Шестерых может не потянуть. Болеет часто, да и источники сплошь национализированы, сам не подкачаешься.
— А если заменить одного мальчика на двух девочек?
— Количество от этого не изменится.
— Тогда давай двойняшками, — азартно подхватил курчавый. — Двойняшками можно сразу десяток выбить!
Его товарищ тяжело вздохнул:
— А нагрузки на спину, а уход, а кормление? Её ж придётся сразу за Князя или Царя выдавать, чтобы всех прокормить. Хотя идея, в сущности, не плохая...
Яританна Чаронит искренне полагала себя человеком флегматичным и весьма терпимым, особенно к вышестоящим и превосходящим по силе людям. К ним вообще следовало относится, как к душевнобольным: со всем соглашаться, говорить мягко и всё время улыбаться. Такой подход значительно экономил нервы и время. С превосходящими силами такого масштаба и вовсе здравый смысл подсказывал переходить в режим восторженной дурочки и пылкой обожательницы. Однако нервное напряжение последних недель в купе с недавним заплывом в крови явно ухудшили её мозговую активность, притушили инстинкт самосохранения и, в целом, завершили формирование и без того мерзкого характера.
— Господа Могучи, — проговорила она самым отвратительным из имевшихся в её репертуаре тоном скучающей королевы, в котором умело сочетались превосходство, угроза, раздражение и безукоризненная вежливость, — раз уж речь зашла о продолжении рода, то позвольте поинтересоваться, каким образом со всем этим связанны конкретно вы?
— Так ты не знаешь!?! — вскричал седобородый.
С его стороны негодовать после подобных эскапад было вполне естественно и даже педагогично, вот только содержание выраженного возмущение не могло не вызвать подозрений. Морально Яританна была готова к унижениям, угрозам и даже слабым пыткам, не предусматривающим сексуального насилия, но никак не явной обиде со стороны могучих исполинов. Внутренняя паранойя приподняла голову и настороженно зашипела, заставив девицу воинственно подобраться.
