Привычное лицо вдруг стало стремительно становиться прозрачным, сквозь него проступали совсем другие черты, красивые, тонкие, наконец лицо Эрниты исчезло вовсе, а был — этот, с огромными, невозможно притягивающими глазами неуловимого цвета, и сразу приходило на ум: крылатые глаза...

Через мгновение он уже снова поставил ладонь перед собою, и и видение исчезло. Перед королевой снова был её верный слуга.

— О Эру, — прошептала Мириэль, чувствуя, что ноги отказываются ее держать. Она отступила на пару шагов, рукой нащупала спинку кресла... опустилась в него, едва не сказать — упала. — Враг Мира... да... теперь я понимаю...

Он в одно мгновение оказался рядом, подал ей воды. Ни намёка, ни отсвета от того, что только что было... ни во взгляде, ни в движениях...

-Понимаете — что?

— Как ты сумел их увлечь, — ответила она одними губами. Сердце все еще гулко колотилось в груди, хотя уже начало успокаиваться.

Мириэль отпила воды, глоток, потом другой, пока не опустошила весь стакан. Она только теперь ощутила, как ей хочется пить.

Он чуть улыбнулся, подошёл к окну, вглядываясь в ночь.

-Если переворот будет не сегодня, — сказал он, — то, скорее всего, в ближайшие дни. В дальнейшем мы не сможем больше беседовать — вот так. Я буду поблизости, но не стану приближаться к вам, как и положено вашему слуге Эрните... это ничего не меняет. Если только не в эту ночь...

— Скорее всего, они просто придут... — проговорила Мириэль, — просто придут, возьмут меня и... — она сглотнула, — и поведут в Каземат. Перебив вначале всю охрану... Ты сможешь помешать им? Но — так, чтобы твоего присутствия не опознали?

-Да, — коротко отозвался он, не оборачиваясь. — Не здесь. Раньше. Я слежу сейчас за всем дворцом...

— Это хорошо... — она замолчала, закрыв глаза. — Послушай, Мелькор... Ты тоже считаешь, что они не оставят в покое Нуменор? Зачем им нужна война? Я не вижу смысла в их действиях.

Мелькор обернулся, отошёл от окна. Уселся в кресло возле королевы.

-Мой противник — не Курумо и не Манве, королева. Мой противник — Эру, и он добивается Дагор Дагоррат, чтобы окончательно взять в свои руки Арду. Нет, в отношении Курумо я не снимаю с себя вины, но... я всё-таки его знаю, и он... это мой фаэрни. Слишком похоже...

Он вдруг замолчал.

— Фаэрни, сотворенный, — повторила Мириэль. — Это я уже знаю. Но Эру — далеко, а здесь — двое майар Тулкаса и Курумо. И я не знаю, как быть.

-Отправить их в Аман, — пожал плечами Мелькор. — Другого пути я не вижу. При всех их стрелах с наконечниками из "огненного железа" они ничего не смогут сделать. Надо выманить их отсюда, чтобы не пострадали люди... дальнейшее — моё дело.

— Как же ты отправишь их в Аман? Убьешь? Развоплотишь?

-Майар Тулкаса — да, развоплощу, им нечего делать в Эндорэ. А вот Курумо... — он на мгновение замолчал. — Мне нужно проверить. Если я прав, и если он — изначально из-за моей ошибки — стал лёгкой добычей Эру... вы знаете про Хэлкара, ведь так?

— Отступник, перешедший на сторону Врага, ставший одним из Кольценосцев. Знаю, конечно.

-Я имею в виду не только это. Ещё в детстве его душу сожгли, а самого сделали орудием воли Эру. Об этом, думаю, вам служители Эру не рассказывали. Так?

— Об этом мне ничего не известно, — осторожно сказала Мириэль.

-Есть такое дело, — Мелькор как-то совсем по-человечески откинулся на спинку кресла. — Этот путь разрушения и смерти, отсутствие чувств... У Курумо то же самое. Слишком похоже... Гортхауэр сумел вытащить на поверхность в слепом орудии — душу, здесь же не только слепое орудие: здесь есть и моя вина... И вина эта велика. Представьте себе: вы очень любите кого-то, и вот — вы совершаете ошибку. И за это тот, чьё слово вам дорого... говорит вам то, что он по этому поводу думает. Больно? Да. Обидно? Да. Вам думается, что несправедливо? Конечно. И когда душа захлёстнута обидой, ревностью, болью, её так просто поймать и направить... она даже и сама не заметит, что подверглась чужому влиянию, примет эти мысли за свои и бросится выполнять. Дальше было только хуже. В Валиноре я видел в нём проблеск чего-то прежнего, но... там уже я не мог вынести его вида, не смог говорить с виновником первой войны.

— Первой войны... — повторила Мириэль. — Да. Я понимаю. А скажи, вот так — сжечь душу — можно с любым человеком?

-Нет, — сразу сказал Мелькор. — Точнее, попытаться можно — с любым, но что получится? Если у вас сильная воля, если в вас силён внутренний стержень, тот самый Истинный Свет, в который вы верите, — вас можно будет только сломать, но не сломить. Вы не станете орудием — ни в чьих руках, ни при каком давлении. Вы, скорее, умрёте...

— Удалось потому, что Хэлкар был ребенком, — произнесла она. — Понятно... Служители Эру утверждают, что гнев его может обрушиться на весь Остров. Гнев за союз с Мордором — если я отважусь на это.

-Гневом Эру называли Валу Тулкаса, — Мелькор чуть улыбнулся. — Эти — не обрушатся, потому что я закрыл путь в Валинор. Тем более, что, думаю, Феантури знали о том, что я свободен, с самого начала... потому и отпустили сюда Алатара и Палландо. Намо умеет хорошо говорить... Как знать, не происходит ли сейчас то, что я собираюсь сделать здесь с майар, в Валиноре с Валар. Было бы неплохо...

Лицо его омрачилось: он явно что-то вспомнил.

— Что же у нас впереди? Союз Света и Тьмы? — она запнулась. — О чем ты думаешь?

-Так, — он жестом словно отмёл что-то. — Вспомнилось — когда я наконец пришёл в себя и понял, где я, и что произошло... Между прочим, к вам гость. Останавливать его не буду, — он один, и... в смятении. Я буду слушать.

— Да? Ну что ж, он, верно, сейчас подойдет... — Мириэль прошла к двери, прислушалась.

Мелькор скрылся за дверью, ведшей в соседнюю комнату.

Шаги в коридоре приближались, — стремительные и всё же тяжёлые. Наконец — в дверь осторожно постучала камеристка.

-Ваше величество, лорд Эйранель просит вас об аудиенции... в этот час... вы примете его?

— Пусть войдет, — коротко ответила Мириэль и, проведя руками по волосам, уселась в кресло.

Эйранель появился через полминуты. На лице его, обычно спокойном даже в самые тяжёлые минуты, было напряжение, он никак не мог заставить себя посмотреть королеве в глаза... Склонился в глубоком поклоне.

-Ваше Величество, вы позволите?

— Я уже позволила тебе нарушить свое уединение, — ответила Мириэль. — Что заставило тебя прийти в столь поздний час?

Он очень глубоко вздохнул.

-Ваше Величество, простите мою дерзость, но... Я имею сведения о том, что готовится переворот. Вы будете арестованы по обвинению в связях с Мордором и отправлены в Каземат, далее вас будут судить, и новый король вынесет вам приговор.

— И новым королем будешь ты, — холодно сказала Мириэль. — Мне известно все это. Что-нибудь еще, Эйранель?

Эйранель внезапно опустился на одно колено.

-Спасайтесь, королева, — взволнованно и глухо сказал он. — Пока ещё есть время, бегите. Оно пока ещё есть.

— И это предлагаешь мне ты? — она поднялась. — Почему? Ты ведь с теми, кто жаждет моей смерти. Что заставляет тебя предупреждать меня?

-Они не нуменорцы, — так же глухо ответил Эйранель. — Они не были здесь, они не видели Ар-Фаразона... не знают вас. Я не хочу для вас такой участи. Бегите.

Она отвернулась; порывисто вздохнула. Прошла до окна...

— Я не стала бы спасаться бегством, даже если мне угрожала бы смерть. Но не так-то просто исполнить то, о чем мечтают твои покровители. У меня есть собственные средства обеспечить себе безопасность и удержать власть в Нуменоре.

На Эйранеля было тяжко смотреть: он как будто с каждым словом королевы терял надежду.

-Ваше Величество... не разочаровывайте меня, прошу вас. Они говорят, что вы в союзе с Мордором, что вы тайно отреклись от Света, отринули Эру... Сейчас вы подтверждаете, что вы действительно в союзе, что оттуда вас поддерживают...

— А тебе не приходило в голову, что именно эти пришельцы желают привести Нуменор к гибели в бессмысленной войне, и именно они прячут черноту души под белыми одеждами?

Эйранель горько усмехнулся.

-Не гибели Нуменора, но гибели Врага они хотят... Вы были моей королевой все эти годы, что провёл я в добровольном изгнании на материке, когда приходилось воевать — я воевал не за Ар-Фаразона: за вас, и вас образ был для меня символом Нуменора, символом родины... Сейчас вы предали всё, за что мы стояли раньше вместе.

— Ты скор на обвинения. Гибели Врага им не добиться. Зато на этом пути они приведут к смерти десятки тысяч нуменорцев. Твоих товарищей, Эйранель. Твоих друзей, тех, с кем вместе ты провел долгие годы на материке... Готов ли ты принести их в жертву жажде крови этих "посланников Света", о которых я уверена, что они сами — предатели Эру?

Эйранель покачал головой.

-Они предупреждали, что вы будете обвинять их. Они... они знают, что я пошёл сюда, и сейчас вы обвиняете сами себя... Я прошу вас: уезжайте. Вам дадут эту возможность, если вы покинете Нуменор — сами и немедленно. Если нет — тогда... то, что я сказал. Каземат и суд.

Он выпрямился.

-Я не хочу судить вас, поймите!

— Нет, — Мириэль, доселе стоявшая, опустив голову, резко выпрямилась. — Они сами покинут Нуменор. Я изгоню их отсюда. На Острове не могут быть две власти, и я не потерплю, чтобы самозванные пришельцы оспаривали мое право владеть родиной. И если ты, Эйранель, не отринешь их ложь — покидай Нуменор сам.

-В чём — ложь?

— В том, что война необходима Нуменору! В том, что невозможен мир между землями Эндоре и Островом! В том, что нужно уничтожить нашу армию под видом борьбы с Тьмой, тем самым сделать Остров их беспомощной добычей!

-Вон как, — Эйранель даже усмехнулся. — Значит, Курумо просто мечтает уничтожить Нуменор руками Саурона, отдать ему Остров? Честное слово, до такого я бы никогда не додумался.

— Курумо мечтает отомстить брату, — глухо сказала Мириэль. — И ему безразлично, что эта месть будет стоить жизни десяткам тысяч наших людей.

Эйранель встал, отошёл к окну.

-Вы заговариваетесь, королева. Вы повторяете не свои речи, не свои мысли... я не представлял, что увижу такое собственными глазами.

Она усмехнулась и подошла к нему. Положила руку на плечо.

— А ты, Эйранель? Раньше ты умел думать сам — за это я и ценила тебя. Что же теперь ты лишь слепо повторяешь речи Курумо?

-Но ведь он же сказал правду, — тихо ответил Эйранель. — Вы действительно в союзе с... с Тёмным.

— Союз, согласованность интересов ради блага страны не означает подчинения.

-И вы одобряете все их дела, вы простили их войны, в которых когда-то эльдар Эндорэ просили у нас помощи? Вы одобряете те искажения, которые они проводят в отнощении людей? Вы согласны разрешить их учение, поклонение Мелькору?

— С чего ты взял это, Эйранель?

-Союз предполагает не-вражду, предполагает общность интересов, взглядов, морали, наконец... А вы — в союзе со страной, у которой на службе искажённые эльфы: орки. Значит, вы одобряете это.

— Союз здесь предполагает отсутствие военных действий друг против друга.

-Но остальное, остальное! Вы считаете это всё — правильным? Или просто пытаетесь закрывать глаза?

— Причем здесь — это?! Но война с Мордором сейчас будет означать крах Нуменора, это данность, на которую закрывать глаза можно лишь до тех пор, пока на залитой кровью наших воинов земле не останутся эти трое — Курумо и двое его слуг!

-И вы будете прогибаться перед Мордором, оправдывая это благом для страны? Называть рабство — союзом? Какая разница, как вы это назовёте, это не изменит сути: Мордор держит вас под страхом, под угрозой силы. Если вам доставляет удовольствие лгать себе и нам в том, что это союз равных, что вы не собачка на поводке у хозяина, то мне — нет!

— Все равно. Все равно, — Мириэль снова села в кресло. — Сейчас нет другого выбора. Или гибель, или союз с ними. И условия их не такие уж драконовские... Я выбираю союз, Эйранель. Прости.

Эйранель кивнул.

-Вот вы и признались... Да, вы — на цепи у Тёмного. Я знал... Но выбор всегда есть. Вы просто не хотите его видеть. Я больше скажу вам. Я ведь его видел. Когда вы говорили с ним твёрдо, когда не шли у него на поводу, думаю, он ещё уважал вас. Но сейчас, когда вы дали надеть на себя ошейник, — всё. Вы даже не достойный враг. Мне очень жаль. Я о вас думал лучше... намного лучше.

— Я должна расстроиться? — холодно спросила Мирэль.

-Если бы вы были свободным человеком, то да. Но так как за вас всё решает хозяин, то и претензии мои не могут, ну никак не могут ложиться на вас, — это всё к нему. Вы же тут ни при чём, совершенно ни при чём, у вас просто обстоятельства, которые сильнее вас.

Он усмехнулся.

-Впрочем, это естественно. Если бы вы действительно были сильной и свободной личностью, то давно бы расправились с Ар-Фаразоном. А так — пришлось ждать "обстоятельств", которые освободят вас от него. Неудивительно, что теперь эти "обстоятельства" сели вам на шею и помыкают вами, а вы не смеете возразить ни словом и только пытаетесь заставить нас верить в ту же чушь, в которую верите сами.

— Я всего лишь женщина, Эйранель. А вовсе не герой, ведущий за собой народы, — тихо сказала Мириэль, — и готовый пожертвовать ими ради торжества идеи. Все, что мне нужно — мир для моей страны и моего народа. И мне дают лишь два выбора. Мир на поводке у майар и море чужой крови, или мир в союзе с Мордором. Я выбираю второе. Прости. И если ты хочешь безопасности... Лучше уезжай сам.

-Если вы не способны вести за собой народ, вам действительно нечего делать на этом месте, — жёстко сказал Эйранель. — Быть королём означает и умение отдавать приказ умирать. Вы же хотите, чтобы за вас это делали другие. Пусть придут сюда назгулы, сам Саурон, — так? Пусть они принимают решение за вас, пусть воюют с майар Валинора, а вы при этом будете чистенькой.

— Хватит, — резко сказала Мириэль. — Я допустила тебя сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Я приняла к сведению все, что ты сказал. Теперь — уходи.

Эйранель развернулся, низко поклонился ей — пока ещё королеве — и скрылся за дверью. Эхо донесло удаляющиеся шаги.

Мириэль проводила его взглядом. Сама закрыла дверь.

— Вот так, — сказала вслух, как обрезала. — Мне нужно брать власть в свои руки.

-А ведь он прав, — заметил Мелькор, появляясь из соседней комнаты. — Понимаю, вам обидно это слышать... но во многом я с ним согласен.

— Прав?! — Мириэль резко повернулась. — В чем же он прав? Или я должна, игнорируя очевидные обстоятельства, которые не в силах изменить, бросить свой народ в мясорубку бессмысленной войны вместо того, чтобы впервые в нашей истории обеспечить стране прочный мир — во имя не процветания, не блага, а лишь злобных догм?