Батрак нетерпеливо потянул ведьму прочь.
— Бертильда... — наконец выговорил рыцарь. — Ты станешь моей женой?
— Что?!
— Если я буду жить, — терпеливо повторил Арне, — ты станешь моей женой?
Батрак паскудно рассмеялся. Оборотень покачал головой. Магда оглянулась на них и поняла, что помощи не дождётся.
— Сначала выживи, — суховато ответила она. — И спроси меня через год. Согласен?
Арне просиял.
— Согласен, — поспешно ответил он.
— Не зря святоши ведьм жгут, — издевательски сообщил батрак. — Гляди-ка — ради своей жизни не захотел, гнусные вы твари, а ради девки — ой, пожалуйста!
Магда покачала головой. Она видела взгляд своего рыцаря. Арне отчаянно не хотел умирать, боялся... да, это было бы страшно — медленное истечение жизни на холодном полу в одиночестве... вспомнил ли он те же сказки и песни? Был ли впечатлён подвигом, который ради него был проделан? Какая разница? Он будет жить. Всё будет не напрасно.
А за год многое может случиться...
— Помолчи, — потребовала она.
Батрак пожал плечами.
— Дальше уж вы сами, — заявил он. — Я в ваши обряды не лезу.
Магда кивнула — не то батраку, не то самой себе и шагнула к умирающему рыцарю. Встала над его головой, мягко опустилась на колени. Махнула рукой, приглашая оборотня занять своё место в ногах умирающего. Закрыла глаза, сосредотачиваясь.
Лес... обряд проводится в лесу... обряд скреплен кровью ведьмы. Обряд скреплен кровью.
Магда запрокинула голову и запела без слов, связывая место начала колдовства — там, в лесу, — с чердаком, где находилась сейчас. Пришло спокойствие.
Ведьма — посредник, — учили в Бурой башне. — Ведьма — граница. Ведьма стоит между людьми и вещным миром, в котором заперты их души. Там, где не помогает грубая сила, где не справляется разрушительная магия чёрных волшебников, ведьмы действуют хитростью, мягкостью, вкрадчиво проникая внутрь. Крепости берут изнутри. Ведьма проникает внутрь вещей, мира, законов природы — и открывает их.
Так учили в Бурой башне.
- Забудь то, чему тебя учили, — кашляла старая Верена. — Ты — ведьма, значит, тебе быть послом от людей к лесу, к реке, к полям, к лугам. Помни — ведьма хранит границу. Ведьма всегда спокойна. Поклоняйся луне. Поклоняйся звёздам. Кланяйся светлячкам и ночным огням. Проси лес впустить тебя. Проси лес раскрыть тебе тайны. Забудь любовь, ненависть, вражду и дружбу. Откинь жалость и злорадство. Перекрёсток принадлежит всем дорогам, но никуда не ведёт. Ось никогда не вращается. Впусти в себя то, что должна. Откройся миру — и он поможет тебе. Забудь всё. Забудь. Забудь....
Магда запоздало поняла, что не смогла бы удержать в себе чужую боль: ведьмы так не делают. Ведьма — посредник, промежуточное звено. Взять — и тут же отдать. Точно так же ведьма не может быть счастлива или несчастна, но может принести и то, и другое.
Сейчас это не имело значения.
Магда протянула руку в сторону.
— Нож, — коротко бросила она.
Батрак что-то проворчал, но она не стала слушать и ждала, пока рука не ощутила знакомую тяжесть.
— Хороший нож... проводил... многих... многое... видел... — похвалила ведьма, едва ли слыша сама себя. То, что с ней творилось, не принадлежало этому миру.
Она ковырнула только-только начавшую заживать ранку, смочила виски умирающего собственной кровью.
— Бертильда, что ты дела?.. — начал было Арне, но она закрыла его рот вымазанными в крови пальцами.
— Ш-ш-ш... — ласково прошептала она. — Доверься мне.
Что он отвечал и отвечал ли — она уже не могла уловить. В ушах шумел ночной лес. Перед глазами было темно. Пахло листвой, травой, землёй, сталью и кровью.
Ведьма метнула нож ожидающему оборотню — метнула вслепую, не глядя и не раздумывая, как он будет его ловить. Оборотень опустился на колени напротив неё, освободил рану юноши от одежды.
— Во имя умершей луны, — нараспев заговорила девушка. — При луне юной, и при луне зрелой. И при старой, и при мёртвой — да свершится то, что свершается. Да откроются глаза, да изменится тело. Да свершится обмен, да будет подарен дар. Да будет он принят. Ты выбираешь жизнь. Жизнь выбирает тебя. Во имя умершей луны — в ожидании её рождения.
Оборотень полоснул себя ножом по руке, перехватил оружие, полоснул по другой. Глубоко, страшно, не давая ранам немедленно затянуться, как того требовала его природа. Ведьма, снова заведя песню без слов, сделала приглашающее движение — и кровь не хлынула, а потекла дугой, сперва поднимаясь, а потом медленно, под речитатив оборотня опускаясь в рану.
— Будь мне братом, — почти пел оборотень. — Будь мне сыном. Будь моим родичем. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Во имя полной луны — и луны умершей, во имя молодой луны — и луны старой. Будь моей опорой, будь моей защитой, будь моим щитом, прикрой мне спину. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Прими же мой дар. Смешай мою кровь со своей, мою силу, мою жизнь. Прими мой дар. Стань сильнее. Стань таким же, как я. Встань рядом со мной. Как готовится родиться луна — так и волк в тебе будет ждать своего часа. Как выходит она на небо — так и волк вырвется на свободу. Кровью своей, жизнью своей, силой своей я делюсь. Буду отцом тебе, буду братом, буду родичем. Буду твоим голосом в стае. Моя рука — над тобой, твоя спина прикрыта мной. В бою и в миру, всегда — наши следы лягут рядом. Принимаю тебя в стаю, мой младший брат. Живи. Живи. Живи!
Под его песню кровь пролилась в открытую рану. Пленник, про которого все почти забыли, завыл пуще прежнего: он принял на себя всю боль умирающего, всю муку превращения. Арне выгнулся на полу и бессильно упал. Вир завыл — громко, торжествующе, неспособный в это мгновение сдержаться — и откуда-то из леса раздался его же вой, колдовством пойманный и запертый на месте обряда.
Магда перестала петь, но ещё не открыла глаза. Её воля, связав два места проведения обряда, удерживала весь шум, все звуки там, в лесу. Отчаянно и безнадёжно, глухо сквозь кляп, выл пленник.
— Добейте его, — раздался холодный женский голос. Её голос. Голос ведьмы. — Он нам больше не нужен.
Мужчины переглянулись.
— Давно бы так, — обрадовался батрак и поспешил исполнить приказание, пока ведьма не одумается. Магда глубоко вздохнула, открыла глаза и осознала, что она только что сказала.
— Нет, нет, подожди, нельзя же!.. — запротестовала она, но было уже поздно. Девушка смертельно побледнела и отвернулась.
— Давно бы так, — поучительно повторил батрак. — Ну же, Маглейн, он с самого начала был обречён. Пора уходить. Мы слишком шумим.
— Мы шумим в лесу, — безжизненным голосом пояснила ведьма.
— А этот? — кивнул батрак на тело пленника, которое он сноровисто освободил от верёвок и кляпа.
Магда сглотнула. Её мутило. Ведьма не знает жалости. Во власти своего колдовства она настолько... забылась? Потеряла себя? Что она?..
Только что всё было... правильно. И прекрасно. Перед её глазами сияли огни. Было только дело, которое надо сделать. То, для чего она запросила силы у леса. Человек, его жизнь и страдание... не значили ничего.
Только что.
Но не сейчас.
— Он... это был не его крик... он страдал вместо Арне, а Арне тоже "остался в лесу".
— И прекрасно. Хорошо поколдовала, Маглейн. Теперь — что?
Магда наклонилась. Светильник догорал, но сейчас, после обряда, она не нуждалась в его огне. Рана на животе Арне затянулась. Девушка поправила одежду и ласково потеребила юношу за плечо.
— Арне, — позвала она. — Очнись, мой верный рыцарь!
Юноша открыл глаза. Увидел Магду и расплылся в улыбке.
— Бертильда, — счастливо позвал он. — Я.... я не умру?.. Я чувствую себя... как будто...
— Будто заново родился, — досказал за него оборотень и протянул руку. — Добро пожаловать в мир живых, младший брат.
Арне принял руку и старший оборотень рывком поднял его на ноги.
— Я... ты... как мне тебя теперь называть?
— Старший брат, — усмехнулся Вир, осматривая свои руки. Едва обряд закончился, страшные раны закрылись: на оборотнях всё заживает быстро. — Приведённый в стаю может звать того, кто подарил ему новую жизнь, отцом, дядькой или старшим братом. Я предпочитаю — старший брат. Я приведу тебя в стаю... позже. А сейчас нам пора. Паук?..
— Выведу я Маглейн, выведу, — проворчал батрак. — Сами не попадитесь.
— Нам всем надо появиться в лесу на месте обряда, — подала голос ведьма. Голос дрожал и с трудом слушался, подгибались ноги, но есть вещи, которые нельзя откладывать. — Закончить его и убрать следы.
— А я-то отдохнуть собирался, — картинно вздохнул батрак. — Мы всё ещё "шумим в лесу"?
— Да, но утром это закончится.
Она попыталась отстраниться от убийцы, но тот снова схватил её за локоть.
— Мы уходим сейчас, — коротко бросил он. — Вы — позже и своей дорогой.
Арне завороженно оглядывался по чердаку. Ноздри его раздувались.
— Почему тут так пахнет? — рассеянно спросил он.
— Как? — не поняла ведьма.
— Вкусно...
Магду замутило ещё сильнее.
— Потом объясню, — посулил старший оборотень.
— Уходим, — приказал батрак и потащил Магду к лестнице. — А то твой рыцарь нами позавтракает.
...В лесу догорал костёр... Магда смотрела в его тускнеющее пламя. Ещё ничего не закончилось. Ещё надо было спасаться... выбираться... небо уже начало светлеть... скоро подоспеет посланная за Арне подмога... согласятся ли его нести лошади?.. как уйти подальше от замка ей самой?.. С другой стороны, теперь всё иначе... сила никуда не делась... хотя обряд и прошёл так, как надо.
Магда смотрела в тускнеющее пламя и старалась думать о простых вопросах. О том, что надо жить. Спасаться. Уходить. Прятаться. Выбираться. Что-то врать. Потом ещё и ещё.
В огне корчились ветки.
В огне корчилась её совесть.
Ничего не вернётся.
Ничего не станет как раньше.
Арне, стоящий рядом, поднял голову и принюхался.
— Ха, — проговорил Вир, поведя головой в ту же сторону. — Сюда скачет большой отряд.
— Что? — непонимающе отозвалась Магда.
— Нора доскакала до Барберга, — предположил старший оборотень. — Теперь можно начинать осаду.
— Они легко возьмут замок, — отозвался батрак. — Там, как святоша ни ярился, порядка так и не завелось. Не буду, пожалуй, туда возвращаться. Эх! А я думал, успею ещё пограбить... именем молодого Дюка... всё-то ты, Маглейн, норовишь испортить.
Арне покосился на него с отвращением.
Магда не ответила. Она смотрела в костёр, где истлевала её совесть.
Она убила человека. Её руки в крови. Это не смыть, не загладить и не исправить.
Ничего никогда не станет как прежде.
Ведьма. Проклятая. Во веки веков — проклятая и не будет прощения.
— История последняя, заключительная. Встреча проклятых
Вейма боязливо жалась к мужу. Она не хотела сюда приходить. Никогда. И особенно — сегодня. Летнее солнцестояние. Самая короткая ночь в году. Встреча — впервые за несколько лет — встреча проклятых. Та самая, на которой решается, кому жить, а кому умереть. Та самая, которой она так долго избегала. И где! В развалинах Гандулы, замка старого Дюка, где так долго сидела — пила, ела, грабила, веселилась — армия самозванца.
Вейма многое начала понимать, узнав, где проходит встреча, где проходили все встречи проклятых с того самого дня, когда, давным-давно, бароны казнили Ублюдка и разрушили замок, который для них символизировал единую власть в стране. В этом было что-то... издевательское.
Дома, в Фирмине, всё только-только наладилось. Как и предсказывал Виль-батрак, как и надеялись верные барону люди, без заложницы они быстро захватили Ордулу, а кое-как собранные самозванцем банды не смогли им ничего противопоставить. Всё закончилось... просто. Но ни самозванца, ни брата Флегонта захватить не удалось. Все братья-заступники ушли, исчезли, едва гарнизон объявил о сдаче. Теперь в орден написано гневное письмо с перечислениями всех вин старшего баронского сына и по всей стране ездили отряды, надеясь поймать несчастного олуха, самозваного Дюка Корбиниана. Удастся ли им это? Вейма не знала. Да и не хотела думать.
Всё кончилось и кончилось благополучно. К Магде вернулась колдовская сила, виноградарь Йаган вернулся к себе. Люди Флегонта спалили его хижину, но не догадались тронуть виноградник, так что этот человек остался счастлив.
Нора...
Вейма просила барона отпустить её с должности наставницы, советницы и придворной дамы его дочери. Она не смогла её защитить, не смогла воспитать и — не могла доверять. Больше. Если вы один раз получили удар в спину, вы не повернётесь больше к тому, кто его нанёс. Но барон отказал. Он приставил к дочери охрану, способную защитить или удержать строптивую девчонку, и настаивал, что обучение Норы ещё не закончено.
Все говорили о храбрости баронской дочери, сумевшей выбраться из вражеского плена. Никто не говорил о её глупости. Арне, мелькавший в воспоминаниях девушки где-то рядом, с мечом и криками о чести и защите дамы, отводил взгляд. Ему не стали менять память. Вейма хотела бы знать, чего он больше стыдился — того, что на самом деле не пытался помочь сестре по несчастью или того, что она приписывает себе чужие заслуги. Но смотреть ему в глаза, чтобы найти ответ, она не стала.
Одно время поговаривали о том, что между Норой и Арне будет заключена помолвка. Но этого так и не случилось. Немногие знали — почему.
Сейчас Арне шёл с ними, вернее — с Виром, своим старшим братом в стае оборотней. Шёл, чтобы быть представленным и принятым. Он рассеянно вертел головой по сторонам, прислушиваясь и принюхиваясь к происходящему. Вир начал учить его быть и человеком, и волком в обоих телах, но новые ощущения пока сбивали юношу с толку.
— Я не хочу идти, — пробормотала девушка, когда они начали подниматься на холм.
Вир поймал её за руку и нежно пожал.
— Я могу защитить тебя от чего угодно, — обещал он.
— Я не хочу идти, — повторила Вейма.
Встреча проходила с размахом. Не только вершина холма, где стояли развалины, но и склоны были заняты всё прибывающими проклятыми. Звенели струны лютней, арф, виуэл, дудели рога, трубы, заливались дудки, стучали тимпаны. Пели — без слов и со словами, красивые песни про колдовство и похабные про кого угодно. Половина проклятых обнажилась — до пояса, ниже пояса или целиком, кто-то ходил верх ногами, на руках, кто-то скакал козлом, а кто-то передвигался ползком, почему-то радостно повизгивая. Гвалт, шум, гам, вой раздавались на всю округу.
— Сегодня это безопасно, — пояснил Вир. — Тут пусто, нас никто не услышит. Люди ближайшей деревни привыкли, что раз в году здесь становится... шумно... Но даже и они ещё не вернулись в покинутые дома.
Арне не ответил. Его ноздри трепетали, впитывая тревожные ночные запахи. Вейма прижала руки к вискам. Музыка проклятых. Чудовищная какофония звуков складывалась в свою, нечеловеческую, чуждую разуму гармонию хаоса и звучала, казалось, в самой земле. В камнях, в деревьях. В костях. Она завораживала. Лишала воли и разума.
