— У тебя деньги забрали, — строго сказала Низа, будто пробуя его веселье на прочность.
— Ага. Две тысячи эфесов.
— И с чего же ты радуешься?
Хармон промолчал, и Низа добавила:
— Я от тебя не отстану, пока не скажешь.
— Так я сам не знаю.
— Врешь, все ты знаешь. Буду спрашивать, пока не ответишь.
— А если не отвечу, так и останешься со мной?
— Может, останусь. Скажешь правду — дам тебе ехать верхом.
— Ого, щедрость! Кстати, где коня взяла?
Низа фыркнула:
— Я же шаванка!.. Почему радуешься-то? Ни разу тебя таким веселым не видала. Ты что, в яме со вдовой развлекся?
— Конечно, нет.
— Так почему?
Дорога тянулась, Хармон взбивал пыль башмаками, дыша полной грудью, чувствуя эту странную птичью легкость. Низа упрямо донимала его одним и тем же вопросом. Не сдавалась добрую милю, пока Хармон, наконец, не рассмотрел все узоры в своей душе и не сказал вслух:
— Вот в чем дело, Низа. Этой ночью я твердо убедился, что боги меня слышат. Казалось бы, нет им приятности замечать такого старого прохвоста, как я. Однако же, я попросил — они сразу заметили и дали ответ. Да еще какой! Твоими руками почти с самой Звезды на землю вернули. Это очень мне душу согрело. Выходит, боги знают, что я — хороший человек и стою их внимания.
Низа просветлела лицом и кивнула:
— Я понимаю тебя. Я бы тоже радовалась, случись со мной такое. Не всякого человека боги замечают, так что ты — особенный.
— Чудесный теленок, — хохотнул Хармон.
Низа спешилась:
— Садись на коня.
Они поменялись местами: Низа легко соскользнула наземь, торговец водрузился в седло.
— Я хочу идти с тобой, — сказала девушка. — Нечасто попадаются чудесные люди. Возможно, ты первый на моем веку.
Хармон ответил:
— Должен предупредить тебя. Я, вроде как, дал богам одну клятву. Теперь, пожалуй, придется ее исполнить.
— Какую клятву?
— Ну, стать добрым, или вроде того. Жить по всем заповедям и по совести. Как говорится, идти путем добра. Не обещаю, что это будет просто.
Низа пожала плечами:
— К сложностям мне не привыкать. Куда ведет твой путь добра?
— Сначала в Мелисон, — сказал Хармон.
— За небесным кораблем?
— И за Светлой Сферой.
Низа хмуро умолкла. Хармон добавил:
— Ты была права: получив Предмет, я не сделал ничего хорошего. Но теперь боги ждут от меня доброго поступка. Нельзя их разочаровывать.
Низа окинула его настороженным взглядом, словно оценивая скрытую способность Хармона творить добро.
— И что ты будешь делать? Исцелять больных?
— Я не умею.
— Дарить благословение?
— Я же не священник.
— Улучшать плодовитость скота?
— Не слыхал, что Предметы делают такое.
— Так каков твой план, ганта Хорам?
— Мы пошлем письмо в Излучину, что в Землях Короны. Там живет один мой друг. Он точно знает, как распорядиться Предметом.
Он добавил после паузы:
— И вот что... меня зовут Хармон Паула Роджер.
До Мелисона они добирались четыре дня. Вышло бы быстрее, если б Хармон согласился все время ехать верхом. Но из благородных побуждений он то и дело уступал седло Низе, а сам брел пешком — весьма медленно. Устав от проволочек, Низа украла второго коня, но Хармон велел вернуть — нельзя начинать путь добра с конокрадства. Воровать еду торговец тоже не согласился. Чтобы добыть пропитание, продали хармонов пояс и башмаки. Пили воду из родников, ночевали под открытым небом, днем изнемогали от солнца. Точнее, Хармон изнемогал. Ему казалось, дорога длится уже год и будет длиться еще вечность. Потому он очень удивился, когда под вечер пятого дня увидел перед собою долину с небольшим городком виноделов.
Первым делом в Мелисоне отправились к отцу Элизию. Увидев их, священник изобразил одновременно и радость, и ужас.
— Какое счастье, что вы живы! Но что стряслось, какие беды выпали на вашу долю? Но все же, как милостивы боги!
Он накормил путников ужином и рассказал, что было в Мелисоне. Тем утром, ничего не подозревая, слуги пришли в поместье Хорама — и увидели подлинный кошмар: истерзанный труп Онорико на залитом кровью полу. Слуги унеслись со всех ног. Пока они бежали в город, их воображение работало, рисуя леденящие подробности трагедии. Дрожа от страха, слуги поведали мещанам, что шаванка Низа зарезала Онорико, Хорама и Гортензия, съела их сердца и искупалась в их крови, а после, обратившись горною кошкой, умчалась в ночь. Только так можно объяснить исчезновение всех жителей поместья!
Два дня мещане боялись покидать дома, держали ставни на запоре, а по улицам передвигались только вооруженными группами. К поместью, понятно, никто даже не приближался. Поговаривали о необходимости сжечь его дотла, но охотников лично пойти и сделать не нашлось. На третий день кому-то вспомнилось, что мастер Гортензий вроде бы уехал из Мелисона на извозчике. Вскоре вернулся тот самый извозчик и подтвердил: изобретатель подался навестить родню. Завидуя извозчику, который принес столь важную новость и попал в центр внимания, другие мещане тоже стали напрягать память. Сразу несколько человек припомнили, что ранним утром злосчастного дня сквозь Мелисон проехала странная карета с хмурыми парнями на запятках. Странность кареты заключалась в том, что она не сделала остановку ни у кабачка, ни на базаре, а скорейшим образом покинула город. Версия с кровожадной шаванкой постепенно сменилась гипотезой о приезжих убийцах. Последние меньше страшили горожан: шаванка-оборотень могла и дальше рыскать вокруг Мелисона, ища новых жертв, а приезжие убийцы что? Убили себе и уехали по своим черным делам, и больше не вернутся. Так что стайка горожан под предводительством констебля рискнула навестить поместье. Они нашли весьма нелицеприятный труп Онорико, который не без труда похоронили, проводив душу на Звезду обильными молитвами. Свидетельств других убийств в поместье не имелось.
Тогда стало ясно, что неведомые злодеи выкрали и купца, и Низу. Как поступить в этом случае, мещане не представляли. Наверняка похищенные живы и требуют помощи, но где их найти, чтобы помочь? Сделали все возможное: убрали в поместье так, будто хозяин уехал всего на денек; написали всем знакомым бургомистру лордам, а также шерифу Лаэма; ввели обычай ежедневно читать по четыре молитвы за здоровье Хармона и Низы. Несколько мужчин даже стали упражняться в стрельбе из лука, чтобы крепко задать жару похитителям, если те снова покажут свой нос. Но никто подозрительный больше не появлялся в Мелисоне.
— Вообразите же мое счастье видеть вас нынче живыми и здоровыми! — подытожил рассказ отец Элизий.
Ясное дело, теперь он ждал ответного рассказа, но Хармон попросил:
— Прими мою исповедь, отче.
Для такого дела Элизий отпер церквушку и провел купца к алтарю. Осенив его священной спиралью, задал вопрос:
— Ты знаешь свое место в мире, славный?
— Нет, отче. Год назад я потерял его и никак не обрету вновь.
— Усердно ли ты трудишься?
— Не тружусь вовсе. С тех пор, как заработал богатство, только и делаю, что ем да сплю.
— Развиваешь свое тело и разум?
— Отче, я заплываю жиром и тупею.
Все больше хмурясь, священник продвигался по списку и выявлял новые заповеди, попранные Хармоном.
— Брал ли ты чужое?
— Да, отче. Всего раз, но вещь была очень дорогой.
— Сокращал ли ты срок, отпущенный богами?
В голосе Элизия явно слышалась надежда, но Хармон разрушил и ее:
— Да, отче. Дважды.
Нашлась лишь одна заповедь, которую торговец свято соблюдал: "Не получай удовольствия от страданий". Хармон никогда не радовался ничьим страданиям. Чего нет, того нет.
Кончив опрос, отец Элизий тяжело вздохнул.
— Вижу, славный Хорам, ты вел не слишком благочестивую жизнь. Твоя душа далека от кристальной чистоты. Праотцы хмурятся, глядя на нее.
— Догадываюсь.
— Но вот что я скажу: на свете нет совсем плохих людей. Некоторые говорят: "Я уже так плох, что никакие дела меня не исправят, а значит, нечего и стараться". Но это лень и трусость, славный. Только трус назовет себя законченным негодяем и бросит всякие старания стать лучше. Человек мужественный должен трудиться над собою и не терять надежды, как бы много проступков ни было за плечами.
Хармон вздохнул вместо ответа. Священник продолжил:
— Вижу, что в глубине сердца ты хороший человек, но по ошибке сбился с пути. Боги позаботятся о тебе, но лишь в том случае, если начнешь делать шаги им навстречу. Потому сейчас реши для себя и скажи мне: какой первый шаг ты совершишь?
Торговец крепко призадумался. Почесал бороду, поскреб затылок.
— Наверное... думаю, мне нужно... — и вдруг вспыхнуло, как озарение: — отдать Светлую Сферу!
— Отдать что?.. — не понял Элизий.
— Ту вещь, которую я украл.
Эта простая и страшная идея взбудоражила Хармона. Наполнила душу таким вдохновением, какого он не чувствовал больше двадцати лет — со дня, когда увидел способ заработать свой первый эфес.
Отдать Сферу. Два слова все расставляли по местам, придавали жизни цель и смысл. Все пошло кувырком в день, когда Хармон украл Сферу. С этого началось смертоубийство, вечная погоня, игра в прятки с собственной совестью. Украв Сферу, Хармон потерял себя. Вернуть ее — и все наладится. Герцог Лабелин, нанимающий на службу жестоких убийц, недостоин владеть Сферой, потому боги передали ее Хармону. Но и Хармон не так хорош, чтобы владеть Предметом. С его помощью святыня должна попасть в нужные, истинно благочестивые руки — и тогда вся история ее скитаний получит смысл.
Сперва Хармон хотел только посоветоваться с отцом Давидом, как лучше применить Сферу. Теперь со всей ясностью видел: ни к чему лишние разговоры, нужно просто приехать в Излучину и отдать Давиду Предмет. А может быть, даже вступить в его орден людей, творящих добро. После такого щедрого дара Хармона точно примут. И небесный корабль пригодится для того, чтобы скорее попасть в Излучину, а впоследствии, возможно, сослужит ордену добрую службу.
Правда, Хармон не был до конца уверен, что сможет вот так взять и проститься со Сферой. Может статься, взяв ее в руки, он не сумеет разжать пальцы. Но даже сама мысль отдать Сферу уже делала Хармона чище в его собственных глазах. Подлинный злодей — какой-нибудь Гетт — и не подумал бы вернуть Светлую Сферу, а Хармон — подумал! Значит, его душа не прогнила насквозь!
Стоял поздний час, но Хармону не терпелось сделать первый шаг к новой цели и укрепить это приятное чувство собственной правоты. Потому от отца Элизия он направился к бургомистру Корнелию — взять взаймы немного денег под залог поместья и послать пару писем: отцу Давиду и мастеру Гортензию. Давида хорошо бы предупредить, чтобы ждал Хармона в Излучине, а то ведь он может и пуститься в странствия. А Гортензий нужен чтобы скорее поднять в небо шар. Хармон улыбнулся: лучше сказать не шар, а сферу. Вместо Светлой Сферы теперь будет небесная. Вместо краденой — заслуженная честным трудом. Вместо постыдной тайны — предмет для гордости!
У бургомистра Корнелия были гости — на то указывала карета у входа и обилие светящихся окон.
— Может, завтра? — предложила Низа.
— Мы идем по пути добра и не можем мешкать! — отрезал Хармон. На деле он побаивался возвращаться в поместье и надеялся напроситься на ночлег.
Слуга доложил бургомистру о славном Хораме и вернулся минуту спустя:
— Проходите скорее, славный! Мастер Корнелий рад вам так же, как полной луне в темную ночь!
Едва Хармон и Низа вошли в чайную комнату, как бургомистр издал радостный возглас и ринулся к ним с распростертыми объятиями. Однако взгляд торговца прилип к другому человеку — гостю, что лукаво улыбался, сидя за чайным столом. Некоторая часть хармонова вдохновения исчезла с одного взгляда на этого гостя. То был маркиз Мираль-Сенелий, вассал Второго из Пяти.
— Славный Хорам, я возношу благодарности богам за возможность видеть вас невредимым!
Торговец ответил на приветствия и уселся за стол. Низа устроилась рядом, и Хармон заметил, как рука ее тайком скользнула вниз, к сапогу, нащупала спрятанный кинжал. Маркиз заговорил любезнейшим тоном:
— Дражайший Хорам, и я, и мой высокий господин были несказанно встревожены отсутствием вашего ответа. Наше волнение стократно возросло, когда нас достигли слухи, что и вы, и ваша милая спутница исчезли без следа. "В каком жестоком мире мы живем, если среди белого дня человека могут выкрасть из его собственного дома!" — вот слова, которые я сказал господину. А он ответил: "Поезжай же в Мелисон, славный, и лично разберись во всем и сделай все, что можно, для спасения несчастного купца Хорама!"
Бургомистр Корнелий добавил:
— Весь наш город порешил так же! Если что-то можно сделать для спасения, то именно это и нужно сделать, а если нельзя — то нельзя.
— Благодарю вас, господа, — не без тревоги поклонился Хармон.
— Как вы можете заметить, славный Хорам, я прибыл в Мелисон с некоторым опозданием — в день, когда ваше спасение свершилось уже своим чередом. Но прошу не обвинять меня в нехватке расторопности, ведь я не сидел без дела. Первым долгом я обратил свои взгляды не на Мелисон, а на Лаэм, допустив, что именно оттуда прибыла карета похитителей.
— Вся скверна приходит оттуда, — буркнул Корнелий.
— В Лаэме я навел справки в службе шерифа и узнал о подобном нападении на дом Ванессы-Лилит, каковое тоже увенчалось похищением. Я выяснил, что в совершении сего злодейства подозревают некоего господина Мо, состоящего на службе у леди Магды Лабелин. Потянув за некоторые ниточки, я связался с людьми, стоящими подле леди Магды и задал им несколько вопросов и узнал, что стараниями широкополого Родриго вы покинули место своего заточения и отбыли в неведомую леди Магде сторону. Миледи не предполагала, что вы можете вернуться в то самое поместье, где были так жестоко атакованы. Я же, напротив, допустил, что именно сюда вы и явитесь — и, как видите, оказался прав.
— Так леди Магда знает?.. — вырвалось у Хармона.
— О вашем чудесном спасении? Боюсь, что не могу этого отрицать. Правда, ее слуга Мо пережил некоторые личные неурядицы и спешно отбыл из Шиммери, так что он больше не потревожит вас. Но сама леди Магда все еще вынашивает мысли о близком знакомстве с вами. В связи с чем, славный Хорам, я хочу немного видоизменить сделанное вам предложение.
— Я внимательно слушаю вас, маркиз.
— Для начала простите то любопытство, с коим я вынужден задать один вопрос: как много вы рассказали господину Мо о небесном корабле?
Брови Хармона дернулись вверх.
— Ничего. Он не интересовался кораблем.
— Совершенно не интересовался?
— Этого мерзавца заботили только мои деньги.
— О, как глупо со стороны этого мерзавца, а равно и всех остальных мерзавцев на свете. Их всегда заботят деньги — и это всегда оказывается весьма недальновидно. Деньги — лишь средство, промежуточный шаг. Целью же, в нашем случае, является небесный корабль.
— Мо не тронул его. Шар остался в целости и сохранности.
