Существо, выбравшееся на волю, еще сохранило в себе некоторые черты Гарта. Но с каждым мгновением их становилось все меньше. Жуткое неподвижное лицо было бледным до синевы, алые губы, похожие на поперечную кровавую рану, растянулись в безжизненной усмешке, открывая длинные белоснежные клыки. Желтые глаза с вертикальными зрачками не мигая уставились на вождя, все еще державшего в объятиях Викторию. Взгляд Гарта, или того, что раньше было Гартом, стремительно метнулся в сторону девушки, и она ощутила мучительный ужас. Вампир раскинул руки и медленно поплыл к ней. Его движения завораживали, лишали воли, и стоящие вокруг дикари даже не думали убегать. Они замерли, покорно ожидая своей участи. Бледные руки с длинными тонкими пальцами прикоснулись к волосам Виктории, чувственным движением скользнули по щеке, она увидела совсем близко перед собой лицо вампира и заглянула в его глаза. На какой-то миг девушка ощутила, что изнутри, из-за желтой оболочки, на нее, прощаясь, смотрит Гарт. Наваждение рассеялось, и снова перед Викторией возникло немертвое существо, снедаемое жаждой крови. Девушка зажмурилась, ожидая укуса, но его не последовало: издав омерзительный вопль, вампир схватил вождя за шею и поднял его в воздух, сжимая сильные пальцы. Дикарь захрипел, и вскоре его тело тяжело обрушилось на землю. Движения чудовища сделались стремительными: оно металось от одного воина к другому, разрывало им глотки и впивалось в содрогающуюся плоть, высасывая дымящуюся кровь. Виктория, не в силах пошевелиться, наблюдала за этим невероятным пиршеством, ожидая, когда настанет ее черед. Вскоре посреди залитого кровью лагеря остались лишь Виктория и ее друзья, вокруг громоздились горы трупов. Вампир, одежда которого сделалась красной, на миг остановился, огляделся по сторонам, и медленно, словно нехотя, двинулся к Ромке, Илье и профессору. Вдруг, не дойдя до них нескольких шагов, он застонал, болезненно дернулся и, совершив неожиданный резкий прыжок, исчез за кустами. Раздался удаляющийся шорох — и воцарилась тишина, нарушаемая только дробью, которую выбивали зубы Ромки.
— Что нам делать? — спросил у Виктории Мервин с видом человека, только что очнувшегося от глубокого сна.
— Уходите, — спокойно ответила девушка, отрубая от ближайшего дерева большую сухую ветку. — Идите на юг, ближе к утру найдите новое место для стоянки.
— Как...уходите? — не понял Илья. — А ты?
— Я вас догоню, — Виктория поправила меч, проверила, на месте ли флакон со святой водой и свистнула, подзывая серпенса.
— Но... — Илья хотел было возразить, но профессор остановил его.
— Давайте сделаем так, как она просит, голубчик. Прошу вас.
Кинув на Александра Михайловича благодарный взгляд, Виктория подожгла ветку от костра, села в седло и послала ящера в сторону кустов, в которых исчез вампир.
"Он где-то недалеко, я знаю. Он ждет меня, чтобы я могла выполнить свою клятву". Девушке казалось, что ее ноздри улавливают запах крови, и она торопилась, идя за ним, как дикий зверь по следу. Вскоре перед ней черной тенью появился небольшой лесок. "Здесь, — поняла Виктория, когда серпенс побежал между деревьями. — Я чувствую его". Она свернула направо, оказавшись на небольшой поляне. Ветка, догоревшая почти до половины, ярко вспыхнула, осветив стоящего прямо посреди поляны вампира. Он смотрел на Викторию в упор и не двигался. Девушка соскочила с ящера и вынула из ножен меч.
— Я пришла к тебе. Как обещала.
При звуке ее голоса вампир оскалился и зашипел. Виктория шла к нему медленно, не останавливаясь, сжимая в правой руке меч, в левой пылающую ветку, и неотрывно глядя в желтые, полные ярости, глаза. Каждую секунду она ждала, что вот сейчас он прыгнет и вонзит клыки в ее шею. Но вампир медлил. Казалось, внутри него шла какая-то борьба. Он то рвался вперед, чтобы напасть на девушку, то подавался назад, кусая окровавленные губы. Он протягивал руки к Виктории, потом вдруг впивался ими в собственную грудь, раздирая ее в клочья острыми когтями. Наконец, словно решившись на что-то, медленно опустился на колени и склонил голову. Виктория подошла совсем близко. На какую-то секунду ей показалось, что время повернуло вспять, исчезло мерзкое чудище, в которое превратился муж, и перед ней опять ее любимый, такой родной и привычный, Гарт. Рука дрогнула. Сверкнули исподлобья желтые глаза — и наваждение рассеялось. Ничего уже не будет, как прежде.
— Я клялась. Прости. Я люблю тебя.
Взметнулся и опустился меч, голова вампира покатилась под ноги девушки, в змеиных глазах застыла боль. Тело содрогалось в агонии, казавшейся бесконечной. Меч снова взметнулся и вонзился в грудь.
— Прости меня, любимый.
Из пронзенного сердца вверх ударила струя черной крови. Последние судороги — и тело замерло, глаза отрубленной головы помутнели. Виктория наклонилась и взяла ее в руки. Долго смотрела, потом поцеловала в холодный лоб и осторожно положила рядом с телом. Вынула из кармана флакон, зубами вытащила тугую пробку.
— Прости.
Святая вода пролилась на останки, заставляя их сжиматься и распадаться прямо на глазах, сжигая и превращая в пепел. Вскоре у ног Виктории лежала лишь жалкая горстка праха. Девушка зачерпнула горсть пепла и высыпала во флакон, наблюдая, как серая струйка течет между ее пальцами. Заткнула флакон пробкой, убрала в карман. Затем подняла с земли цепь со знаком полумесяца и повесила себе на шею.
— Прости.
Виктория вскинула голову к чужому равнодушному небу и завыла, безжизненно и жутко, как воет потерявшая волка волчица.
Глава 50
— Ты начал постигать магию природы, мальчик. Запомни: есть четыре основных источника магии: огонь, вода, земля и воздух. Все остальное — лишь их производные. Деревья, травы и цветы растут на земле, питаются водой, не могут существовать без солнца и воздуха. Они тесно связаны со всеми четырьмя стихиями, поэтому их магия так сильна.
— Почему тогда не все они обладают магическими силами?
— Ты сумел почувствовать это, молодец. Четыре стихии были всегда, именно благодаря им появился этот мир. Магией обладают лишь древние растения, существовавшие до времен.
— Ты уже несколько раз повторяла это странное выражение. Что значит "существовавшие до времен"?
— Те, что были еще до того, как в мир пришли люди.
— А что было тогда?
— Природа была первозданна, насыщена волшебством. С появлением людей она стала скрывать свои тайны. А до времен главной движущей силой в мире была магия. Ты видел дуб в Морнеметоне, под которым друиды проводят свои обряды? Как ты думаешь, сколько ему лет?
— Он очень большой. Наверное, ему лет пятьсот. Хотя не знаю, я не очень хорошо разбираюсь в ботанике.
— Я не знаю, что ты называешь странным словом ботаника, но ты ошибаешься, мальчик: этот дуб вечен, он существовал всегда. Поэтому творимая под ним волшба так сильна.
— В это трудно поверить. Хорошо, допустим, ты права. Но как же быть с этим цветком? Он распустился вчера, сегодня я сорвал его, а завтра он обратится в прах. На поляне, где он рос, еще много таких же цветов. Они не вечны, а между тем напитаны магической силой.
— Да, она передается от семени к растению, затем снова уходит в семя, и так бесконечно. Но самый первый такой цветок существовал до времен.
— Значит, те растения, в которых нет волшебства, появились позже?
— Да.
— А как насчет животных? Мой пес — источник огромной магической энергии.
— Он Кербер, эти полузвери-полудемоны тоже жили до времен. Ты даже не можешь себе представить, насколько он силен.
— Почему же он никогда не пользовался своей силой?
— Он сам не знает о ней.
— А Элоас?
— Элоас — порождение начального Мрака, она вечна и бессмертна.
— Ты хочешь сказать, что она, как дуб в Морнеметоне, существовала до времен?
— Да, и в отличие от твоего Кербера, предки которого утратили понимание своего могущества, умеет пользоваться тем, что даровала ей природа.
— Почему она служит тебе?
— Элоас не служит никому.
— Тогда почему она здесь?
— Наши пути пересеклись, поэтому Элоас рядом. Но завтра, возможно, она решит уйти, и никто не сможет удержать ее. Но я вижу, что ты хочешь задать совсем другой вопрос. Не бойся, мальчик, я расскажу все, что знаю.
— Я хотел спросить о людях.
— Тебе интересно, есть ли среди людей жившие до времен? Есть, их двое.
— Двое бессмертных?
— Двое вечных.
— Мы говорим только о происхождении мира Второй грани?
— Во Мрак люди пришли оттуда. А о твоем мире я ничего не знаю.
— И больше никто из людей ваших миров не обладает природной магией?
— Ею обладают истинные потомки существовавших до времен.
— Но ты говорила, что до времен не было людей.
— Было могущественное, великое племя магических существ. Они были почти всесильны. С помощью магических амулетов они строили великолепные города, летали по воздуху, подобно птицам, плавали под водой, как рыбы, занимались науками и искусствами. Эти существа были прекрасны: высокие, раза в два выше человека, тонкие, с огромными серебристыми глазами и белоснежными волосами.
— А что случилось с ними потом?
— Этого не знает никто, только древние человеческие предания сохранили истории о полубогах-полулюдях, которые спустились с высокой горы, говорили с людьми, а затем исчезли и никогда больше не появлялись. Во Второй грани есть волшебные горы, по легендам, это окаменевшие жилища магической расы.
— Я был там. Я видел их останки.
— Ты видел останки древних полубогов?
— Да. Я прикасался к ним, и у меня были видения о жизни этих существ, которые называли себя мелурийцами.
— Мелурийцы... как красиво звучит. Ты знаешь, что с ними случилось?
— Они слишком стремились упорядочить свою жизнь, делили свою расу на Высших и Низших, а все знания их расы были сосредоточены в магической Сфере. Высшие Посвященные были почти богами, а Низших низвели до уровня домашних животных. Возможно, за это они были наказаны: Сфера умерла, вместе с ней погибла вся цивилизация. Впрочем, может быть, это произошло по какой-то другой причине — мне трудно судить.
— Ты был там один, в этих горах?
— С моими друзьями.
— У них тоже были видения?
— Нет, это видел только я.
— Почему?
— Не знаю. А ты знаешь?
— Твои предки разговаривали с тобой, мальчик.
— Мои предки? Этого не может быть. Я пришел к вам из Первой грани.
— Не совсем так. Твоя семья служит силам Света уже тысячу лет по летоисчислению Второй грани. Когда-то к вашей крови примешалась кровь истинных потомков существовавших до времен.
— Хорошо, пусть так. Но все же я не понимаю: откуда взялись люди? Кто их создал? В моих видениях мелурийцы были поражены появлением новой разумной расы. Я думаю, это и были люди.
— Ты задаешь трудный вопрос, мальчик. Мне кажется, что люди произошли от мелурийцев. Быть может, когда-то некоторые из них ушли из своих городов и поселились в лесах. Они могли постепенно одичать и выродиться в людей.
— Странная теория. Но тогда получается, что все люди вашего мира — потомки существовавших до времен. Почему же магией обладают только единицы?
— Я говорила об истинных потомках — тех, в ком сохранилась древняя магия. Их действительно мало. Остальные же утратили этот великий дар. Истинные потомки рождаются раз в несколько столетий.
— Ты знаешь таких людей?
— Двое из них сейчас сидят у этого костра.
— Не может быть. Я не верю.
— Я не стану тебя убеждать, потому что вся твоя жизнь — доказательство этому. Вспомни только, что ты можешь видеть магию растений и живых существ.
— Значит ли это, что я тоже обладаю магией?
— Да. Просто пока не умеешь ею пользоваться.
— А демоны?
— Что демоны?
— Они тоже существовали до времен?
— Не все, а лишь самые могущественные. Древние демоны почти непобедимы, они родились вместе с миром.
— Карр'ахх тоже?
— Да, это самый сильный демон.
— Но я уничтожил его.
— Не нужно быть таким самоуверенным. Вполне возможно, что ты заблуждаешься. Демоны, существовавшие до времен, обладают невероятными силами.
— А кто создал остальных демонов?
— Людская вера и страхи.
— Эти демоны слабее?
— Они наделены лишь той магией, которую им приписали люди в своих легендах. Их породила человеческая мысль, она может их и уничтожить.
— Это не совсем понятно.
— Ты еще многого не понимаешь и не знаешь. Но в тебе скрыт магический дар, я научу тебя всему, что знаю сама.
— Зачем тебе это?
— Мне нужен ученик, мальчик. Тот, кому я передам свои познания.
— Зачем делиться ими, если ты не собираешься умирать?
— Никто не знает часа своей смерти.
— Но ведь колодец Донна дает тебе неуязвимость и вечную жизнь.
— Это так и не так. Не спрашивай, скоро ты сам все увидишь.
— Когда?
— Завтра. Завтра ты приобщишься к тайнам Морнеметона и обретешь имя, мальчик.
— У меня есть имя, данное мне матерью.
— Забудь о нем, истинное твое имя известно только Донну. Иди спать, завтра тебе понадобятся все твои силы.
— Куда ты уходишь?
— Пока тебе не нужно знать, это может лишить тебя сна и сделать слабым.
— Элоас идет с тобой?
— Да.
— Ты пугаешь меня. Что ты собираешься сделать?
— Довольно вопросов. Я ухожу. Иди отдыхать, мальчик.
Глава 51
Рамир был доволен: его планы успешно осуществлялись. Под воздействием кошмаров Алан сделался нервным, возбудимым. Теперь он часто плакал, боялся засыпать, ночью до последнего боролся со сном, таращил во тьму испуганные глазенки. А колдун, испытывая болезненное удовольствие, продолжал вмешиваться в его сны, заставляя мальчика видеть страшные картины гибели родителей. Тем не менее, его не переставала поражать сила духа ребенка: Алан все еще боролся. Он осунулся и похудел, совсем перестал есть и боялся спать, но все же в нем еще теплился огонь надежды, сознание неустанно трудилось, отделяя кошмары от реальности.
"Еще два — три дня, — думал Рамир, — и он будет готов к инициации. Только бы королева продержалась еще немного". Эти опасения были не напрасны. Черная королева превратилась в развалину. Экономя силы, она не выходила из своей комнаты и перестала вставать с кровати. Казалось, даже говорить ей уже было тяжело. Колдун старался посещать ее как можно реже, настолько тягостным было зрелище распада, настолько отвратителен запах гниющей заживо плоти.
Теперь, когда заклинание иллюзии было закончено и ждало своего часа в кабинете Рамира, у колдуна было много свободного времени. Ночью он изменял сны Алана, под утро уходил и отсыпался в своей комнате, день же был ничем не занят. В эти часы он мучился от безделья, пытался занять себя чтением или новыми экспериментами, но ничто не увлекало его. Рамира постоянно тянуло к Ане, у него появилась потребность видеть девушку, говорить с ней, слышать ее тихий голос. Но часто бывать у своей пленницы он не мог, опасаясь напугать ее своей настойчивостью. Приходилось довольствоваться часом — двумя в день.
