— Я тоже помню свое обещание, господин, — встрял в разговор поэт, бросив на служанку презрительный взгляд.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Тусет. — Идите и прикажите хозяину прислать мне молока с медом.
Алекс подошел к Айри и что-то тихо сказал ей на ухо. Девочка кивнула и, подталкивая в спину поэта, вышла из комнаты.
— Мудрец, — проговорил охранник, подойдя к столу. — Это правда, что Сентор Касс Крумон очень богат?
— Один из богатейших людей Нидоса, — подтвердил жрец.
— Ты не мог бы продать ему кое-что?
Тусет вспыхнул:
— Забываешься? Я не какой-то купец! Я второй пророк храма Сета!
— Такие вещи какие-то купцы не предлагают, — покачал головой юноша, нисколько не впечатленный гневной тирадой господина.
— О чем ты?
— Пожалуйста, пойдем со мной, — предложил Алекс.
Заинтригованный келл с преувеличенной неохотой поднялся с кресла.
Вдвоем они прошли в комнату слуг. Молодой человек, поднатужившись, перевернул сундук с сокровищами на бок. Острием кинжала осторожно выковырял две длинные клепки. Раздался легкий щелчок. Тусет удивленно вскинул брови. Алекс снял чуть приподнявшуюся тонкую панель. И тут жрец догадался, что сундук имеет двойные стенки. Юноша поднял над головой светильник. Желтоватый, тусклый свет отразился в золотых и серебряных нитях плотно уложенной ткани.
Алекс достал сверток и развернул его. Жрец ахнул. Небесно-голубая материя, легкая и блестящая с необыкновенными цветами, вытканными серебром и золотом.
— Дыхание богов!
— Да, мудрец.
Тусет осторожно взял из рук охранника ткань.
— Я слышал, что в Амарне жрецы Пуата пробуют восстановить древнее искусство изготовления "Дыхания богов", — пробормотал он. — Но это что-то необыкновенное. Радланский шелк по сравнению с этим просто половая тряпка! Эта материя достойна самого Келл-номарха!
— Если хочешь, можешь преподнести ему подарок, — сказал юноша. — Есть еще такой же кусок за задней стенкой.
— Откуда? — вскричал удивленный жрец.
— Энохсет говорил, что отыскал это на разбитом корабле шестнадцать лет назад, — пояснил Алекс.
Тусет пощупал материю.
— Это из Уртании. Только оттуда привозили такое великолепное "Дыхание богов". Возможно, кто-то из ее жителей сумел выбраться из города, но погиб в море. А почему ты скрыл такое сокровище от меня и Нарона?
— Это придумал Энохсет, — объяснил молодой человек. — Он предполагал, что за перевозку нас до Келлуана придется дорого заплатить, вот и решил припрятать самое ценное.
Жрец аккуратно свернул материю.
— Отрежь мне кусок, чтобы можно было завернуть Книгу Сета, — попросил он. — А остальное пусть пока лежит в тайнике.
Охранник кивнул.
— Сделаю при первой возможности.
— Айри знала? — спросил жрец.
— Ей никто не говорил, — покачал головой молодой человек. — Ткань прятали мы с Энохсетом. Но она девочка умная, могла догадаться.
— Какие еще секреты ты от меня скрываешь?
— Это был последний, — улыбнулся юноша. — Я хочу, чтобы ты предложил это Сентору Кассу. Все, что он заплатит, мы поделим на три части. Тебе, мне и в приданое Айри.
— Заверни ее в полотно, — распорядился Тусет.
Они вышли из комнаты слуг. Жрец в задумчивости уселся в кресло. Алекс принес белый сверток и встал у стены, сложив на груди руки. Едва старик уложил ткань в сумку рядом с Книгой Сета, как в дверь постучали.
Пришла служанка и принесла на подносе запотевший кувшин с молоком и маленький кувшинчик с медом.
— Посмотри, как там дела у Айри, — распорядился Тусет, размешивая мед.
Юноша кивнул и направился к двери, привычным движением проверяя кинжалы в ножнах на браслетах.
Попивая прохладное молоко с медом, жрец стал размышлять. Донос Минхотепа на наместника и его придворных не произвел на старика впечатления. Воры, развратники, сквернословы, но никаких явных доказательств их принадлежности к геданам. Но вместе с письмом нидосского олигарха материалы таили большую опасность для принца Бэсаата. Если раньше не отвернут голову самому Тусету. От этой мысли стало еще тревожнее. Захотелось как можно скорее оказаться в Абидосе в своем доме в объятиях любимой наложницы. Жрец вздохнул. Алекс прав, папирусы надо спрятать. И он даже знает куда. Вот только для этого ему нужно остаться в номере одному.
За дверью послышались шаги и негромкий стук.
— Кто там? — насторожился старик.
В комнате появился улыбающийся Алекс.
— Представляю нового слугу второго пророка храма Сета в Абидосе!
Он отступил в сторону и широко распахнул дверь.
В человеке, который вошел и поклонился Тусету, очень мало осталось от жителя Милеты. Смуглая кожа Треплоса стала светло-коричневой, оттеняя белоснежную юбку, золотистые кудри исчезли под дешевым париком. Глаза были подведены, как и полагается, снизу зеленой краской, сверху темно-синими тенями.
Жрец удовлетворенно хмыкнул.
— Ты похож на келлуанина.
— Я старался, мудрец, — поклонился поэт.
— Ты видел себя?
— Нет, мудрец, — покачал головой юноша.
— Возьми зеркало на столике.
Поэт долго разглядывал себя в серебряный овал.
— Теперь тебя даже... родственники не узнают, — с улыбкой сказал Алекс.
— Лишь бы не узнали налетчики, — вздохнул Треплос, осторожно кладя зеркало на столик.
Тихо скрипнула дверь. Вошла Айри с какими-то тряпками в руках.
— Ты забыл свое платье, — с неприкрытой издевкой проговорила она.
— Оставь себе, — фыркнул поэт. — Это дорогая одежда. Я оставил за неё в залог тот серебряный браслет.
— Оно мне не подойдет, — съязвила девочка. — Я не такая лошадь, как твои знакомые... шлюхи!
Тут у Тусетра блеснула догадка, как ему избавиться от слуг.
— Вещь надо вернуть хозяевам, — со значением проговорил он.
— Но, господин, — встрепенулся Треплос. — Не кажется ли вам, что мне сейчас лучше не появляться в городе?
— Думаю, в таком виде тебя никто не узнает, — сказал жрец. — Но, на всякий случай, пусть с тобой сходит Алекс.
Охранник кивнул.
— Сорок дней со дня смерти Энохсета прошли?
— Да, мудрец, — удивленно ответил юноша.
— Тогда ты можешь смело развлекаться с проститутками, — улыбнулся жрец. — Жду вас к вечеру.
Он с удивлением заметил, как по лицу Алекса пробежала легкая тень замешательства.
— Только возьми с собой какую-нибудь безделушку, — сказал Треплос. — Одного браслета на нас двоих не хватит! "Ночные звездочки" заведение солидное, там самые искусные шлюхи в городе!
Айри презрительно фыркнула.
— Самым лучшим публичным домом Нидоса считается "Гнездо любви", — наставительно проговорила она.
— Тебе лучше знать, — с ядовитой усмешкой сказал поэт.
Девочка вспыхнула.
Треплос взял у нее платье, и аккуратно свернув, положил в сумку вместе с париком и веером. Из комнаты слуг появился Алекс. Его лицо приобрело обычное бесстрастное выражение, но старик понял, что молодой человек явно волнуется.
"Странно, как будто он первый раз идет в публичный дом? — с легким недоумением подумал жрец. — Если так, он точно не моряк!"
Синхронно поклонившись, молодые люди вышли.
"Куда бы еще отослать Айри?", — тут же забыв о них, стал размышлять Тусет.
Спускаясь с галереи вслед за беспечно насвистывавшим Треплосом, Александр с трудом сохранял невозмутимый вид. Те комплексы, что, казалось, навсегда остались за океаном, вновь вернулись, наполнив душу непонятным, сладким томлением. Он вспомнил служанку, которая разбудила его в саду Наместника, и чуть не споткнулся.
К счастью поэт ничего не замечал. Привратник в воротах проводил их удивленным взглядом. А мысли Алекса продолжали лихорадочно метаться подобно мухам над кучей мусора: "Может ну его? Я еще маленький. Мне всего шестнадцать. Даже не совершеннолетний! Какой мне публичный дом? Пусть борзописец у шлюх остается, а я где-нибудь рядом в кабачке посижу, пивка попью с воблой?"
— Пойдем большими улицами, — предложил Треплос. — Подальше, зато безопаснее.
— Тебе виднее, — пожал плечами Александр.
"А что подумает этот парикастый красавчик, если я оставлю его в публичном доме, а сам уйду? — пришло в голову Алексу. — Тусет же дал недвусмысленный приказ "развлекаться"".
— В твоей стране есть такие большие города? — обернувшись, спросил его поэт.
— Есть, — ответил Александр. — Но я в них не был.
— Я всю жизнь хотел выбраться из Милеты, — сказал Треплос. — Думал, что едва попаду в Нидос, так сразу сделаюсь богатым и знаменитым.
— Может, еще станешь, — буркнул Алекс.
Какое-то время они не разговаривали. Александр все никак не мог решить: ступить ли ему на "тернистый путь греха" или отложить как всегда на неопределенный срок окончательное "обретение мужественности"?
Видимо, долго молчать поэт просто не мог.
— Наш господин очень хороший человек.
— Угу, — отозвался Александр, терзаемый во истину гамлетовской дилеммой.
— Не забыл, что у слуги кончился траур, и сам вел идти развлекаться. С таким заботливым хозяином слугам легко.
— Угу, — промычал Алекс.
— Не знаю, как на счет "Гнезда любви", — продолжал как ни в чем небывало Треплос. — Но девчонки в "Ночных звездочках" просто красавицы! Я познакомился с их старшей. Она ольвийка, зовут Грейла. Прекрасна, как светлоокая Фрода богиня любви!
Тут он начал описывать свою знакомую с такими подробностями, что Александр ощутил, как кровь приливает к его щекам. Пьяные разговоры тонганских матросов по сравнению с речью поэта были все равно что "Веселые картинки" в сравнении со "Спид-инфо". Собеседник Алекса поражал знанием женской анатомии и цветистостью оборотов.
— Как ты попал в публичный дом? — спросил Александр, чтобы прервать этот эротический монолог.
Треплос, обрадованный тем, что ему наконец-то удалось расшевелить нелюдимого охранника, стал с жаром рассказывать:
— Не успел я пройти и ста локтей, как на меня в каком-то переулке набросились пятеро здоровых мужей.
— Пятеро? — недоверчиво спросил Алекс.
— Ну да! — подтвердил поэт с такой решительностью, что Александр сразу понял, что он врет.
— Я не владею такими приемами как ты, но кое-что умею, и троих свалил. Но меня по голове ударили, и я упал без памяти. Очнулся в каком-то дворе. Меня стали пытать, хотели, чтобы я выкрал у мага те самые папирусы...
Тут юноша запнулся и понизил голос.
— Сам понимаешь, я отказался. Нельзя столь бесчестным образом обходиться с уважаемым человеком. Тут-то налетчики и сказали, что снимут с меня кожу живьем.
— Ты испугался? — спросил Алекс, пряча улыбку.
— Нисколько! — скривил губы в гордой усмешке поэт. — Либрийские мужи не знают страха!
— Как же ты спасся?
— Я воззвал ко всем богам, — ответил юноша, устремив гордый взгляд в небеса. — И те послали мне удачу! Разбойники сели есть и забыли обо мне. Я сумел взобраться на стену. Налетчики побежали за мной! Да куда им до меня на своих-то кривых ногах. Я лучший бегун в Милете!
В это время они подошли к узкому полутемному переулку, в глубине которого что-то мелькнуло. Александр положил руку на меч. Но никто не попытался их остановить.
— Вот только я совсем не знаю города, — продолжил Треплос, когда они отошли на десяток шагов. — Они обошли меня какими-то закоулками и чуть-чуть не поймали. Я в драке уложил еще двоих. Но тут остальные повыхватывали кинжалы. С кулаками на клинки не пойдешь. Пришлось опять бежать. На счастье мимо проезжала повозка. Я спрятался в нее, а налетчики дальше побежали. Эта телега везла белье из прачечной в публичный дом "Ночные звездочки".
— И тебе там дали платье?
— Грейла оказалась необычайно доброй женщиной, — похабненько усмехнулся поэт.
— Хотя тебе пришлось оставить браслет в качестве залога? — не удержался от укола Алекс, слушая эпическую сагу о подвигах милетского Spider-Man'а.
— Я сказал, что служу у знатного человека, и у меня есть богатые друзья, — хохотнул Треплос, хитро поглядывая на него. — Ты же очень не бедный человек, Алекс?
— Угу, — согласился Александр, хотя он совсем не считал поэта своим другом.
Они подошли к высокой стене, сложенной из сырцового кирпича. Возле арки ворот поэт остановился и забарабанил по толстым, ярко раскрашенным доскам. Послышался скрип песка под чьими-то тяжелыми шагами. С лязгом открылась маленькое зарешеченное оконце, и на юношей уставилась круглая физиономия, украшенная пышными, лихо закрученными усами.
— Чего надо? — прорычала морда, обдав их острым запахом чеснока.
— Я платье принес госпоже Грейле, — улыбаясь, ответил Треплос.
— Госпожа отдыхает, — прогавкал привратник. — Приходи вечером.
Он собрался захлопнуть форточку.
-Стой, стой, — вскричал юноша. — Ты что меня не узнаешь?
В оконце вновь показались усы.
— Ну и кто ты такой?
Треплос поднял парик. Увидев тот креатив, что сделала Айри над пышной шевелюрой парня, Алекс отвернулся, с трудом сдерживая смех. Клочья криво обрезанных золотистых волос в живописном беспорядке торчали на голове юноши. "Прямо панк-рок какой-то", — подумал он, стараясь изо всех сил погасить улыбку.
Охранник, видимо, тоже заинтересовался столь гламурной прической.
— Мне не говорили, что сегодня придут шуты, — засмеялся он.
— Какие шуты! — вскипел поэт, вновь покрыв волосатое безобразие париком. — Это меня сегодня привезли в тележке с бельем! Ты еще меня поколотить собирался! Ну, вспомнил?
Привратник замолчал, приблизив лицо к решетке.
— Не похож. Тот то был либриец... а ты как будто келл.
— Он такой же келлуанин, как ты, — усмехаясь, сказал Александр. — Это просто краска.
— Точно! — вдруг обрадовался стражник, приглядевшись внимательнее. — Поэт?!
— Ага!— тряхнул париком юноша.
Стражник скрылся и тут же залязгал засовами. Открылась низенькая калитка. Треплос гордо взглянул на своего спутника.
За высоким забором располагался небольшой садик с купами покрытых цветами кустарников и посыпанными песком дорожками. В глубине возвышалось двухэтажное знание с колоннами и узкими, похожими на бойницы окнами.
— Нам сюда, — взял его за руку поэт.
Они прошли вдоль ограды, оказавшись на заднем дворе, так же засыпанном ярко-желтым, крупным песком. Здесь дымилось какое-то странное сооружение цилиндрический формы, высотой около метра с короткой глиняной трубой. Вдоль задней стены здания тянулась длинная крытая галерея.
В ее тени за низеньким столиком сидела полная женщина в коротком застиранном хитоне. Что-то мурлыкая себе под нос, она резала широким ножом капусту. На смуглой шее поблескивала ярко начищенная медная табличка, подвешенная на почерневшем кожаном шнурке.
— Здравствуй, кормилица! — громко гаркнул Треплос.
Женщина подняла изрезанное морщинами лицо и нахмурилась.
— Ты кто, и как сюда попал?
Александр заметил, что рука служанки поудобнее перехватила нож, а тело напряглось.
— Не узнала меня? — засмеялся юноша и вновь поднял парик.
В отличие от привратника, женщина сразу поняла, кто перед ней.
— Поэт! — всплеснула она руками и, кряхтя, поднялась из-за стола. — Я знала, что ты вернешься! Никто еще не отказывался от пирожков старой Маки.