Когда дошли до кровати, перед ней ступени прорисованы, пытались повыше поднять ноги, куратор взвыл, закусывая ладонь, я просто решила выйти, не нагнетать обстановку и прикрыла дверь.
Сидим, пьем чай.
Я бегала в комнате Тии проржаться.
Комиссия и куратор, в один голос, отлично, знаешь, давно так не веселились, улыбаются.
Вы еще не знаете, что ваше веселье заснято, посмотрим с друзьями и сотру.
А пока пойду, переход домой надо делать, старый я уже убрала из бывшей комнаты.
Тия открыла аттракцион, зовя всех по одному в мою комнату, я в это время была занята и первых попадосов пропустила, зато последних мучения наблюдала из спальни.
Я таких обиженных жизнью фиолетовых глаз, не встречала никогда, и даже смеяться перехотелось, взгляд как у ребенка, у которого отняли конфетку.
Даже стало совестно, я вышла, подала ему руку, он сам бросил на ноги заклинание сушки, огляделся и заявил, — миленько у тебя, — и погнал круги нарезать, пока опять не свалился в воду, и снова выражение обиды, вот теперь я смеялась, а он мне вторил.
Тут залетела Тия, — пошли смотреть быстрее, — и аж на месте подпрыгивает.
Ржач стоял два часа просмотра, фото куратора с закушенной ладонью оставила, подарю ему на память, сделали нарезку и особенно классных кадров, в холле повесим, одну фотку замылила, обиженного эльфа, губки рыбкой, глазки круглые и бровки домиком.
Лапочка прям.
А вообще я только заметила, он, очень красив, нереально.
Мотнула головой, все эльфы хороши собой, и фактурные, и фотогеничны.
Листья красные рябины
Улетели без следа.
Ты назвал её любимой
И остался навсегда.
(И. Резник)
Элимелюаль вспомнился.
По Дару соскучилась.
Печалька.
А потом учеба захлестнула настолько, что вечером еле доползала до дома и отрубалась.
Нагрузка пошла просто нереальная на организм.
Конец года учебного, зачет на зачете, зачетом, рефератами, докладами погоняет.
Но мы держимся. Дружною толпою поддерживаем друг друга, прошло три недели, и мы опять в ритм попали, и снова улыбались, и смеялись.
Только у Тии с каждым днем гасли глаза, я начала её тормошить, но она извинялась и убегала.
По-моему, пришло время с Дионисом поговорить, так он вроде уехал на неделю. Диоген про это вещал.
Может поэтому и подруга переживает, доходит до меня, во я жирафа.
* * *
— Сегодня варим укрепляющий сбор, не отвлекаемся, Дриа, внимательнее присмотритесь к листочкам, вы точно нужную травку собираетесь бросать? После занятия все пьем полученное, целители рядом дежурят, если что.
Юморной у нас преподаватель, мы смеемся уже над драконом, что не сварит, все от запора помогает.
Он пыхтит, как ежик, но никак не может эти две травы друг от друга отличить, а там хитрость не в листьях, а в стебельке — один толстый и жилистый, его можно чуть растягивать, второй тростинка на вид, а ломается с хрустом.
Сегодня две подгруппы на одной лабораторной, краем глаза кошу, на этот раз правильную выбрал, улыбнулась, он мне в ответ задорно подмигивает.
Делаю огромные глаза, не в ту сторону мешать собирается.
— Алена, — обращается ко мне преподаватель, — чего это вас так плющит, представили, что с этим Драконом будет, не переживайте, удобрения крайне важны для роста всего живого.
Рядом булькает Зоя.
Да, не мешает сосредоточиться, а то тоже пойду удобрения вырабатывать, но краем глаза вижу, исправился.
Наконец доварила, процедила, остудила.
Преподаватель не шутил про испытание на себе, половину отливаю в подписанную мензурку, половину залпом выпиваю.
Хорош укрепляющий, получился на диво чисто, на этот раз по телу сразу покалывание пошло, силы чуть прибавилось, в голове светлеет, понимаю — процесс бодрости пошел, замечательно, а то еще две практических на сегодня.
Глава 25
Дни утекают, как песок сквозь пальцы, через неделю начнутся экзамены.
Я живу в библиотеке, вместе со своей подгруппой, мы, как землеройки перерываем пласты знаний и впитываем, впитываем.
Про выходные не вспоминаем, на каникулах отдохнем, сейчас же важна каждая минута.
Наверное, нервное напряжение сказывается, последнюю неделю сплю очень плохо, чаще перекидываюсь в дракона, и утром с новыми силами вгрызаюсь в гранит науки.
Ребята чаще принимают укрепляющий отвар.
Трудно — да, интересно— да.
Сегодня ночь встретила меня ласково, я провалилась без сновидений в уютную черноту.
Первый раз за последнюю неделю ко мне не пришла моя подруга бессонница, и я, раскинувшись звездой сопела.
Я не видела, что вокруг меня начинают происходить изменения, если бы я знала, если бы предполагала, но от меня уже ничего не зависело.
Мерное дыхание, улыбка.
Сердце забилось, показалось, что на него одели хомут и закручивают, и заворачивают, тук-тук-тук.
Я подскочила, поняв, случилось.
Случилось страшное и уже, увы, не поправимое.
С колотящимся сердцем я вышла из дома, спала я всего часа четыре, значит три часа ночи.
Мои серебряные розы сбросили листья, которые кружились, превращаясь в пепел, я протерла глаза и по — больнее себя ущипнула, — это реальность!
Голые кусты стонали, и на одной противной до зубного скрежета ноте шептали — предал, предал, предал.
Мне стало страшно, очень страшно, не так, меня охватил ужас, всепоглощающий, удушающий, не дающий сделать вдох, не пропускающий выдох.
Слез нет, но руки мелко подрагивают.
Я просто упала на скамью, вперив вдаль взгляд.
И да, я увидела их. Его.
Смеющихся, бегущих по кромке воды.
Зеленоволосая гурия снимает мой шнурок с серебряным листиком и отшвыривает его.
Я застываю, откинувшись на спинку скамейки, я смотрю эротический фильм с участием Даргона, это не Дар, это чужой Даргон.
Целующий, имеющий женскую плоть.
Кино продолжалось часа два, мозг констатирует, лихо развлеклись, с огоньком.
— Ты меня хочешь, — шепчут её губы.
— Да,— его.
— Ты её забудешь.
— Да.
— Ты отрекаешься от неё?
— Да.
И она смеется, когда и с него, и с меня опадают браслеты.
Они бросают свои разгоряченные тела в воду и уплывают.
Вскоре их уже не видно.
Мне бы посмеяться, да как-то не весело, лысый Даргон, его волосы остались на берегу.
Мне захотелось протянуть руку и погладить их, но нет, предавший раз, предаст и два.
А вот шнурок и браслет прыгнули в мою руку по зову.
Встретил меня ты полгода назад
Мы с первого взгляда друг в друга влюбились
Всю ночь нам шептал золотой листопад
И в танце любви мы с тобой закружились
Время летит, и за ним не успеть
С тобой неразлучны недолго мы были
Эта разлука похожа на смерть....
(Стрелка)
Смерть во мне, смерть вокруг, смерть, смерть, смерть....
Серебряная смерть.
Я на автомате, подняла свой браслет с земли, бывший мой.
Соединив полоски из двух браслетов, получив один широкий, отправила его Вилентии, она старшая в роду, ей их и хранить.
Силой перенесла все лысые розы к гостевому, посадив на новое место.
К роще пристроила свои грядки с травами и заводик.
Села на землю, встала, взяв в руки иголку с ниткой, начала из куска брезента шить баул. Через край, это временный вариант, потом подберу нужную сумочку.
Пространственный карман, движением пальца сделать теперь в моих силах.
Собирала в сумку все, из подвалов, лаборатории, все подчистую, кроме кровати и остальной мебели, и нарядов, которые мы выбирали вместе, мне не нужны напоминания, я сотру воспоминания.
Но я не плачу, и не рыдаю.
Хотя не знаю, где найду, где потеряю.
И очень может быть, что на свою беду,
Я потеряю больше, чем найду...
(12 стульев)
Просто сердце застыло и душа в заморозке.
Сумку я забросила в свою комнату в общежитии, в гардеробную.
А потом, стыдно вспоминать, я все же сорвалась, нет, не плакала, я сожгла все, дом и все вокруг, до чего дотянулась, что могло напомнить о нем.
Любя не отрекаются.
Я вспомнила о хранящихся у людей монетках и листочках роз, когда стирала все записи с нашей помолвки, оставила только кадры парада, там нас не видно.
Все лепестки превратила в серебро, а на монетах я теперь танцевала одна, вскинув руки вверх. Мне некого обнимать.
А ты лысый, Запомни!
Запомни меня звездой.
Не ясной и не знакомой.
Запомни меня такой,
Как будто мы были знакомы.
Запомни меня счастливой,
Смотрящей в твои глаза.
Запомни меня не любимой...
(Александра Гребецкая)
Я больше не желаю твоей любви, она скользкая и мерзкая, я выжгла свою в душе, вырвала с корнем чувство к тебе.
И боль ушла, оставив горький привкус.
Я оказалась, все ж, ее сильней.
Я верой своей вылечила вирус,
Теперь мне не страшны и сто смертей.
(Светлана Чеколаева)
С сайта http://www.inpearls.ru/
Я сильная, за мной, моею спиной люди, вернее, нелюди.
— Да, ты права, опустилась рядом Ястра, полетаем.
— После.
— Позовешь?
— Обязательно.
Мы на утесе, над морем, на песок нет сил смотреть, поэтому новое место, камень и галька вокруг.
Вместо дома пустыня, я потом как ни будь восстановлю землю, травку посею.
Но это будет последний раз, когда я на то место вернусь, отдам дань земле и забуду.
Я преграду даже убрала, отделяющую бывший дом от остального мира.
Сейчас у меня занятия.
Меня ждут, на меня надеются.
Бом.
Бом.
Бом.
Сжав зубы, собираюсь. Выхожу с улыбкой. В нашу общую комнату.
Я из последних сил стараюсь сильной быть.
Я рада, что никто-никто не знает,
Какой в душе таится дикий крик,
Когда я широко и часто улыбаюсь.
(автора не знаю, но очень нравится)
Завариваю крепкий чай, прикрыв веки, наслаждаюсь.
Алонтия с заплаканными глазами вышла.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Ты.
???
— Я?
— Да, у меня тоже проклюнулся Дар Рамуша. Я видела твою боль и опавшие браслеты. Тогда, когда ты думала, что я обожглась.
— Почему не сказала?
— Не верила, до последней минуты не верила, — грустно, убито шепчет она.
— А кому говорила?
— Твоему деду, Дионису.
— А откуда узнали Муар и Элимелюаль?
Я теперь понимаю, почему в последние встречи они меня просили обращаться в трудную минуту.
— Не знаю, думаю, они тоже, как и я либо увидели, либо почувствовали. Они твои друзья, мы все тебе готовы помогать, только как? От душевной боли пока не придумали действенную таблетку. Мои слезы не помогут, но я слабее тебя, не могла тебя предупредить.
— Не бери в голову, я переживу эту боль, должна смочь. Пора собираться, на, кофейку хлебни.
Стук в дверь застал нас на пороге.
Куратор, отводя взгляд.
— Алена, может, не пойдешь сегодня на занятия?
— Почему?
— Тебе нелегко, мы понимаем.
— Это чтобы начали меня все жалеть? Мне не нужно такого счастья. Пусть лысый жалеет, что потерял меня, предав.
— Значит, это правда, предатели всегда лысеют. Весь седьмой курс с утра обивает пороги, прося не допускать Даргона в академию. Первым поднялся его бывший друг, как вы его зовете — Блондо кажется.
— Вот интересно, как все почуяли?
— Так там тоже с даром адепты имеются. Знаешь, Алена, мне тоже больно, а куратор их вообще слег. А ты молодец, держишься, прости, что потоптался по больному, прости.
— Да ладно, выдюжу, надеюсь, — машу рукой.
Я уже всю злость и боль выплеснула, только зачем об этом знать остальным. Хотя, что себя обманывать, она просто затаилась, укусит, когда не буду ожидать, но только своему дневнику я доверю свою тоску, обиду и слабость.
А пока.
... я не плачу, и не рыдаю.
Хотя не знаю, где найду, где потеряю.
С гордо поднятой головой я вышла с подругой и куратором.
Первый удар под дых, все Аргонцы отрезали косы, показывая, что их родственник предатель или умер, а они скорбят не по нему.
Да вот такие пышные похороны моей любви.
* * *
Меня стараются лишний раз не трогать, я ушла с головой в учебу, а на ночь пью снотворное, и конечно, медитирую.
Три дня, пролетели, как один миг.
Наконец сенсация начала сходить на нет, увидев меня спокойную, академию перестали сотрясать жалостливые взгляды и шепотки за спиной.
Все что нас не убивает...
Сердце и душа у меня в броне, я улыбаюсь, а вот смех, он сразу умирает, не успевая родится.
Еще через несколько дней до моих страданий, может, только друзьям было дело, всех захлестнули экзамены.
На нашем курсе "утопленников" нет, все справляются.
Вилентия просила встречи, я отказала.
Зачем бередить душу, мне жизненно необходимо спокойствие.
Оно и так, ох как не просто, дается.
На экзамене, в первых рядах захожу, отвечаю на автомате.
Практика аналогично, руки помнят, руки знают, мозг почти отключен.
С каждым днем мне все тяжелее, хочется, как страус зарыться головой в песок, и никого не видеть, не слышать.
Но приходится и с группой заниматься, и с куратором общаться.
Остался последний экзамен завтра.
Отвар выпила, спать.
Экзамен, радость сокурсников, я тоже улыбаюсь, завтра надо купить, наконец, вместительную сумку, да и перебрать не мешает мою самодельную.
А куда потом?
Гостевой не выход, не хочу к драконам, и к деду не хочу, потом, все потом.
Никуда не хочу.
Сегодня вечером куратор зачитает списки по специализации, я буду сама выбирать, как и три лучшие команды.
Вот и первый облом с распределением, сдали все на отлично, кого в три лучшие можно выбрать?
А я предлагала, давно это было, до моей смерти душевной, учить нас по-особому, не слушали, надеюсь, теперь то задумаются.
Горько усмехнулась, пока никто не видит.
Душа все больше ноет, стонет, сердце как не странно молчит, оно в анабиозе.
Медитация наше все, наше спокойствие, наша выдержка. Почему наше, наше, наше, эхо, это просто эхо.
Как хорошо, звезды, я могу их потрогать руками, серебряными руками.
Я не вижу, как пробивается сияние, как запутался ветерок в волосах, как оковы спадают, и в душе разгорается пламя, я как мотылек лечу согреться, ведь телу очень холодно, лютый мороз сковывает его, на ресницах заиндевели льдинки, нет, это не слезы, не слезы, нет.
Походу лимит исчерпан, я рвусь к солнцу, согрей меня, шепчут посиневшие губы, но солнцу нет дела до одинокой души.
Выпрашиваю всего пару лучиков, пусть они обнимут меня.
Постепенно я теряю над собой контроль.
Я в твоих объятьях новую сыграю роль.
Учащенный пульс помог мне разгадать пароль.
Ты же знаешь милый, между нами только боль.
Только боль.
(Out Of Space)
А навстречу мне тень и шепот, — верни мою душу, верни, сердце обмани, глаза обмани, но верни, умоляю.
— Нет у меня твоей души, и моя умирает.
Тень подходит близко, плащ укутал фигуру, с ног до головы.
— Хорошо, я оставлю свою тебе, ведь она продолжение твоей, только сохрани умоляю.
И уходит.
