— ...я бы выпила еще немного шампанского, — внезапно подумалось мне вслух.
— Тогда мы почти приехали, — отозвался Каллахен, сворачивая на очередном повороте. И правда — уже совсем скоро мы парковались на одной из общественных стоянок, потом прошли полквартала пешком, добравшись до небольшого развлекательного клуба. На мой вопросительный взгляд Блондин ответил, что это его любимое место и он часто тут бывает.
— Я же не переоделась в коктейльное платье! Меня туда не пустят! — в притворном ужасе отозвалась я.
— То есть ты наивно предполагаешь, что я обычно провожу ночи в более пафосных местах, чем обычный ночной клуб? Ошибаешься. Тем более из всех клубов города тут — самые симпатичные официантки. Очень ответственно подходящие к своему делу, — насмешливо поиграл бровкой Мика, на что я толкнула его локтем.
— Ты невозможен.
— Я невероятен. Женщина, не путай понятия.
— Ты предсказуем как бревно.
— У меня хотя бы есть чувство юмора, — отпарировал Каллахен, невозмутимо улыбаясь охранникам на входе на их приветственное "Давненько не бывал, проходи!"
Музыка оглушила сразу же, яркие вспышки в полумраке непривычно слепили поначалу, — я сощурилась, привыкая к освещению и инстинктивно схватила Блондина за рукав темного плаща.
— Какая у тебя тут программа-минимум? Выпить все виски в баре и пойти приставать к малолеткам? — поинтересовалась я насмешливо, пробираясь вслед за ним к столикам в вип-зону. Там было тише, потому что танцпол остался где-то внизу и сбоку, а мы поднимались на второй этаж, лавируя сквозь толпу.
— Если хочешь закрыть такой гештальт — конечно, с меня виски, — обернулся Каллахен и заулыбался. — А то вышло, что в Сан-Франциско мы почти и не развлекались. Нечестно, не находишь?
— А как же яхта? — заулыбалась я в ответ. Мика почти споткнулся на лестнице, отчего я сильней вцепилась в его руку, опять обернулся:
— Нашла что вспомнить! Точнее сказать, твои приключения помню только я и папа, между прочим, и вряд ли бы ты хотела услышать о них на трезвую голову, — рассмеялся он, подтягивая меня ближе.
Вип-зона со столиками располагалась на балконе, прямо над одним из баров. С нее открывался отличный вид на стойки с шестами, у которых уже крутили попами симпатичные танцовщицы. Блондин бросил в их сторону любопытный взгляд, оценил масштаб действий — и равнодушно отвернулся, пропуская меня на диванчик со столиком первой.
Дорогое шампанское в ведерке со льдом и разговоры как будто бы ни о чем. Бутылка всецело моя, потому что Мика заказал три лонг-айленда сразу — и я не могу сказать, чьи пузырики теперь коварнее.
Оказывается, мы ведь можем просто болтать? О вчерашней пробке около университета, о слухах, что студенческий совет собрался устроить конкурс красоты и чем это закончится, и даже о том, что скоро очередная отборочная игра с университетом Западного Миссури.
— То есть вы поедете к ним? — удивленно уточнила я, кивая официантке, которая снова наполнила мне бокал. — И деканат не разорится?
— Учитывая что мы лучшие по штату... — ненавязчиво так напомнил Блондин, и я скорчила смешную мордашку. — Деканат должен нам всем дипломы дать по умолчанию...
— Твой средний балл хотя бы близок к "хорошо"? — скептически уточнила я, увлеченно разглядывая танцовщиц внизу. Я разглядывала одну из них — очень эффектную блондинку с волосами ниже пояса, — очень продолжительное время, потому что она была потрясающей. Она крутилась вокруг шеста, как стройная невесомая фея, в красивой кожаной комбинации, и мне даже подумалось, что попроси я Мику пригласить ее сюда для приватного танца — он согласится.
Признаться, отчасти я завидовала Блондину. Тому, как быстро он мог заводить знакомых, как мог непринужденно общаться и так же непринужденно менять подружек. Мика всегда был окружен огромной толпой людей, что делало его общественным, всеобщим, он проводил вечера в барах и на тренировках — и когда только все успевал? Я разрывалась между "Саванной" и мадам Жюстин, и то у меня уже крыша от этого ехала. Чего уж там говорить про развлечения? На них просто не оставалось времени.
— Вон та, блондинка, ты только посмотри! — зачарованно пробормотала я, вытянувшись в сторону танцпола. — Такая красивая.
— Ты ее близко не видела, — Мика, откинувшись на спинку дивана и закинув ногу на ногу, был само нахальство. Он уже выпил два лонга, но это вообще не ощущалось.
— Это же не важно, — я улыбнулась ему, обернувшись. — Мне нравится смотреть на нее именно отсюда, а не знакомиться ближе. Это как сходить посмотреть фильм, или попасть на концерт.
— Но ты бы с ней переспала?
— Возможно. Что, хочешь предложить тройничок?
— ...то есть на тройничок ты была бы согласна? — он смешно округляет глаза.
— Определенно нет.
Я наблюдала за танцем еще какое-то время, потом вернулась на диван и пристроила ополовиненный стакан на столик рядом, вытянула с большой тарелки шпажку с виноградным шариком и закинула в рот целиком.
— А ты?
Это точно спрашивают пузырьки шампанского, а не я. Мика засмеялся, потрепал меня по голове и снова потянулся к бокалу с лонгом:
— Мне кажется, у тебя все время какое-то неправильное представление обо мне.
— То есть ты готов поспорить, что ты не самовлюбленный эгоист?
— Нет, ну с этим я соглашусь. Поэтому вопрос выше — риторический, да? — Мика улыбнулся, и я снова поймала себя на том, что пялюсь на него. Просто безбожно и неприкрыто. Просто потому что никак нельзя так улыбаться сегодня. Или наоборот — можно?
Можно. Ведь правда можно. Ведь он улыбается только мне. Пускай только сегодня, но вдруг Каллахен улыбнется мне и завтра?
Я слегка толкнула его плечом в ответ на эту ухмылку, да так и осталась сидеть. И пусть в клубе шумно, привычно грохочет музыка и свет от лазерного шоу слепит глаза, но зато под боком привычный миндальный аромат, спрятанный за пеленой дорогой туалетной воды и маской насмешливого цинизма. Вот за что мне такое? За какие грехи в прошлой жизни я в этой расплачиваюсь такими грезами в адрес главного идиота моего университета? Нет ничего хорошего в этом, нет.
Красивая картинка, да не моя. Чужая.
— Ненавижу тебя, — пробормотала я, отлично осознавая, в каком я сейчас болоте.
— Я тоже, — горячо мурлыкнули в самое ухо, от прикосновения губ побежали предательские мурашки, но конечно же, я даже и не подумала отстраниться. — Просто потерпи меня еще годик.
Каллахен, я готова тебя вечность терпеть, когда ты не звездишь и не выпендриваешься. Потому что ты такой дурак, когда становишься самим собой. Но смогу ли я когда-нибудь сказать это вслух без смущения?
— Я к Рождеству буду уже в психушке.
— Вот видишь, и того короче.
Мысль с возмущением толкнуть его локтем угасла, только зародившись, и я зевнула в кулак. Время близилось к трем, а я вчера плохо спала, ворочаясь в предвкушении нового дня и размалеванной машины.
— В твоем плане действий предусмотрено слово "поспать по-старикански"? — на всякий случай уточнила я. — Если нет, надо придумать новый план. А то мой организм бормочет что-то про усталость...
— В моем плане давно уже маячит слово "поспать", на самом деле, — отозвался Мика, толкая меня плечом. — По-моему мы правда стареем, Мелкая. Скоро будем ложиться спать до полуночи и смотреть бразильские сериалы.
— Тебе-то уж точно такое не грозит, — рассмеялась я, поднимаясь вслед за ним с диванчика. Дожидаться счета Каллахен не стал, сказал, что расплатится потом и ему слишком лень ждать официантку. Впрочем, логично, раз его тут даже охранник знает.
Пока мы обсуждали тему бразильских сериалов, спортивных штанов и домов престарелых для продвинутых, за два квартала и без приключений дошли до вампирского склепа. Логово располагалось в одном из многоквартирных домов, из окон которых наверняка открывается шикарный вид на парк позади. Хах, а я ожидала по меньшей мере пентхауз, хотя и была рада тому, что хоть в этом-то Блондин ничем не отличался, да и не старался выделиться, от остальных студентов. Десятый этаж, чистые коридоры и вежливая приятная консьержка внизу. В лифте Каллахен рассеяно перебирал ключи, рассказывая о том, что тут он живет уже два года и все равно почти не знаком с соседями.
— Надеюсь, ты убрал раскиданные грязные носки и трусы? — ухмыльнулась я, переступая порог.
— Могу для тебя достать парочку, если ты хочешь окунуться в атмосферу общежития, — вздернул бровь Мика, бросая ключи на тумбочку. Я только раздраженно фыркнула в ответ, сбросив сумку на пол.
— Что, даже чужие трусики спрятал? — умиленно добила я спустя пару секунд. Мика пробормотал что-то про скудные женские мозги и только рукой махнул.
Квартира была небольшой, две комнаты и холл, совмещенный с кухней и гостиной. Вся в таком современном стальном стиле и цвете, что казалась очень холодной и слишком уж... безликой? Да, футболки были даже на диване, на барной стойке, заменяющей стол, и даже на полу, которую Мика перебросил куда-то на новое место. На черном холодильнике — пару магнитов, на стенах какие-то футуристические картины, то ли потому что они правда понравились владельцу, то ли потому что это сейчас модно, не знаю. Но все равно выходило знатное холостяцкое логово и мне даже удивительно, что Каллахен живет один. Впрочем, наверняка он так редко тут бывает, что сосед ему за ненадобностью.
Мика оставался Микой, особенно у себя дома. Пока я разглядывала квартиру, он успел сбросить пальто на диван (зачем ему тогда вешалка на входе?), залезть в холодильник и выпить сока прямо из горлышка большой бутылки.
— Теперь я знаю, где ты живешь. Не боишься, что к тебе внезапно начнут приезжать стриптизерши или проститутки? — улыбнулась я.
— Ты про первокурсниц? — невозмутимо уточнил Блондин, делая нарочито задумчивый вид. — Они не пройдут фэйс-контроль даже у моей консьержки.
Захлопнув дверцу холодильника, Мика лениво потянулся. Выглядело это так по-домашнему и отчасти настолько интимно, что мне захотелось вот просто сейчас взять и...
Чтобы дотянуться до него, мне пришлось встать на носочки. Поцелуй вышел странным, с привкусом апельсинового сока. Мика лишь удивленно вздохнул мне в губы и, очень осторожно отвечая на поцелуй, притянул меня чуть ближе.
— Отпускай ручник, Каллахен, — пробормотала я, прикусывая его за нижнюю губу. — Сегодня можно.
И он отпустил. Потому что уже через секунду я забыла, что такое дышать, думать и уж тем более говорить, чувствуя под ладонями тепло чужой кожи даже сквозь футболку. Поцелуй был неторопливый, мне даже показалось — специально, потому что он ждал в миллиардный раз, что я опять дам задний ход. Не дождешься, Каллахен. Я буду думать об этом завтра.
Ладонь скользит по моей спине, а мне хочется мурлыкать, и я сильнее сжимаю пальцы на его плечах. Блондин глухо усмехнулся в самые губы — и тогда вот по настоящему спустил тормоза, позволяя себе все. Позволяя мне все.
— Ты делаешь это из любопытства? — поинтересовался Мика, чуть прикусывая мне кожу на шее и тут же прикасаясь губами.
— А ты? — на выдохе переспросила я.
— Женщина, я вырос из этого подросткового периода лет пять назад. Конечно, мне интересно в какой-то мере, потому что это мой первый гомосексуальный опыт...
Я толкнула его кулачком в грудь, и Мика хохотнул в полный голос. Глупо было надеяться, что даже сейчас этот гуманоид перестанет быть... самим собой? Как ни крути, Каллахен останется Каллахеном в любой ситуации. С глупыми пошлыми шутками, ужасными манерами, неандертальским складом ума, повышенным самомнением... но стоит ему улыбнуться, как мне правда становится все равно.
— Тогда я сверху? — как бы невзначай поинтересовалась я. — Твоя задница готова?
— Детские наивные мечтания — это так... прекрасно! — томно пробормотали мне в самое ухо, да так, что у меня мурашки по шее вниз побежали. Блондин горячо вздохнул, прикусил за краешек уха, а руки уже забрались под кофту, и я поняла, что попала. Окончательно, глупо и без обратного пути. Потому что я — внутри скорого поезда, который обгоняет даже скоростные машины, и едет без остановок в волшебную неизвестность, снося все на своем пути. Оставалось только смиренно достать из сумки журнал и продолжить чтение, а смысл? Не выскакивать же на полном ходу? Тем более в этом поезде бесплатные напитки и вкусно кормят... А проводник целуется так, что хочется либо остановить время, либо ехать и ехать в бесконечность.
Мика не целуется — он играет. Скачет от губ к скулам и шее, кусает за ухо, чуть прикасается губами к щеке, и мне ничего другого не остается, как привычно принимать удар и отвечать. Он играет во всем. Насмешливо улыбается, присаживаясь на край кровати и позволяя мне забраться верхом, а его пальцы уже скользят по внутренней стороне бедра. Где джинсы — я уже и не помню, да и какая разница?
Он улыбается как томная девица пару мгновений позднее, потому что игра продолжается, и еще даже не время тайм-аута — поэтому я все еще сверху, а за мной наблюдают из-под полуопущенных ресниц и от этого еще больше какого-то детского азарта. Мика теплый, даже слишком, и руки у него точно живут отдельной жизнью, что неудивительно, да и, признаться, целовать его мне нравится гораздо больше, чем Лисенка. Ник скорее покладистый, особенно в ситуациях со спущенными штанами, а Блондин все еще оставался большим тигром, которого стоит опасаться.
— Надеюсь, ты на таблетках? — уточнил он, прикасаясь губами к ямочке между ключиц. — ...мне искать презервативы или нет?
— Звучишь, как девственник.
— Не дразни меня.
Пальцы скользнули с груди на спину, пробежались по линии позвоночника и совсем слегка — нетерпеливо — сжались на бедрах, на что я сама пробормотала в ответ: "Давай уже!".
И вот теперь он улыбается совсем уж криминально. Я понимаю — все. Потому что я уже где-то на белизне простыни и одеяла, подушки разлетелись в стороны, а я в горячем коконе, или кокон вокруг нас обоих, не знаю, не понимаю, да и какая разница. И мне чертовски стыдно признаться, как это хорошо, сладко, круче любого наркотика и любого алкоголя, лучше чем с...
Ни вздохнуть, ни выдохнуть в этом клубке движений, то мягких и плавных, то резких и таких сильных, что пробирает до кончиков пальцев на руках. Быть может поэтому все получается громко, я думаю — даже слишком, но ему, черт возьми, нравится. Я чувствую его под ладонями, эти бугристые плечи, широкая шея, где с безумным ритмом бьется пульс, линия скул и жесткие короткие волосы на затылке, и хочется, чтобы время остановилось. Хотя бы на пару суток или месяцев, чтобы мне просто хватило этих миллиардов секунд, чтобы насладиться этим ощущением. Ощущением его рядом, сверху, везде. Не отпускать, держать, чтобы эти губы на шее, руки на бедрах, и взгляд — в глаза, расфокусированный, как мятная жвачка, такой дурацкий и безумный одновременно.
Тянусь к нему сама, Мика отвечает на поцелуй, простынь протестующе трещит под его пальцами, а я лишь улыбаюсь, насколько это возможно сейчас, и тихо, совсем тихо, выдыхаю ему в губы практически неосознанно лишь одно слово. Одно имя. Которое произносила вслух впервые.
