— Это очень не дешевое дело, капитан. Где нам взять деньги?
— У самих черных зрителей, конечно! Нужно привлечь на свою сторону инвесторов из черных богачей! Они неплохо устроились тут в Америке, и даже стали считать себя ровней белым, но нужно им напомнить, что 'кровь не водица'. На отправку корабля с оружием, им пороху не хватит, но выделить небольшие наделы пустующей земли под съемки кинофильма, и репетиции фестиваля...
— Это, какого еще кинофильма? О чем вы, Адам?
— Заготовку для сценария, я готов набросать хоть прямо сейчас. Думаю название 'Ты будешь жить!' будет этому фильму в самый раз...
И на следующий час слушатели погрузились в завораживающую импровизацию их нового знакомого. Это должна была получиться история про несчастного черного подростка из бедной семьи.
"Парнишку ждет короткая и тяжелая жизнь, и скорая смерть от той же болезни, от которой умерла его мать. Ему, так обидно видеть, как белые родители покупают своему ребенку велосипед, мороженное и воздушные пузыри. Рядом с ним проходит приятная устроенная жизнь, которой лишен этот черный ребенок. Вместо мороженного, миска каши, которой ни разу не удалось наестся досыта. Временами накатывает боль, которую нечем ускокоить. К тому же, во дворах его третирует банда таких же подростков. Его гоняют везде, где увидят, и лупят, просто за то, что он попался под руку. Отнимают еду и дешевые лекарства, и орут ему прямо в лицо, брызжа слюнями — "Сдохни, слабак!". Такая жизнь кажется мальчишке адом. В отчаянии убегая от своих врагов, он, однажды, попадает на аэродром. Самолеты летают очень красиво, но важные белые мистеры парнишку гонят и отсюда. И только один старый мулат механик, пожалев ребенка, разрешает ему отсидеться в своей мастерской. Парень плачет от бессилия, и говорит, что лучше умереть, чем так жить. И еще говорит, что ему стыдно. Ведь он очень боится смерти, иначе он давно бы расстался с жизнью. Мулат успокаивает, и говорит, что нужно жить и верить в добро. Мальчик рассказывает о своей болезни, что его ждет скорая смерть, и что никто не сможет его вылечить. Даже белые врачи, услуги которых стоят очень дорого. Но старик, сердится на него за уныние, и убеждает — 'Ты будешь жить!'. В аэродромном медпункте есть обезболивающее, но оно успокаивает только физическую боль ребенка. И мулат пытатется хоть немного растормошить забитого и несчастного мальчишку. Он рассказывает ему историю про черного полководца Ганибала, который сражался против грозного Рима и побеждал его легионы. Перед мысленным взглядом юноши встают сцены похода каравана боевых слонов через горы. На следующий день он снова приходит на аэродром, и предлагает свою помощь. Мулат механик, дает ему возможность заработать на легкой работе, и платит мелкие деньги из своего кармана. Он жалеет мальчишку, и помогает тому 'захотеть жить'. Механику просто скучно, и он то и дело рассказывает подростку разные истории. Про то, как армия зулусов в Африке разбила британские войска в красивых красных мундирах. Про то, как на Ямайке черные создали свою республику. Он рассказывает о том, как черные полки национальной гвардии из Нью-Йорка защищали Францию от немцев в Великую Войну, и даже показывает парню полученный им самим французский крест. Рассказывает, как знакомый ему черный парень Эжен Бюллар бежал от преследований во Францию, и стал боксером. А потом, когда началась война, пошел в армию пулеметчиком и был ранен. Его больше не хотели брать на службу из-за ранения, и ему тоже не хотелось жить (Как и тебе), но вскоре он научился летать на самолете, и драться в небе. Он даже сбивал самолеты немцев под Верденом. Мальчишка восторженно представляет себе воздушные бои черного пилота. Очень ярко старик описывает Гражданскую войну в России, где другой его друг сражался на стороне армии рабочих и крестьян. В той истории, белые люди видятся уже не только врагами, но и соратниками прикрывающими спину черному парню. Жаль, что такое возможно только в России."
В этом месте Павла хитро подмигивает Кадору Бен Салему, чью историю рассказанную часом ранее, он не навязчиво вплела в это повествование. Зрители не спешат выражать свое мнение, и требовательно сверлят взглядами декламатора, Но Павла и не думала, прерывать свой рассказ.
"Мальчик жадно слушает эти истории, представляя себе каждую описываемую сцену. Но все это лишь рассказы о тенях прошлого. Порой накатывает уныние, и парнишке начинает казаться, что мулат все это выдумал. Он выражает своему другу сомнение, что все это действительно было. И тогда, старый механик рассказывает мальчику о том, что прямо сейчас идет война в одной далекой африканской стране, где черные солдаты защищают свою землю от бледнолицых фашистов. Он рассказывает о том, как черный генерал вел своих солдат в бой сквозь ядовитое облако отравляющих газов. И рассказывает, что уже есть люди, которые скоро победят фашистов и позволят черным жить в мире, не страдая от угнетения. Мальчик не хочет ему верить, и обижается на эту шутку. Но, старик зовет его за собой, и везет на старой машине на один совсем маленький аэродром, где угрюмый черный офицер учит молодых черных парней летать на самолете и стрелять из зенитного пулемета по привязанному к самолету планеру. Обезображенное шрамом лицо того офицера пугает, но мальчик видит, что мулат не обманул его, и потому он счастлив. Однажды он решил, что больше не хочет бояться смерти, и потому тоже поедет драться с фашистами. Парень благодарит своего друга за все, что тот для него сделал, и уходит помощником к механику на тот аэродром, где учат черных. Среди добровольцев есть несколько белых, но они не гонят его, и даже подкармливают. Мальчишка хочет летать, но пока ему разрешают только подносить детали и один раз дают почистить пулемет. Но вот, наступает момент отплытия добровольцев на корабле. Море, мальчишка увидел впервые, и он счастлив, что не умер, так и не увидев этой красоты. А прибыв в Африку, он оказывается на настоящей войне, где с неба, словно злые гарпии, падают, поливая свинцовым дождем, самолеты с белыми крестами на крыльях. Парнишка пугается первых взрывов. Ему кажется, что трехмоторные 'Савойя' хотят убить именно его. Он в панике думает, что жить даже так, как жил раньше, совсем не плохо. Но, вот, в небе появляются самолеты добровольцев, и отгоняют врага. Вокруг мальчик видит таких же, как и он обездоленных черных людей. Его болезнь куда-то отступает от своей добычи, и забывается на время. Он ходит по поселку, ему улыбаются черные и смуглые женщины и девчонки. Местные мальчишки не лезут к нему драться, а наоборот завидуют, его комбинезону механика и ботинкам. Черные дети проявляют к нему интерес. Они выглядят не слишком сытыми, и едва одеты, но ведут себя с ним вполне дружелюбно. С ним даже пытаются разговаривать, но он еще почти не знает языка. Мальчик из далекой Америки делится с африканскими детьми галетами и шоколадом, которым его снабжают пилоты. Он ведь может питаться и в столовой, а его новым знакомым на его взгляд живется намного хуже. Парень уже не хочет умереть, но хочет сражаться за их свободу. Другие добровольцы уже дерутся в воздухе, или стреляют из зенитных пулеметов по врагу. А парню приходится прятаться в траншее при каждом налете. Его бой лишь заправка самолетов, и зарядка боекомплекта. Однажды он видит, как налетевшие на аэродром бомбардировщики врага, подожгли стоящую в стороне хижину. Бомба убила маму негритянской девочки, которая до этого часто бывала на аэродроме. Она плачет и не хочет жить, так же, как еще совсем не давно и он сам не хотел жить. Парнишка застывает от узнавания ситуации и говорит ей -'Ты будешь жить!'. Он сажает ее на колени, и начинает рассказывать девочке истории, о том, как хорошо они будут жить, когда они разобьют фашистов. Рассказывает ей о школе и фильмах идущих в кинотеатре, о карусели и пикниках. Горе девочки не проходит, но она успокаивается. Ведь рядом с ней есть 'такой сильный человек, который ничего не боится'. Во время следующего налета парень видит, как очередью штурмующего полосу 'Фиата' убило зенитного пулеметчика. Он оборачивается к испуганно прячущейся в траншее девочке, снова повторяет ей — 'Ты будешь жить!', и бежит к пулемету. В последнем кадре, мальчишка, стиснув зубы, выпускает по врагу очередь за очередью. Он больше не хочет умереть, и уже не боится смерти..."
Тишина после завершения презентации сценария воцарилась минут на пять. Павла осушила свою стопку виски, и заела выпивку бутербродом с анчоусом. Народ переглядывался, и чесал в затылках. Никто не спешил высказываться. Павла удивленно оглядела задумчивые лица гостей номера. Молчание становилось тягостным.
— Друзья! Ну, что с вами? Вам не понравилась идея фильма?
— Знаете, Адам. По-моему вы занялись не своим делом. Я имею в виду полеты на истребителе. Может, вам стоит подумать о карьере писателя.
— Благодарю вас, капитан, но это предлагайте другим. Думаю, эта моя сырая идея, в руках опытного человека, вроде Пола, да и с вашей помощью, может дать очень серьезный эффект, для нашего дела. Вы ведь уже участвовали в съемках кино. Так что, поможем американским черным вспомнить, кто они есть? А, товарищи добровольцы?
— Кадор, дружище. А ты бы убежал из дома воевать за свободу, после такого просмотра?
— А ты, Пол, в этом сомневаешься? А вы друзья, неужели остались бы дома после такого?
Идея Павлы попала на благодатную почву. И поскольку времени до начала обучения в Монтгомери оставалось совсем немного, на ветерана польской войны сразу же навалилась куча новых дел. Благо французского опыта организации развлекательных полетов хватало с избытком, поэтому уже на следующий день удалось взять в аренду пару не новых двухместных аппаратов и начать марафон показательных полетов и выступлений только для черных. Причем, пока обладавший достаточным летным опытом мулат-чекист вывозил на биплане желающую полетать черную молодежь, сам капитан Моровски, в гриме 'под Робсона' демонстрировал восхищенно визжащим зрителям чудеса высшего пилотажа. Будь его аппарат подинамичней, красоты в полете бы существенно прибавилось, но наблюдателей с земли восхищал уже сам факт такого мастерства у черного пилота. На его счастье, абхазские негры-курсанты, никого не подпускали к лихо выруливавшему самолету. Единственныем демаскирующим признаком оставались светлые волосы спрятанные под шлемофоном и серые глаза, благоразумно скрытые за темными стеклами очков. А расстояние до зрителей надежно спасало пилота-лицедея от разоблачения.
Вскоре пришла пора им прощаться. Добровольцы оставались в Чикаго и Нью-Орлеане, реализовывать один очень амбициозный план. А капитан Моровски, получивший для них рекомендации от профессора Карнапа из Чикагского университета, убывал в место своей командировки — в Тактическое училище в Монтгомери. Ну, а Пол Робсон, организующий музыкальный фестиваль, пока отправил в Москву с самолетом несколько отснятых фрагментов будущего фильма и сценарий. Делать такую картину в Америке было очень трудно и дорого, но часть эпизодов с черными детьми и взрослыми удалось заснять. Кто будет дальше заниматься этим фильмом, Робсон не знал, но надеялся, что готовый фильм удастся получить быстрее, чем за полгода.
Владелец дешевенькой гостиницы, в которой новые знакомые отметили прощание, категорически не одобрил состав посетителей, и утром стребовал тройную оплату, с формулировкой 'за урон репутации благопристойного заведения'. Деньги ветеран Польской кампании швырнул ему на стойку, и в то же утро отправился на вокзал к поезду отбывающему в Алабаму...
Черновое обновление от 30.10.16 / Ракетчики и политики/ — не вычитано //
* * *
Комбриг Филин, временно командированный в Москву из секретного летного Центра 'Восход' (в который входило и подчиненное ему Ефимовское училище), мягко говоря, был не в духе. Мало того, что 'на носу' у командования Центра 'Восход' были учения двух учебных смешанных реактивных авиаполков на полигонах объекта 'Пустыня', так еще и этот срочный вызов. Комбрига вместе с тремя опытными пилотами испытателями оторвали от дел, с туманным вердиктом 'срочно прибыть для участия в испытаниях'. Неожиданности их ждали на аэродроме Щелковское. Том самом аэродроме, где до перевода в 'Восход' проходила значительная часть их летно-испытательной работы НИИ ВВС, и который был знаком прибывшим командирам ВВС, до трещин в бетоне. От специального наклонного трамплина в конце полосы этого аэродрома еще недавно отрывались рекордные самолеты АНТ-25 и новейшие тяжелые бомбардировщики. В ожидании ответов, удивленно выгнув тонкие брови, нависшие над орлиным носом, Филин оглядел других собравшихся. С другого края самолетной стоянки, на вновь прибывших столь же озадаченно глядели такие же гости аэродрома. Тут были шапочно знакомые инженеры из УПР НКВД, а также ряд конструкторов и производственников недавно закрытого Остехбюро. А также народ из ремонтных производств и испытательных лабораторий НИИ ВВС, и ЦАГИ. Старшего среди всех по званию, дивинженера Сакриера, комбриг помнил по имени отчеству, и сразу решил выяснить у того причину их вызова.
— — Здравствуйте, товарищи инженеры.
— — Приветствуем коллег-испытателей.
— — Иван Филимоныч, так это из-за тебя, нас от важных дел оторвали?
— — Нет, Александр Иванович, мы сами думали, что в этот раз ваши из НИИ ВВС чудят. У нас и у самих дел невпроворот. Пришлось даже испытания новой системы прервать. А тут секретность выше крыши, даже старые знакомые вон, глаза отводят, без команды рассказывать не хотят.
— — Так, кто же тогда нас просветит, по новому заданию? Из-за чего тут этот 'вселенский собор' созван?
— — Думаю, товарищ Давыдов (который еще не подъехал), чуть позже нам расскажет все новости. Хотя, что-то мне подсказывает, что и присутствующий здесь товарищ Вахмистров должен знать немного больше других. Но и он допрежь Давыдова, наверняка молчать будет, как красный подпольщик на допросе в белой контрразведке.
— — А, Владимир Сергеевич? Не врет нам тут, зам начальника управления вооружений РККА? Знаешь ты, зачем нас собрали?
Владимир Вахмистров, увлеченно разговаривавший с инженером Соломоном Валком, в ответ только пожал плечами. Лицо его было сосредоточенным и серьезным.
— — Не то, чтобы точно знаю, но догадываюсь. Однако, товарищи, предлагаю дождаться Давыдова. Сам ведь знаешь, Александр Иванович, каково оно поперед батьки лезть.
— — Ладно, подождем. Раньше, чем через три дня, нас все равно назад не вернут. И один час нам погоды точно не сделает.
А, слушавший этот диалог, Соломон Федорович Валк, год назад переведенный из ОКБ Минно-торпедного института, в Остехбюро (в самый разгар арестов 37-го и 38-го годов), а затем к концу текущего 1939 года оказавшийся в новом для себя коллективе УПР НКВД, скромно помалкивал. Он-то знал, что созданная им планирующая торпеда-планер ПСН-2 в конце октября была переделана под два малогабаритных ракетных мотора 'Мантия-1' (в три раза уменьшенная в размерах копия 'Кальмара-2' с тягой всего 80 кгс). И как раз на прошлой неделе, уже прошли испытания одного из вариантов 'Звена Вахмистрова', предназначенного для сброса двух первых управляемых 'крылатых ракето-торпед'. Но рассказывать детали своих работ он права не имел, хотя ему очень хотелось похвалиться, первыми успехами. Как-никак, с новыми 'турбинными ракетами' и без поплавков, его планер 1938 года, на первых же беспилотных испытаниях, сразу достиг скорости около 760 километров в час. И даже, несмотря на то, что аппарат сильно пострадал при ударе об воду, начальник УПР Давыдов сразу же признал испытания состоявшимися, и тут же распорядился заложить небольшую серию 'ракетных планеров'. Но в измененном проекте ПСН-2 (который уже получил новый индекс РПСН-3 или 'Саган-1'), место для пилота уже не закладывалось. Эти аппараты должны были иметь начиненный взрывчаткой фюзеляж, с автопилотом и управлением по радио, и слегка стреловидное крыло и оперение. И Вахмистров вместе с Валком, как раз перед вопросом Филина, обсуждали особенности подвески новых изделий под ДБ-А (3-й серии), выделенный под новые испытания. К тому же, двумя днями ранее, их обоих с Вахмистровым активно привлекали для отработки подвески ракеты Германа Оберта.
