Старшина сам от себя не ожидал такой речи. В этот момент он просто хотел высказать все то, что у него накипело... И про невыносимую горечь от осознания того, что он тут с ними живой и здоровый, а его его отряд почти весь лег там, на холме... И про страшную жалось, охватывавшую его при виде еле передвигающихся от голода детей, жадно грызущих протянутую им корку хлеба... И про бессилие, которое он, здоровый мужик, ощущал, когда вновь и вновь слышал от разведчиков о казнях мирных жителей. Ведь это его, конкретно его, Голованко Ильи Степановича, вина в том, что враг прошел через границу.
— Не уж-то и вы не понимаете? — стукнув кулаком по толстой доске, изображавшей стол, прорычал он. — Он же нам помогает! И к черту все сомнения! Да, мы все не сделали даже четверти того, что наворотил он... Андрюхе не не то что молиться, памятник ему ставить надо! — На него оторопело уставились спутники. — Он же надежду людям дал! Понимаете — НА-ДЕЖ-ДУ! Им, обычным людям... Вон Пашке, что один как перст на свете остался; Агнешке, у которой всю семью сожгли... Их же все бросили, забыли, оставили, а он нет! Он заступился!
Люди сидели нахмурившись. Обидные слова жгли их словно жаркие угли. Все было честно! Никакой патетики. За столом звучало одно — куда же вы смотрели, где же вы были, пока ваши жены и дети страдали и умирали...
— Так, что бросьте мне это все, — неожиданно снизил накал старшина. — Ладно, думаю мы все поняли друг друга... Собрались мы здесь не для этого, — сидящие насторожились, ничего хорошего не ожидая от такого быстрого перехода от ярости к спокойствию. — Мне тут сообщили новость одну... Да, да, это он сообщил... Вокруг нашего района какое-то шевеление наметилось. Серега, клади-ка карту на стол.
Сергей, неизменный ординарец командира, вытащил из-за пазухи планшетку и выложил на доски.
— Смотрите, хлопцы, — вооружившись карандашом, пробормотал старшина. — В округе есть три крупных населенных пункта — Воложин, Уздаш и Корель, где немец начинает наращивать силы, — карандаш обвел три круга и замкнул их в треугольник. — Сюда еще позавчера подвезли почти роту пехоты. Похоже гнали на восток, а тут мы им подвернулись. Здесь какое-то отребье собирают. Говорят, наши это! Падлы! Это, кто добровольно согласился служить! Тоже десятков пять — шесть набирается... Уже не мало.
— Да, это че..., — попытался было вставить слово Семен, хмурое выражение лица которого в этот раз озарилось презрительной улыбкой. — Нас тут полком брать надо, не меньше. Да и то, если только мы все спать будем.
Остальные тоже заулыбались, видимо, разделяя высказанное мнение.
— Я бы не стал разделять ваш оптимизм, — встрял в разговор врач, до этого молчавший как рыба. — У нас много нестроевых — женщин, детей, раненных. Я бы рекомендовал избежать боя, если это возможно.
— Поддерживаю доктора, — угрюмо проговорил Сергей, поднимая вверх руку. — Здесь удобно обороняться, но это настоящий мешок. Если немчура будет действовать по-энергичнее и подтянет артиллерию, то нам несдобровать... И потом, с оружием дело обстоит не самым лучшим образом. Сколько у нас пулеметов, Сень? Три! А с ними кто обращаться умеет? Чего молчишь? Один! Один у нас толковый пулеметчик... и все! Гранат мало, а винтарей хватает, этого добра завались. Можно даже Пашу вооружить... Я вот что думаю, нельзя нам сейчас воевать. Уходить надо дальше, в другой район. Вроде там немцы по спокойнее...
— Опять, — буркнул кто-то. — Хватит уж бегать от них. Врезать им надо как следует!
— Хватит уж, врезали, — буркнул Голованко, потирая кулак. — Так врезали, что до сих пор катимся! Тут мозгом нужно думать, а не чем другим...
— Может с ним поговорить, — вдруг предложил врач, кивая головой куда-то в сторону. — Он же... Он же может такое, что..., — ему, казалось, не хватает слов, чтобы выразить то, о чем думали в этот момент многие. — Он же может их всех растоптать! Как тараканов! В пыль! Вы помните Абая? Вы же там были, вы же все видели? На нем же живого места не было... С такими ранениями не то что не бегают, не дышат! А он заткнул этот чертов пулемет в комендатуре и и потом своим ходом дошел до лагеря!
— А я смотрю, мы тут хорошо устроились, — невесело усмехнулся старшина, в ответ на такое предложение. — Чуть не дома себе выстроили, женщины..., — он яростно посмотрел на сидевшего с краю Сергея. — Сытно... А воевать за нас должен значит дядя?! Лес! Он, значит, большой! Ему можно! Та что-ли?
— Да, вы меня не так поняли, — сразу же запротестовал Завалов, взмахивая руками. — Что вы! Я же хотел сказать, что... ну, его возможности огромны. Он бы мог нам помочь.
— Он и так готов помочь. Ну, хватит, а то мы тут договоримся до черт знает чего, — скривился старшина. — Довести до остальных мой приказ — рано утром основная часть отряда выступает на запад, в сторону старых укрепрайонов. Пойдем через мцынские болота. Сергей, твой взвод останется и прикроет остальных. Есть вопросы?
Командиры подразделений зашевелились, начиная подниматься с места. Всем уже надоела это долгое сидение и, полученный приказ, был воспринят с облегчением.
— Тогда, всем готовиться! — закончил импровизированное совещание командир. — Сергей, тормозни-ка... Помнишь, Маркина, которого Пашка в секрете встретил и потом привел? — спросил он, когда все в землянке остались только они одни. — Семен? Кучерявый такой, черненький? Гнидой он оказался! Видели его в городе, возле комендатуры..., — старшина тяжело вздохнул. — Короче, вся наша схема обороны теперь ни к черту! Думать надо, что делать.
— Чего тут думать? — буркнул помрачневший ординарец. — Придется на фланги наблюдателей ставить. Вон Пашку и пошлем, пусть за дружка своего посидит там.
Через некоторое время схема обороны начала вырисовываться.
— … Здесь все равно нужно оборудовать пару запасных позиций, — тыкал пальце командир в сторону оврага. — И лучше бы пару мин поставить в проходах. Сам знаешь склоны заросли, да и на верху деревьев много. От пулемета может быть мало толку.
Карта местности, выстроенная на столе с помощью кусочков дерева, песка и десятка разнокалиберных патронов, пополнилась новым элементом.
— Командир, а эти, ну... новые с нами пойдут, или в резерв? — неожиданно шепотом спросил Сергей, наклоняясь над столом. — Если со мной, то как бы чего не вышло... Помните, как Абай то себя вел с капитаном? А у нас бой будет.
— Что ты к ним прицепился? — недовольно проговорил старшина. — Я же тебе говорил, что это наши новые бойцы и обычные советские люди, которые ни чем от остальных не отличаются. Почти ни чем... Они не подведут.
— Степаныч, а правильно ли это? — он говорил все равно шепотом. — Это же как-то нехорошо, что-ли... Были люди и тут стали непонятно кем. Чего это там он с ними делает, черт его знает. Не правильно все это, по моему! Ты сам, как хочешь, а я бы их...
— Сергей, — Голованко, смахнув крошки махорки из кисета, начал сворачивать цигарку. — Ты оглянись вокруг. Посмотри, что твориться... Идет война, страшная, беспощадная. Это настоящий лесной пожар, который никого не пощадит. От него не спрячешься за чьей-то спиной, не отсидишься в яме и погребе. Она все равно к тебе придет и схватит за шею не тебя, так твоего ребенка, твою мать или твою жену... А ты говоришь, правильно — не правильно, честно — не честно...
Наконец, не послушные пальцы скрутили небольшой цилиндрик из немецко листовки.
— Я ведь тоже часто думаю о том, правильно ли или не правильно поступаю, — задумчиво продолжил он. — Думаю, так что аж башка раскалывается... Только вот, в такие моменты я вспоминаю заставу нашу...
Он глубоко затянулся и с силой растер рукой свое лицо. Клубы дыма потянулись в сторону выхода.
— Меня командир послал с донесением, а я из леса смотрел потом..., — говорил он еле слышно. — Все они там лежали. Кто в щели, засыпанные землей после минометного обстрела; кто в окопе... Они к каждому подходили и штыком его, — еще клуб дыма растянулся в воздухе, сквозь который блестели глаза старшины. — … Он его так ткнет, а лейтенант руками схватит за штык и тянет, тянет... Понимаешь, голыми руками держит штук и упирается! Вот так вот! — здоровенные ручищи легли на стол и сжались в кулаки. — Этот скалится, падла! Смешно ему было... Он опять поднимет карабин и снова опустит туда же, и смотрит внимательно, — Голованко уже не скрывал слез. — В рану тычет и тычет... Лейтенант-то зеленый совсем, необмятый. У нас только вторую неделю на заставе. Воробышком его кликали хлопцы меж собой...
Он громко вздохнул и шавкой вытер лицо, а потом неожиданно схватил за шиворот ординарца и прошипел ему прямо в лицо:
— Чтобы больше я ни каких правильно — не правильно не слышал! Здесь тебе не детский сад! Горло должен грызть своими зубами врагу! Грызть так, чтобы кровь прямо в глотку текла. Понял?
84
Отступление 14. Реальная история.
Кинохроника допроса майора Отто Шеера, занимавшего в августе 1942 г. должность начальника 17 особого рабочего лагеря Зоны «А» Рейхскомиссариата Остланд.
Камера крупным планом показывает усталое лицо довольно молодого человека, который светлым платком вытирает струившийся с лица пот.
— Гражданин Шеер, 12 августа 1942 г. вами был отдан приказ на провести показательный расстрел жителей поселка Борки, где были обстреляны охранники вашего лагеря, — раскрывает материалы дела обвинитель — высокий мужчина в строгом темном костюме. — Вот копия приказа, здесь заявления вашего непосредственного подчиненного...
Камера отъехала чуть назад, захватив объективом большой зал с несколькими сотнями людей.
— … Команда могильщиков получила лопаты лишь на месте расстрела, благодаря чему население осталось в неведении о расстреле, — Шеер не переставая протирал лицо платком. — Расстрел начался утром, часов девять и закончился примерно к восемнадцати. Я точно не помню, сколько было уничтожено... Может 500 человек, может чуть больше...
— Раз вы затрудняетесь с некоторыми подробностями, я вам помогу, — вновь подает голос обвинитель после разрешающего кивка судьи. — Из 809 согнанных было расстреляно 705 человек, из них мужчин— 203, женщин— 372, детей.
— … Я просто выполнял приказ, — через силу отвечал бывший лейтенант. — Мой долг солдата — честно выполнять отдаваемые мне приказы. В чем я виноват? Я же старался все делать правильно...
________________________________________________________________
________________________________________________________________
Населенный пункт Корель. Самое восточное поселение рейхскомиссариата Остланд. Бывшая Западная Белоруссия.
— Господин лейтенант, Петр Краевич, охранная команда №49, — перед Отто Шеером вытянулся коренастый солдат из вспомогательной полиции. — Прибыли из Слонима.
— Располагайтесь возле церкви, — лениво козырнул лейтенант, с долей презрения рассматривая стоявшего перед ним предателя. — Скоро выступаем. Нас ждет много работы вахтмистер. Вы готовы?
Казалось больше тянуться было просто физически не возможно, но полицаю это удалось. Массивная фигура буквально устремилась ввысь.
— Охранная команда, господин лейтенант, готова выполнить любой приказ, — рявкнул он. — У нас с большевиками старые счеты! Будьте спокойны, господин лейтенант!
Махнув рукой, Шеер отпустил фахтмистра и задумался. «Отребье.., — смотрел он ему вслед. — Настоящее отребье! Фюрер был совершенно прав! Это действительно неполноценные расы, которые только занимают жизненное пространство истинных арийцев... Мы будем использовать их до тех пор, пока они нам нужны. Таких, как этот Краевич, а потом... потом...».
Лейтенант Шеер не был настоящим кровожадным маньяком, который получал от крови, пыток и смерти настоящее наслаждение. Отнюдь, нет! Просто, на все это он смотрел как на самые обыкновенные сопутствующие войне вещи. Это была его работа! Грязная, кровавая, тяжелая, но обыкновенная работа по чистке земли от неполноценных рас! И как настоящий немец, он старался делать свою работу со всей ответственностью и скрупулезностью
четко следую всем отмеченным в приказе деталям.
— Лейтенант! — громкий уверенный голос раздался над улицей. — Шеер! К майору!
Царившее на душе Отто радостное нетерпение мгновенно сменилось беспокойством. «Говорят, этот чертов Либби жуткий зануда, — поднимая пыль сапогами, он несся к дому. — Вот же послал бог командира...». Распахнув дверь, он буквально влетел внутрь, резко остановился.
— Что за вид, господин лейтенант? — прямо на него смотрели большие немного на выкате глаза. — Вы не во Франции и здесь не надо демонстрировать свой залихватский вид! Потрудитесь привести себя в порядок! Вы германский офицер, а не заполнивший эти места сброд.
Громко сглотнув, Шеер стал судорожно застегивать ворот.
— Садитесь, — аккуратно сколоченная табуретка, тихо скрипнула под его весом. — Под ваше командование переходит рота вспомогательной полиции, три минометных расчета. От себя добавлю взвод «Grunwald» четвертого батальона; там почти все ветераны французской компании, — он передвинул к нему пачку листов. — Здесь приметы тех лиц, которые должны быть взяты живыми. Слышите меня Шеер, обязательно живыми! Запомните и передайте этим недоумкам из местных, что если хоть один волос упадет с головы человека из этого списка, то виновный сильно об этом пожалеет, — майор продолжал сверлить взглядом Отто, словно его подчиненные уже провинились перед ним. — Ваше подразделение будет наступать через этот проход. Он на карте обозначен штрихами. Смотрите, здесь еще осталась заброшенная проселочная дорога с черт знает каких времен. Он конечно заросла, но минометы можно доставить без проблем.
Склонившийся над картой лейтенант делал пометки у себя в блокноте, исписывая очередную страницу.
— Вы должны создать видимость основного удара именно на этом направлении. Здесь самый удобный проход, — речь майора, несмотря на его брезгливый тон, была четкой и понятной; он все раскладывал по полочкам, не забывая даже о мелочах. — Местность сильно лесистая, пулеметный огонь может быть не совсем эффективным. И все же нужно дать больше огня, чтобы они и головы поднять не могли. Пока ты будешь давить, мои нащупают проходы с флангов..., — наконец, фон Либентштейн встал из-за стола и подошел к окну. — Кстати, Шеер, ты раньше никого не видел из этих лиц, — майор продолжал рассматривать что-то за окном. — Посмотри по-внимательнее...
Отложив в сторону блокнот, Отто взял первый листок, в углу которого была приклеена небольшая фотокарточка. Расположившийся на ней мужчина имел крупное лицо с большим носом и короткой прической. «Вылитый Бурмайер, — подумал Шеер, едва только увидел фотографию. — Еще бы эти дурацкие очки, что вечно спадали у него с ушей, то сходство было бы просто идеальным... Надо же немецкий булочник так похож на русского бандита... Может родственник?».
«Голованко Илья Степанович. Особые приметы. На вид около тридцати пяти — сорока лет. Волосы короткие, темные. Лицо круглое, нос крупный. Может носить небольшую бороду. Среднего роста — от 160 до 175 см.».
