То ли я чего-то не понимаю, то ли бомбы на заводе таки нет. Иначе с чего бы местным вести себя так беспечно? Похоже, день потерян впустую. Считаю минуты до захода солнца и тихо матерюсь. Седалище затекло, а мышцы ног сводит совершенно не иллюзорными судорогами. Но приходится терпеть. В любом случае, для стопроцентной уверенности надо проникать внутрь и внимательно всё обшаривать. И только если и тогда я ничего не найду, то придется возвращаться к разрытой яме и пытаться найти какие-нибудь другие следы.
Однако имеется еще одно обстоятельство, не дающее надежде помереть, откинув копыта. Надо думать, есть на небе бог, и сейчас он на меня смотрит. Или, по крайней мере, его заместитель по воспитательной работе. Поскольку я узнаю одного из подручных "пана директора" завода. Память у меня все-таки профессиональная, еще не совсем пропитая, да и соотносить фотографии с живыми лицами приучен. Я не ошибаюсь, уверен на сто сорок шесть процентов — среди тех, кто вьется вокруг директора — водитель из того самого лагеря, с которого началось мое красивое карьерное падение.
Цель в жизни — великая вещь! На душе сразу становится легко, затекшая жопа оттекает, в ногах и прочих частях тела появляется легкость необыкновенная.
Как писали в одной скучной книге про лоховатого суперагента Борна "отдых-это оружие". Оставляю на всякий пожарный камеру наблюдения, поставленную на запись, и спускаюсь на землю. С невероятным облегчением орошаю струей кусты, разминаю ноги и наслаждаюсь жизнью прочими способами. Перед ночным вторжением нужно часика два поспать ...
* * *
После пяти вечера жизнь на территории начинает замирать. Двигают по домам велосипые мужики, начальники цехов закрывают помещения. Автобус, забрав пешеходов, переваливается с боку на бок и, немилосердно попердывая глушителем, скрывается за поворотом. Чуть позже завод покидает и Хасан на своем БМВ. На этот раз не просто так, а в сопровождении охраны. Вскоре за черным "немцем" ковыляет по колдобинам большущий сарай на колесах — старый и хорошо побитый жизнью "Ландкрузер". Похоже, что басурмане решили заняться культурным досугом и направились бухать. Ну а толпой — потому что бедного чечена всяк обидеть норовит.
К тому времени, когда солнце касается верхушек сосен на заводе остаются только охранники. А точнее — сторожа, причем, даже на мой взгляд с дальнего неудобного дерева — ленивые и тормознутые. Причина беспечности открывается почти сразу. Заросший черным дурным волосом бородатый обормот в грязном камуфляже, проводив хозяина, медленно идет на задний двор. Округа оглашается заливистым лаем, и на площадку за воротами вылетает стая собак. Вот, наконец-то вижу правильный подход к охране объекта. Не сравнить с Котельниковым. Хотя...
Присматриваюсь и с трудом сдерживаю смех. Это каким же надо быть придурком, чтобы использовать для охраны стаффордширских терьеров? При всей своей повышенной злобности, стаффы — собаки бойцовые. В отличие от настоящих "сторожей" — ротвейлеров, доберманов и овчарок — на службу им лапу задирать с высокой колокольни. У них приоритеты совсем другие. Так что для меня такие собаки упрощают задачу по проникновению, а явное отсутствие сигнализации делает ее предельно легкой. Но для этого необходимо посетить ближайший "населенный пункт сельского типа".
Велосипеда у меня нету, поэтому снова приходится добираться транспортом модели "пешкарус". Господи, как же мне надоело бродить... да и дыхалка снова напоминает, что бухать вредно. Зато хоть размялся.
К заводу возвращаюсь через час, под мышкой жалобно поскуливает необходимый для нейтрализации стаффов лопоухий "приоритет". Пробегаю вдоль забора, отыскав место, где между плитами зияет довольно широкая щель.
Привязываю пёсика к железной проушине и несильно дергаю его за хвост. Визга, который он поднимает, достаточно, чтобы перебудить всех собак в округе. Вскоре за забором слышится рык, сопение и клацанье зубов. Щель узка, чтобы туда протиснулся взрослый пес, но слишком велика, чтобы тот не мог не учуять чужого. Так что повозятся собачки, пока глотки не сорвут. Ну или пока слабо затянутый узел не развяжется, и пёсик не сбежит домой, собирая ушами будяки и остальной чертополох. Жаль безродную псину, что польстилась на консерву из моего тактического пайка. Но тут уж не до сопливого гуманизма.
Я заранее прикинул, какой участок стены не просматривается ни из сторожки, ни из администрации. Не теряя времени, бегу к заранее намеченному месту.
Щелкает фиксаторами раскладная "кошка", и я забрасываю ее за край забора. Дергаю за реп-шнур, вроде как засела надежно — выдержит. Толстенные узлы навязаны заранее, и я взлетаю по импровизированной лесенке за пару секунд. Оказавшись на другой стороне, отцепляю "кошку", зацепившуюся одной лапой за бесформенную железобетонную глыбину, прислоненную к стене. Собаки так увлечены препирательством с жалобно скулящим "приоритетом", что на мое шебуршение не обращают ни малейшего внимания.
В сторожке мелькает свет — ее обитатель плюет на должностные обязанности и пялится в телевизор. Занимаю позицию за углом, и жду, когда-же наконец сторожу надоест слушать лай собак, и он выскочит наружу. Но в мои планы вмешивается случайность — за забором мечутся фары и доносятся требовательные гудки.
Дверь сторожки распахиваются. Молодой чечен, застегивая на ходу молнию ветровки, бежит к воротам. Во двор въезжает давешний "крузак". Похоже на возвращение настоящей охраны. Радуюсь, что дождался ночи, а не полез в сумерках. Теперь у меня и потенциальных языков больше, и на отход времени хватит. Ну и транспорт сами пригнали. Шесть кэ мэ, это, конечно, не так уж много, но ведь и не так уж мало.
Раскрывается задняя дверь джипа, оттуда вылезают два чеченца, и, сопя, начинают выволакивать из салона отчаянно сопротивляющуюся девицу в разорванной блузке и юбке, задранной до трусов. Выходит третий, вертя в руках ключи. Вот же блин, только людей профессионалами посчитал, засомневался в собственных силах, прикинул, что бить их тяжелее будет... А они-то, сволота, в село за девкой катались. Что ж, тем проще.
Взвожу оба пистолета. Достаточно длинный ПБ засовываю сзади за ремень. ПСМ кладу в карман куртки. И выхожу в свет.
Мое неожиданное появление никого не пугает, и даже не особо удивляет. Ну что же, щас кто-то убедится, что рановато себя хозяином жизни посчитал!
— Ты кыто?! — по-бараньи пуча глаза, с характерным акцентом спрашивает тот, кто был за рулем. Похоже, что старший среди абреков.
— Брат её.
Теперь на меня таращатся все трое. Даже девица, и та прекратила хныкать и прятать в остатках разорванной блузки сиськи, уставившись на меня непонимающим взглядом.
Старший еще не успел задаться вопросом, откуда здесь вообще взялся брат местной шалашовки и как он оказался внутри, а потому настроен благодушно.
— Слюший, брат, давай вали отсюда, да? Сама в машину сэла, сама дэньги взяла...
— Ты чито, не понял, казлина?! — один из подручных двинулся ко мне, вытягивая из плечевой кобуры пистолет, демонстративно, врастяжку. Наверное, ему кажется, что это выглядит страшно и круто.
— Бират...! — цедит он с презрением.
Расслабленные придурки. Зажрались на сытных украинских харчах. Перестрелять бы их прям здесь, но информация нужнее. Волшебный эликсир КС уже израсходован на Берковича, поэтому нужного эффекта придется добиваться старыми испытанными средствами.
— Не брат ты мне, гнида черножопая! — не слишком логично, но в рифму цитирую я классику. И начинаю работать.
Нырок влево и вниз. Перехват руки, удар под локоть, перехват кисти и заворот газовика к лицу владельца. Резким тычком, кроша зубы, загоняю ствол в широко раскрытую от удивления и боли пасть. И помогаю волосатому пальцу выжать спуск, предварительно не забыв сам открыть рот — для уравновешивания давления на слуховой аппарат. А то так и самому оглохнуть недолго.
Выстрел, особо если холостой, или, как сейчас — газовый, производит головокружительный эффект. Чеченец подламывается в коленях и падает навзничь, мелко загребая ногами. Из разлетевшийся головы течет кровь пополам с мозгами. Мерзкое зрелище. Еще и глаза, вылетевшие из орбит...
Вообще, редко удается сработать так красиво и эффектно, как сейчас. Хорошо вышло, прямо, как в кино. И главное — эффект именно таков, как я и задумывал. Порешить носорога можно было, конечно, и не так понтово, но здесь главное требование, как для голливудского режиссера — правильное воздействие на благодарную публику. А оно, то есть воздействие, налицо.
Все вокруг цепенеют. Перепуганные охранники смотрят на меня с таким ужасом, будто я материализовавшийся из воздуха Фредди Крюгер. Кто-то шумно портит воздух... Ну что, кто не спрятался, я не виноват. Носок ботинка с размаху въезжает водителю в пах. Тот начинает складываться с легким шипением, похожим на свист спускающей камеры. Похоже, не видать ему больше радостей активного секса ... Третий наконец отпускает онемевшую девку и тянется к поясу. Пора заканчивать дрыгоножество и рукомашество.
Выдергиваю из-за спины ПБ. Хлопок. Парень хватается за простреленную ногу и падает на землю. Похоже, он не только тормознутый, но и чем-то обдолбаный. Только под кумаром можно так наплевать на рану.
Ну куда ты руки тянешь, придурок?! Теперь у тебя и плечо прострелено...
Третий сторож подпрыгивает и, буквально развернувшись в воздухе, пытается удрать. Догоняю в два прыжка. Кулаком по затылку, и чечен кувырком летит на землю. Мы не в фильме, чтобы полчаса мудохаться!
Слышу приближающий лай. Ну, говорю же, дурные псины! Кавказец бы по-пластунски подбирался, чтобы в горло вцепиться, причем молча. Из-за угла с ревом вылетают три стаффа. Облаивать подходы к территории они не станут, но незнакомца могут порвать на раз. Пистолет дергается в руке. Шлеп-шлеп-шлеп. Простите, звери, вы тут точно ни при чем. Но мне моя жопа нужна не порванной в лохмоты. Она-то у меня своя личная, не казенная.
Теперь немного потаскаем тяжести...
Труп, из которого уже ничего не течет, валяется на полу в сторожке, указывая четким следом содержимого головы, каким именно путем я тащил жмура. Трое еще живых вайнахов, таращась, будто обосравшиеся собаки, сидят вокруг, примотанные скотчем к стульям. Немного пришли в себя и, судя по мордам, явно желают мне скорой и мучительной смерти.
На деревянном столе, застеленном грязной клеенкой, аккуратным рядком выложено трофейное оружие — газовики, разболтанные ножи-бабочки, пара кастетов и прочий хлам, годный только пугать пацанов в деревнях. Начинаю чувствовать себя заправским бандитом с большой дороги, поскольку мой запас снаряжения и оружия пополняется главным образом отъемом у владельцев. Снимаю перчатку и пробую пальцем лезвие — клинки туповаты, не точены. Сколько раз уже замечал — в массе своей кавказцы холодняком помахать любят, а вот ножевой культуры у них совсем нет.
В сарайчике среди метл и лопат скулит запертая селянка. Ей-то ничего не грозит, но, скажу честно, после такого представления на ее месте тоже бы поскуливал. Ну то пущай. Будет в следующий раз думать, к кому садиться.
Надеваю перчатку, оценивающе смотрю на клиентов. Те по-прежнему пытаются хорохориться, но на свежий труп под ногами изредка косятся. Коситесь-коситесь. Как работать с вами, я знаю. Опыт есть. Главное, без ненужного гуманизма и с учетом национальной специфики.
Начинаю со старого знакомого. Отлепляю скотч с пасти, тычком в ухо пресекаю матерную тираду. Он корчит страшную рожу, но орать прекращает.
— Поговорим?
— Нафуй пошел, билять, урус ипанный! Я маму твою ипал!..
— Да, и мой дом труба шатал. Ну, как скажешь, — пожимаю плечами и захожу крикуну за спину. Не стоит портить зрелище остальным. Водитель продолжает изрыгать потоки брани. Я киваю и беру со стола один из трофейных ножей.
— Это тебе за маму, и за трубу тоже.
Тут главное — не ужасная физиономия или дикие вопли палача, а образ страшной неумолимости. Давным-давно сказано и писано умными людьми, что человека с менталитетом крестьянина больше всего пугает именно несуетливая, расчетливая жестокость бездушного механизма. А эти козлое... то есть козлопасы — как раз те самые "крестьяне", в плохом смысле слова. Дети гор...
Кожа долю секунды сопротивляется тупому клинку, но я и не спешу. Хорошо, что здесь звукоизоляция на совесть сделана. Видать, чтобы шумные забавы не афишировать. Крик от боли и удивления переходит в хриплые булькающие вопли. Сейчас ему уже совсем не весело. Да и его коллегам по несчастью — тоже.
Хоть я и стараюсь быть максимально отстраненным и собранным, но темная волна ярости буквально захлестывает разум. Вот тебе, тварь поганая, за все, что ты в своей паскудной жизни наделал. На государевой службе не удалось встретиться, как положено, ну хоть так справедливость восстановлю.
Хорошо хоть Мила не видит, что может сотворить ее спаситель и защитник. Есть вещи, которые детям не только видеть — знать не следует.
А вот этого не надо! Выдумал тоже мне, блевать с заткнутым ртом, соседушка! Не нравится, когда вашему глотку перепиливают?!
Сдергиваю с щетинистой морды липкую ленту и отскакиваю в сторону. Кислая струя бьет под ноги. Надо же, нежный какой...
— Как зовут? — железо куют горячим, а языка допрашивают, пока пребывает в расстроенных чувствах. Этот, судя по безумному взгляду, расстроен самым правильным образом.
— Ру-рустам... — лепечет моментально растерявший наглость джигит.
Ну вот и славно, отвечает, уже легче и веселее.
— Рустам, а расскажи, где то, что мне нужно?
— Не знаю... Не знаю!
Cторожа я изначально считал расходным материалом, поэтому на его незнание не обиделся. И ушел второй абрек в край нетронутых овец легко и безболезненно. Относительно, конечно.
Последний оставшийся в живых, судя по судорожно дергающемуся кадыку, расширенным от ужаса глазам и мокрым штанам, вполне готов к откровенному, вдумчивому мужскому разговору. Поговорим, для того и жив еще.
Скотч отрывается со смачным "хляяп". Чеченец дергается от боли, но грозиться всевозможными карами не спешит. То ли умный и понимает, что бесполезно орать. То ли настолько меня боится, что язык проглотил. Надеюсь, что первый вариант...
— Нэ убивай, все скажу, брат! Все-все скажу! — говорит быстро, захлебываясь, но умеренно тихо и без брани. Значит, соображалка работает, готов к диалогу.
Усаживаюсь на стол.
— Ну?
— Сам Джамаль прыезжал!
— Который именно? — туманно уточняю я, пытаясь вспомнить, не проскальзывало это имя по ориентировкам.
— Амир! Полевой командир! — торопливо поясняет собеседник. — С муджахедами приехал. С ними еще русский был. Не воин, нет! Инженер какой-то! Нас всех выгнали, сказали, что так надо! Завод оцепили, нас не пускали! Потом американский грузовик пригнали, он сегодня ночью уехал! И Джамаль с муджахедами уехал!
— Куда уехали?
— Не знаю, не говорили они!
Очевидно, сообразив, что, став неинтересным собеседником, он тоже получит ножом по горлу, бледный и потный от страха чеченец добавляет:
