Страх у спецназовца может присутствовать только во время безделия и при отсутствии боевой задачи. Теперь же у него была задача — вертолёт необходимо было освободить от этого растительного лассо. Может быть, мощь вертолётного двигателя и сможет разорвать путы, но стоит ли рисковать. Уновец закрыл наполненную канистру, поставил её на ступень трапа, достал штык-нож и уверенными шагами пошёл через воду к шасси. Он начал резать побег ножом. Это было не дерево — намного мягче и эластичней. Он успел сделать только небольшой надрез по резиноподобному побегу. На месте пореза проступил бесцветный сок и побег упал в воду. Что-то насторожило в этом падении — так безжизненный шланг не падает. Побег как-будто отдёрнулся назад и быстро спрятался в воду. Уновец, пожав плечами, развернулся, чтобы подойти к трапу. Он ступил шаг, острая боль обожгла лодыжку. В то же мгновение скрытая под водой петля затянулась на его ноге и потянула от вертолета. Уновец с высоты собственного роста упал в воду. Невидимая верёвка тащила его, он цеплялся за утопленные под водой кусты и траву, но они выскальзывали из перчаток его костюма. А его медленно тащили. Боль в лодыжке усиливалась и стала уже невыносимой. Уновец выхватил нож, как мог, изогнулся и провёл лезвием под водой возле ноги. Лезвие наткнулось на скрытую под водой плеть. Он её резанул и хватка ослабла.
Испуганный спецназовец развернулся и быстро пополз на четвереньках к вертолёту. Его оттащило метров на десять. Дополз до трапа. Пока карабкался по трапу — упал. На ногу было невозможно встать — она горела огнём, разрываясь от боли. Вертолётный люк открылся и его товарищ, одетый в противорадиационный костюм, уже втаскивает уновца в шлюзовой тамбур вертолета.
Голенище сапога в обхвате лодыжки было как будто расплавлено. То же самое было и с носком. Кожа на лодыжке превратилась в большую кровоточащую язву. Обезболивающие уколы едва помогали.
Ночью у уновца был бред. Ему виделось, что щупальца побеги оплетают их вертолёт со всех сторон. Камбала, как катушка внутри клубка, беспомощно обвит этими змеями. Потом побеги начали сжиматься, ломая вертолёт. В разломы обшивки в кабину вползают побеги, на концах которых человеческие головы. Каждая из них норовит укусить уновцев. Раненый кричал, бился, порывался выйти из вертолёта. Его пришлось связать, сделали укол психотропа.
Через два дня раненный пришёл в себя. Нога ему по-прежнему болела, иногда он резко вздрагивал и покрывался испариной от внезапных сильных приступов боли. Бреда у него не было, и он рассказал о том, что с ним произошло. Он высказывал опасения насчет хищных побегов и просил осмотреть, не оплели ли они вертолёт. Внешние мониторы не давали обзора корпуса вертолёта и поэтому убедиться в обратном можно было только выйдя на поверхность. Второй уновец осуществил вылазку и, вернувшись, заверил товарища, что всё нормально, никаких побегов или другой опасности вертолёту не наблюдается. Раненный не верил, он просил, чтобы его отвели самого посмотреть, обвинял пилота и второго уновца в недооценке угрозы.
Схватка с неведомым растением добавила уныния на борту. Единственное, что их успокаивало, это наблюдения за Тузиком. Он был им как свой. Наблюдая постоянно за ним, они заметили, что амфитеатр является территорией Тузика. Он несколько раз дрался на пограничных брустверах с наглыми соседями. Вот он, завидев пресмыкающееся, напоминающее одновременно большую ящерицу или маленького крокодильчика, смело вступил с ним в схватку. Кровожадные челюсти несколько раз смыкались у самой головы Тузика. Но он всякий раз вовремя отпрыгивал. Тузик делает прыжок и уже разгрызает позвоночник рептилии. Дёргающееся животное он притащил в свою будку, и приступил к трапезе, с удовольствием пожирая недавнего врага. Уновцы радостно зааплодировали очередной победе их невольного соседа по амфитеатру.
Раненный снова начал жаловаться на боль — нога распухала. Назойливо просил, чтобы вышли и проверили, не оплели ли побеги корпус вертолёта. У него развивалась своеобразная фобия против местной флоры. В отсутствии медика невозможно понять, что это: психическое расстройство или следствие укуса неведомого растения. Второй спецназовец был вынужден по одному или два раза в день выходить из вертолёта, обходить его и сообщать об отсутствии опасности. Нервозность нарастала. Между спецназовцами возникла явная неприязнь из-за постоянных страхов и жалоб раненного. Со временем он стал просить, а потом требовать, чтобы они улетали из этого места, где растения охотятся на людей. Ему объясняли, что в таком случае отряд, ушедший в метро, их не найдёт и погибнет; взывали к его долгу и мужеству. Но он ничего не хотел слушать — его страхи были сильнее.
Родионов стал серьезно опасаться. Кроме спиртовых компрессов и обезболивающего он не знал, как ещё можно лечить укус неведомого растения. Раненный выходил из под контроля, он становился агрессивным., никого не слушал и ничего не боялся. Кроме побегов, которые, как он якобы чувствовал, незаметно пролазят в вертолёт.
К концу второй недели случилось ещё одно страшащее событие. Пропал Тузика. Раньше, даже если его не было видно на обзорных мониторах, постоянно двигающуюся точку можно было наблюдать на эхорадаре. Но в этот день, с самого утра, ни самого Тузика, ни его изображения на радаре не было. Спецназовцы и даже сам Родионов увидели в этом какое-то дурное предзнаменование. Просмотрели вчерашнюю запись с камер наблюдения и эхорадара. Увидели, что Тузик вечером, как ни в чём не бывало, забежал в свою "будку", но так из неё и не вышел. Родионов увеличил изображение будки. Тузик лежал там. На сколько позволяло разрешение экрана, они рассмотрели, что глаза у него широко раскрыты и мутно смотрели прямо на вертолёт. Так собаки не спят — он сдох.
Это очень сильно встревожило уновцев. Конечно, животное-мутант могло умереть от старости или болезни, но вчерашнее его бодрое состояние не давало к этому предпосылок. Спецназовцы настояли на вылазке. Родионов согласился и даже сам решил принять в ней участие. Он и здоровый спецназовец оделись и вышли. Подошли к будке. То, что они увидели, повергло в шок. По мере приближения создавалось впечатление, что Тузик запутался в какой-то паутине или длинной траве. Но когда приблизились, четко рассмотрели, что десятки побегов-нитей серо-зеленого цвета буквально пронизывали трупик насквозь. Нити, обвившие Тузика, стелились по земле, разделялись и соединялись. Они шли к ближайшему кустарнику и точно также пронизывали его ствол. То же самое наблюдалось и с двумя молодыми деревцами, росшими рядом с кустарником. Нити немного блестели на солнце. Если приглядеться, то становилось видно, что они неровной паутинной полосой сходили с "трибуны" амфитеатра. По центру этой полосы шёл коричневый побег, от него эти нити и росли. Паутина ползла в стороны. Встречая на своём пути траву, кусты, деревья, другие растения, она впивалась в них и становилась с ними одним целым.
Родионов осматривая паутину, вернулся к трупу тузика. Живот тузика впал, рёбра стали выделять ещё сильнее. Нити, в месте соединения их с трупом, слегка пульсировали и имели красноватый окрас. Не было сомнений — они пожирают труп.
Родионов присел у края паутины. Кончики нитей едва заметно шевелились и удлинялись. Они росли, ища новую добычу. Он потянул спецназовца за руку, и они пошли к вертолёту. В вертолете, раздевшись, Родионов сразу подошёл к обзорному монитору, увеличил изображение будки, включил запись с инфракрасной камеры наблюдения. Красно-оранжевое пятно Тузика ещё в два часа ночи спокойно спало в своей будке. Потом Тузик задёргался, пытался убежать, но какая-то невидимая в инфракрасном свете сила, не отпускала его. Он упал и ещё в течении нескольких часов дёргал лапами.
Спецназовец заметил:
— Я такого не видел. Сколько вылазок на поверхность в Москве делал — не разу такого не видел. И от других сталкеров про такое не слышал. Нет, реально, такого в Москве нет!
— Я думаю, — задумчиво произнёс лётчик, — это какая-то крайняя форма мутации, возможно, что-то среднее между растениями, грибами и животными. Эти твари явно питаются органикой, убивая и паразитируя. Значит ты, браток, не ошибся (обращаясь к раненному). Оно хотело тебя съесть. Если такая дрянь залезла в местное метро — всем хана! И нашим ребятам — хана!
Родионов не знал, что увиденный ими мутант поглотил всех животных и паразитировал на всех растениях в радиусе нескольких километров от своего центра. Его корневища заползли в метро и захватили станции Автозоводской линии, начиная с Партизанской и восточнее. Корневища были не так опасны, как наземные побеги. Корневища растения метрожители называли "лесом".
Лес когда-то был одной маленькой мутировавшей одноклеточной водорослью, обитавшей в радиоактивной луже на задворках бывшей исправительной колонии в районе улицы Ангарской. Водоросль случайно столкнулась с другой водорослью. Обычно в таких случаях более сильная клетка поглощала менее сильную. Но сейчас было несколько по-другому. Мутировавшая клетка пробила мембрану обычной клетки, внедрила туда тонкую нить своей цитоплазмы, достигла ядра и посредством слабых электро-нервных импульсов подчинила клетку себе. Она стала поглощать вырабатываемые подчинённой клеткой вещества. Вскоре мутировавшая клетка делилась. Потом захватила несколько других водорослей, одну или две амёбы и одну инфузорию. Все клетки были ей подчинены и управляемы посредством цитоплазменных нитей. Материнская клетка уже перестала вырабатывать питательные вещества — ими её снабжали подчинённые клетки. Единственной ею функцией было управление несколькими десятками прилепленных к ней клеток. Водоросль, или как её потом назовут — лес, разрастался. Уже сотни, тысячи клеток образовывали одну большую колонию, соединённых нитями с центральной клеткой-администратором. Уже одной клетки было не достаточно, чтобы управлять столь большим организмом. Материнская клетка слилась более тесными связями с соседними клетками. Начал образовываться ствол-мозг.
Рывком в развитии леса явился первый захват многоклеточного организма — тростника, росшего прямо в луже. После этой победы темпы роста организма увеличивались. Маленькие нити, а потом и большие побеги, стали расползаться вокруг ствол-мозга, захватывая всё новые и новые растения и животных. Животные были не удобны для паразитирования — они убегали, разрывая тонкие связующие нити. Поэтому ствол-мозг выработал стратегию, по которой каждое животное сначала частично парализовалось посредством впрыснутого яда, а потом из него высасывались все питательные вещества. В отношении растений лес, как правило, ограничивался только паразитированием.
Уже сотни тысяч, миллионы травинок, кустов, деревьев входили в гигантский конгломерат леса, опутанного толстыми и тонкими нитями. У леса появились нападающие органы — шишки, а также боевые побеги, которые могли нападать и захватывать живые организмы и достаточно быстро передвигаться на поверхности. Разросшийся ствол-мозг уже достигал десятков тонн и давно уже раздавил материнскую лужу. Теперь мозг-ствол на девять десятых был погружен в грунт и только двухметровый уродливый холмик с сотнями отходящих от него побегов напоминал, что это — центр гибрида.
Однажды лес попал в метро. В полость туннелей и станций вползло корневище растения. Своими чувствительными нитями-щупальцами лес почувствовал присутствие большой массы людей. Нескольких он словил в свои сети и переваривал. Но после этого люди стали опасаться и практически не попадались лесу. Со временем, одичавшие предки будущих лесников стали поклоняться лесу, почитая его божеством, и сами носили ему свою добычу. Лес вступили с лесниками в не-тактильное управление. Они подчинялись ему и так. Они стали союзниками, симбионтами.
Лес не стал разумным. Им двигал один примитивный инстинкт — подчинить себе всё живое, что встречается на пути, и высосать из каждого нового организма все соки.
После этого случая с Тузиком раненный спецназовец взбесился. Он был явно не в себе. Ему кругом мерещились побеги и нити, которые подбираются к нему. Он постоянно их с себя стряхивал. Он отполз в угол и, ошалело глядя по сторонам, пытался вжаться в стену. У него забрали оружие. Но за ночь, пока его товарищи спали, он перерезал себе вены.
Спецназовца похоронили. Изменить место базирования вертолёта было нельзя — в другом месте его могли не найти уновцы, ушедшие в метро. Родионов принял решение. Он поднял вертолёт на безопасную высоту и сбросил прямо в амфитеатр половину бомбового боекомплекта. Повисев в воздухе несколько часов, пока погаснет пожар в амфитеатре, он опустил вертолет на прежнее место — на выжженную арену амфитеатра.
Пейзаж вокруг стал ещё более зловещим: только выжженная земля, зашлакованные железобетонные и кирпичные обломки.
После этого случая Родионов со спецназовцем поочередно делали обход арены. Мутант по-прежнему пытался заползти в амфитеатр. Если он пересекал линию амфитеатра, они ему отстреливали побег и обрубали нити.
Может из-за близкого присутствия леса, может быть из-за массированного применения оружия, что могло быть замечено местными обитателями, может быть по другим причинам, другие хищники не заходили в амфитеатр. И Родионов со спецназовцем проживали день за днём в относительной безопасности.
9.2.
Впереди послышался звук, похожий на скрип далёкой двери, открываемой сквозняком. Юргенд, приложив особым способом руки ко рту, издал такой же звук. Это бы условный сигнал. Через несколько минут они встретились с ещё одной бригадой, вернее тем, что от неё осталось: семеро диггеров, двое из которых были тяжело ранены.
Бригадиром этой бригады был Гапон — невысокий диггер. Тело и лицо Гапона были испещрены шрамами и рубцами от ран, полученных в схватках с людьми и хищниками. Он сухо поздоровался с Юргендом, грустно посмотрел на Радиста и Рахманова и быстро изложил:
— Ленточники тоже идут на юг. Их много. Сотни. Может и тысячи. Они идут всеми ходами в этой части Муоса. Они нас окружили. Нам с трудом удалось пробиться к вентшахте и уйти от них. Как видите — не всем. Но задание выполнено. Мы нашли старый склад и захватили десять костюмов с противогазами. В схватке с ленточниками шесть комплектов утеряно. Осталось четыре.
Бригада Гапона выполняла свою роль в большом замысле землян. Пока остальные бригады осуществляли нападение на гнездо Восток, освобождали Рахманова и Радиста и доставляли их в юго-восточную часть Муоса, бригада Гапона напала на охраняемый ленточниками склад военной амуниции и захватила десять костюмов химзащиты. Четыре из них теперь лежали на полу в развёрнутом виде. В результате столкновения с ленточниками один костюм в рюкзаке был полностью изрублен и поврежден арбалетными стрелами. Остальные — без видимых повреждений. Светлана лично осматривала костюмы, что-то проверяя и поправляя в них. В какой-то момент она с Юргендом и Гапоном отошли и приглушенными голосами спорили. Радист слышал упрямые высказывания Светланы: "я пойду...", "...одного не оставлю...", "...я так решила...", "...что будет — то будет...".
