Большинство командиров присутствовали на Совете перед сражением. Они поняли намерение Шарля, и приказы Великого Колдуна выполнялись беспрекословно.
"Хвала Богине, у меня цепкая память. Как хорошо, что Робер мне всё подробно разъяснил", — вторым планом подумал Шарль, отдавая новые приказы.
Запели тетивы луков, но в воздухе, разорванном на куски шумом битвы, их смертное пение слышали только лучники. Со склона холма, поверх голов гвардейцев, полетели оперённые молнии. Ведомые ненавистью лучников, стрелы хищно искали и находили цели. Вечное железо наконечников стрел встречалось с доспехами пиратов, и кольчуги корсиканцев не выдерживали подобной встречи.
Две сотни лучников стреляли методично и точно, словно на учениях. В попытке сломать строй пиратов бесшумная смерть искала добычу лишь на правом фланге.
Адмирал пиратов вовремя оценил опасность. Бездействовавшие, позади фаланги пиратов, арбалетчики теперь показали клыки. Над высокими щитами лучников послышалось змеиное шипение тяжёлых арбалетных стрел. Арбалетные стрелы то и дело вонзались в узкие промежутки между щитами. Лучникам приходилось отвечать, и бой всё больше сводился к перестрелке с арбалетчиками.
"Дай им насладиться предвкушением своей победы", — зазвучал в мозгу Шарля низкий голос Робера. — "Пусть упьются отравленным вином ложных надежд, пусть поверят, что победа близка — стоит протянуть руку. Тогда — бей! Но помни, малыш: промедлишь лишнюю минуту — проиграешь сражение".
Угрожающе изогнутый, вытянутый в нитку, левый фланг строя гвардейцев был наполовину истреблён. Пираты почувствовали слабость противника и усилили натиск. Левая лапа гвардейской фаланги неистово огрызалась. Широкие лезвия когтей-сарисс находили щели в доспехах, жалили корсиканцев и проваливались обратно в стену щитов. Тяжёлые, разрубавшие волос, мечи знаменитой гвардейской заточки, крушили щиты и латы и, время от времени, заставляли пятиться королей моря. Резня обходилась пиратам дорого. "Полосатые Кошки" меняли одного на двух, но строй гвардейской пехоты таял на глазах. Конец приближался. Пока пустые места в передних рядах немедленно заполнялись гвардейцами из задних шеренг. Пока...
Эрве с нарастающим беспокойством смотрел то на редеющий строй пешей гвардии, то на превратившееся в камень лицо мальчика. Легендарная стойкость "Полосатых Кошек" тоже имела предел. Гвардию сильно разбавили новобранцами. По мнению опытного военачальника, приказ об атаке необходимо было отдать сейчас же, немедленно, сию минуту! Эрве несколько раз порывался дать дельный совет юному Колдуну, но при взгляде на напрягшуюся до предела фигурку мальчика слова застревали у него в горле.
Похоже, Шарль из рода Маршан знает, что делает. "Полководец всегда прав, даже если он неправ", — частенько говаривал Робер. Пререкания в разгар битвы — мальчишка и без того едва держится, вон, как губы покусывает — могли привести к гибели армии.
Потому, обступившие Шарля, командиры молчали, ожидая приказа своего главнокомандующего. Они мысленно молили Богиню об одном — только бы заветный приказ не прозвучал слишком поздно.
Шарль опустил бинокль и досадливо вытер пот со лба. Непослушная прядь так и лезет в глаза, а-а, сейчас не до мелочей... что он совсем маленький?
— Четыре красные ракеты! Сигнал Морису! — кинул он через плечо и вновь приник к биноклю.
Четыре красные розы распустились в кристально чистом небе. Гвардейцы-техники лихорадочно завозились у пускового станка. Минута ожидания и ракеты взмыли в небо ещё раз. И ещё!
Впрочем, третий залп ракет оказался лишним. Бутоны роз распустились в тот момент, когда из леса вырвался отряд Мориса. Шесть отборных сотен "Серебряных Копий" понеслись в тыл фаланге корсиканцев.
Прямоугольное синее пятно у реки, неподалёку от места, где раскинул свой шатёр новоявленный сенешаль Прованса, — небезызвестный барон Дюранс — вдруг сдвинулось с места. Барон Дюранс осознал, нависшую над пехотой смертельную угрозу. В отчаянной попытке спасти положение великий сенешаль Прованса бросил наперерез "Серебряным Копьям" отборную панцирную конницу — весь свой резерв. Синие плащи кавалеристов герцога приближались к атакующим сотням Мориса. Сквозь стекло бинокля Шарль различил герб барона на треугольных щитах. Леопард вцепился в горло медведю на фоне замка. Знамя барона, трепещущее на ветру от бешеной скачки, виднелось во главе конного строя. А где знамя — там и барон. Получалось, что Дюранс сам вёл в атаку своих воинов. К собственному удивлению Шарль невольно ощутил нечто вроде уважения по отношению к смертельному врагу. Негодяй и зверь, каких мало — кто недавно приказал истребить целый род? — но всё же, всё же....Сейчас коннице сенешаля предстояло столкнуться с клином. Кем, кем, а трусом Дюранс не был.
Звук рога подал команду. "Серебряные Копья" описали в развороте широкий полукруг и, по-прежнему сохраняя чёткий строй, ринулись навстречу панцирной коннице. Кольчужники барона в ответ пришпорили коней, и два клубка людей и лошадей слились в один.
Мир вокруг мальчика замер. Медленно-медленно, словно нехотя, вздымались мечи. Всадники едва тащились по окроплённому кровью полю. Мучительно медленно билось сердце. Вечность проходила от одного удара до другого. Шарль мотнул головой. Наваждение кончилось.
Великий рывком опустил бинокль. Сейчас, только сейчас. Ни мгновением раньше, ни мгновением позже.
— Время! — хрипло выдавил мальчик. — Резерв в бой! Когортам Николя атаковать правый фланг. Ракеты!
В воздухе выросли и расцвели невиданные зелёные цветы.
Шарль бессильно привалился спиной к ближайшему дереву. Ребёнок безуспешно боролся с паникой. Без особого успеха, если по-честному. Отданное им приказание было последним, которое Шарль запомнил. И Мигель что-то примолк, мог бы, и сказать пару слов. Тёплых, ласковых, — он это умеет, даже на крокодилов, верно, подействует — или вразумить Великого подзатыльником. Не просить же у Виктора подсказок, хотя, похоже, придётся, стыд-то какой...
Хотя... "Резерв брошен в бой — командиру нечего делать", — припомнил Шарль слова Робера. Оставалось уповать на то, что это присловье недалеко от истины.
Три когорты, — почти тысяча пеших гвардейцев — двинулись к истекающей кровью левой лапе. Ощетинившаяся копьями черепаха, неторопливо подползала к отмеченной смертью линии противоборства. Гвардейцы сохраняли строй. За сотню шагов до изогнутой черты левой лапы запели сигнальные рожки. Копья пяти передних шеренг ожидающе опустились и гвардейцы перешли на бег. Сигнальным рожкам резервных когорт весело ответили рожки рубившихся с пиратами сотен. Большинство гвардейцев левого крыла метнулись назад, изображая панику.
Победа! Латники корсиканцев ликующе взревели и бросились вслед за бегущими, ломая этим собственный строй. Но вместо азартного преследования беглецов их ждала встреча с копейной стеной свежих когорт.
Судьба благословила замысел Робера. В короткой и яростной схватке — сколько ветеранов ушло к Единственной! — "Полосатые Кошки" прорвали железный строй доселе непобедимой фаланги. Гвардейцы прошли по трупам, не желавших показывать спины пиратов.
Тем временем "Серебряные Копья" ещё раз подтвердили свою грозную репутацию. Разбитая наголову конница герцога позорно бежала. Последний резерв объединённой армии превратился в дым. Подобно соколам, стремящимся к добыче, шесть сотен Мориса полетели в тыл корсиканской фаланги. Поставленный Робером капкан захлопнулся.
Шум боя прорезал рёв морских раковин. Правый фланг и центр корсиканского воинства попытались перестроиться в огромное каре, чтобы выйти из боя с наименьшими потерями. Однако, в этот отмеченный дыханием смерти день отменная выучка корсиканцев не спасла их от холодной боевой ярости сплочённых гвардейских когорт, спасибо за всё Единственной! И Роберу, как же теперь без него...
Попытка перестроиться превратила строй в желе — на плечах пиратов висела пешая гвардия. Страшный удар "Серебряных Копий" расколол и перемешал остатки строя корсиканцев. Пираты дрались со своим обычным упорством, предпочитая смерть плену, но строй гвардейцев сражался с толпой и пираты гибли сотнями. Короткие мечи "Полосатых Кошек" и длинные кавалерийские мечи "Серебряных Копий" собрали обильную дань.
Прикрывавшие фланги строя корсиканцев, отряды конницы герцога поспешили бросить союзников на произвол судьбы. Загоняя коней, доблестные воины герцога улепётывали во весь опор, лишь бы подальше от поля битвы.
Победа! Полная победа! — Слёзы радости подступили к глазам Шарля. Больше всего бывший послушник боялся, что слёзы прорвутся наружу. Великий торопливо сглотнул.
— Трусы! — вырвалось у ребёнка. — А ещё кольчужники называются. Так толком в бой и не вступили!
— Правильно делают, — подал голос Эрве.
— Что-о?!
— Спасают отборную конницу, — пояснил комтур. — Не в обычае провансальцев особо беспокоиться о союзниках, тем более о таких... Обратите внимание, Великий, кольчужники сохраняют строй и готовы огрызнуться при случае.
— Ты думаешь...
— Конницу так просто не восстановишь, помню, вам Робер растолковывал.
— А... ага... Всё равно я сейчас сражение выиграл, — спохватился мальчик. — Правда, Эрве? Ну, скажи, чего тянешь?
— Я не спорю, Великий.
— Только попробуй! Не мешайся, дай поглядеть...— Шарль приник к биноклю.
— Всё, тронулись и последние. Уже и строя не держат, Ловушкой здесь и не пахнет. Посылать конных лучников в погоню, Великий? — почтительно спросил Эрве.
В горле снова образовался комок, чего доброго разревёшься на радостях. Не желая выдавать себя голосом, Шарль послушно кивнул.
— Повинуюсь! — комтур тяжёлой конницы живо сбежал с холма. — Все на коней! До Роны спешиваться не будем! — закричал Эрве в отдалении.
Шарль снова поднял бинокль, жадно озирая картину победы, своей победы. Ну да, своей собственной, что бы там не думали взрослые. Он отрегулировал бинокль и вгляделся. Бинокль вывернулся из ставших влажными пальцев и повис на ремне. Мальчика передёрнуло. Не-е-ет, на т а к о е лучше не смотреть, спаси Создательница!
Жан отомщён, Мальто отомщён. Долги уплачены, хвала Единственной, не забыть бы вознести благодарственную молитву! И с утра неплохо бы помолиться, а то он бывает и забывает! И Жану напомнить, если он конечно прибудет. Робер... Шарль часто заморгал. Только бы он выжил!
Лёгкая конница ушла в погоню, и пройдут часы, прежде чем поступит первое донесение.
Великий Колдун огляделся. Его приказы явно никому не требовались. Всё совершалось как-то само собой. Опытные командиры знали своё дело и делали его хорошо. И всё-таки, выжил ли Робер? Что толку без конца терзаться сомнениями, впору уповать на волю Единственной!
— Люсьен, останешься за меня. Понадоблюсь — ищите в лазарете, — бросил Шарль заместителю Робера.
На негнущихся ногах, мальчик отправился в лазарет, навестить Робера. Шарль твёрдо знал одно — сегодня он ужинать не сможет.
* * *
* * *
Вечер победного дня догорал. На тёмно-синем бархате неба показались прихотливые узоры первых звёзд, из которых мало-помалу складывался привычный рисунок созвездий. Той же большой Медведицы и Южного Креста... ой, а это в другом полушарии! Зря он толком не учил космографию...
Мальчик сидел в седле, слегка щурясь в сторону тускнеющих огней заката. Свита и гвардейцы-телохранители молчали. Никто не смел прерывать раздумья Великого Колдуна.
К застывшей на вершине холма группе всадников подскакал Андре и весело отсалютовал Шарлю мечом.
— Эрве захватил два корабля пиратов. Остальные отчалили почти без экипажа, бросив своих братьев по мечу.
— Неплохо. Совсем неплохо, — важно обронил мальчик.
— Пленные приближённые барона сразу открыли Эрве душу. Калить железо не пришлось. Да и то сказать, лучшие погибли в бою, как и подобает рыцарям, будь они девять раз провансальцами. Дня четыре назад барон приказал благородному маркизу Манже идти на соединение с объединённой армией. Маркиз торопился на удивление медленно и предусмотрительно заблудился в собственных лесах. Но случись битва на сутки позже, воины маркиза Манже сражались бы бок-о-бок с пиратами.
— Вот как! — глаза Шарля сверкнули.
Андре с опаской взглянул на Великого Колдуна и торопливо продолжил:
— Сенешаль разбит, пираты разбиты. Ныне, благородный маркиз Манже и вожди подвластных ему племён пылают праведным гневом. Все они едины в стремлении помочь нам разделаться с грабителями-корсиканцами и узурпатором-герцогом.
— Ну, до этого ещё далеко, — не удержался Хуан.
— Завтра отряды маркиза Манже помогут нам отлавливать мелкие отряды пиратов. Охотники-южане знают все тропки в здешних лесах. Если хранитель Святыни пожелает, то вожди всех племён, подвластных Манже, присягнут на верность Богине и Колдуну уже сегодня ночью. Племена не из крупных, но всё же...
— Людей следует принимать такими, какие они есть, — повёл плечом Шарль. — Так говорил Великий Колдун Жером.
— Великий, командиры собрались в брошенном шатре герцога. Моими устами они вопрошают — почтите ли вы их пир своим присутствием?
"Другими словами, смогут ли они попировать вволю", — мысленно усмехнулся ребёнок. — Если я не приду, гвардейцам придётся разойтись после первых чаш. Что ж, битва выиграна, Робер жив...
— Да. Пригласите вождей здешних племён, недавних подданных герцога. Пусть присутствуют на праздновании нашей победы.
— Вашей победы, Великий, — адъютант поклонился в седле.
— Не подлизывайся! — сорвалось с языка мальчика. — Вот скажу Роберу... Или нет, скорее Виктору, — нашел выход Великий. — Ой! — Шарль отчаянно покраснел.
Юный Колдун оглянулся, куда девался Луи? Ах да, он сам же его отослал, нашел время...
Шарль чуть сжал бока своего коня и подъехал вплотную к Андре.
— Нагнись! — тихо сказал мальчик.
Адъютант нагнул голову и Великий зашептал прямо в ухо Андре:
— Скачи в обоз. Скажешь моему слуге, чтобы он принёс в шатёр герцога кувшин с вишнёвым соком. На пиру я буду пить только из кувшина. Держи рот на замке и поторопись.
Губы Андре дрогнули, но офицер сумел сдержать улыбку.
— Повинуюсь, Великий!
Цокот копыт коня Андре замер в отдалении.
Шарль дёрнул поводья, и Помпей шагом двинулся к реке. Конь то и дело фыркал и упрямился. Покрывало ранних сумерек милосердно скрывало ужасную картину победы.
"Опять придётся скучать на пиру. Как бы я хотел сейчас поспать!"
Пользуясь темнотой, мальчик сладко зевнул.
Слева, на голову лошади сзади, закрывая своей массивной фигурой созвездие Большой Медведицы, на сером в яблоках коне ехал Хуан. Шарлю не было нужды поворачивать голову, чтобы узнать прикрывают ли его справа. Мальчик зябко поёжился, не словить бы случайный бельт... Впрочем, на то он и военный, ведь Богиня не жалует боязливых.
Военный? Ага, ага, размечтался. Не сказать бы что-то похожее при Мигеле, живо вразумит Великого, а потом попросит прощения. М-да... Переписывать всё одно придётся или что там Мигель придумает.
Он потом всё равно отомстит. Лет в пятнадцать, не раньше, все его воспитывать норовят. Шарль закусил губу, помечтать одно удовольствие. И Жану достанется, если вернётся, ему-то там хорошо. А другие в это время сражаются... Великий Колдун, например. Даже из арбалета ни разу не выстрелил, во всём взрослые виноваты! Помолиться бы за слугу, чтоб Богиня услышала, друг есть друг. И за вредную Даниэль, за девицу в первую очередь. Или всё же девчонку, скорее пока ребёнка шкодливого, храни её Создательница. И Митра, раз она его почитает. Заказать бы кому портрет этой вредины... на картине она хотя бы помалкивает. Ну, наверное, хотя кто её знает, ведь волшебница как-никак. Девчонки они такие... такие... Шарль приосанился. Иногда даже хорошие. Надо же влюбилась как... как.... не с собой же сравнивать. И добро бы только она.
