— Ты еще сомневаешься? Тогда давай и я тебе кое-что расскажу, раз уж на то пошло. Уничтожение Узушиогакуре — это действительно была моя вина. Я был молод, импульсивен. Талантливый мальчишка, слишком много о себе возомнивший. Это была бы долгая и не слишком интересная история. Не все было просто. Я не хотел уничтожать свой клан. Не хотел терять свою деревню. Но мои ошибки подписали им смертный приговор. Там многое произошло, и чувство вины за то время преследует меня до сих пор. Если откинуть все, что сейчас уже не имеет значения, то это я виноват в гибели собственного клана. А чуть позже и в его повторном уничтожении уже в стенах Конохагакуре. Тогда я уже вполне осознанно позволил старым обидам взять верх над здравыми размышлениями. И Корень тогда был ни при чем, и они сами, и вся Коноха сильно пострадала из-за уничтожения клана Узумаки. Но тогда это был именно я. Сломал защиту, внес ошибки в охраняющие контуры. А потом... потом была длинная жизнь, в которой я ни совершил ни одного хорошего поступка. Мне не страшно умирать. Возможно, это станет облегчением для меня.
Я смерил старика взглядом. Умен, он ведь умен, но слишком устал, чтобы бороться. Нет цели. У него, как и у этого доморощеного иллюзиониста, нет того, ради чего стоило бы сражаться и выживать. Не сказать, что и меня движет вперед беспредельная преданность Конохе, но все же. Видимо, как-то по-своему восприняв мое молчание, старик продолжил говорить:
— В конце концов я разошелся и с Корнем. Когда я уже поверил, что смогу что-то исправить. Когда все стало налаживаться. У меня появилась семья. У меня была дочь. Сейчас она была бы уже взрослой женщиной, ей бы исполнилось тридцать. Но... не судьба. Корень интересовался моей дочерью. Она была еще более талантливой. Чем когда-то я сам. Порой могла удивить меня неожиданными сочетаниями, невероятно простыми в своей гениальности построениями. Моя Миино...
Я напрягся. Черт. Цепочки причинно следственных связей щелкнули в моей голове. Старик опустил голову и, похоже, плакал.
— Ее убили, двенадцать лет назад ее убили. Отняли у меня. Я не знаю, был ли это Корень. Но почти уверен в этом. Моя Миино. Моя девочка. Какой же она была талантливой.
Еще раз, это возможно? Нет, серьезно, такое возможно? Одно и тоже имя. Совпадение? На самом деле это просто мелкая деталь, надо идти дальше. Время смерти Миино Узумаки, если я правильно считаю, совпадает с временем рождения Миино Курама. Совпадение? Ага, щас! Как же. И невероятный талант к фуиндзютсу у девочки из клана, где все техники повязаны на гендзютсу. Ага, совсем совпадение. Но тогда какой вывод? А такой. Сознание дочери Синдзи пересадили в тело новорожденной девочки Курама. Сложно поверить, но... Омоложение тела? Как-то с трудом верится. Сознание пересадить, или тело омолодить лет так на двадцать и еще внешне изменить? Я бы скорее поверил в первое, хотя и сложно представляю, кто мог бы это сделать. Как основная рабочая версия потянет. Можно, к слову, проверить.
— Ее звали Миино?
Старик, подняв на меня тяжелый взгляд, кивнул. Я подошел ближе и показал печати на костюме:
— Как вам?
Ему потребовалось всего несколько минут:
— Это ее работа! Кое-то мне кажется странным, но в остальном. Ее подчерк! Тут столько деталей, которые ее характеризуют...
Он остановился, замер, с недоверием глядя на меня:
— Она жива?
Отрицательно качаю головой.
— Нет. Но я почти уверен, что знаю, кто ее убил, — ага, я, собственными руками несколько лет назад.
Старик устало кивнул в ответ:
— Да, значит, все же Корень. Теперь уже...
Хм. А ведь этим можно воспользоваться. Если я правильно понимаю этого старика, если я все учел. Если повезет:
— Я могу убить того, кто виноват в ее смерти.
Снова резкий, тяжелый, недоверчивый взгляд.
— Не осилишь.
— Не сейчас и не сразу, — киваю в подтверждение я, — к тому же, есть у меня и личные счеты. Но сейчас не это важно. Сейчас у вас нет цели в жизни, нет стержня. Нет, ради чего жить. Дайте мне время, и я отомщу за смерть вашей дочери, и дам цель в жизни. Такую, ради которой стоило бы не только умереть, но и выжить всем назло.
Взгляд все такой же недоверчивый. Но все же. Он не посылает меня к биджу, так что оценивает мои шансы.
— Этот дзенин только что рассказал тебе, насколько мы все трое похожи. Почему ты думаешь, что сможешь стать больше, чем слепой пешкой?
— Я уже больше, чем пешка. Я не совершаю ваших ошибок. Если бы я был таким же, как вы, я бы уже убил вас. Но убивать, возможно, последнего Узумаки, разбирающегося в клановых техниках — это глупо. Я не иду на поводу у эмоций. Так что вас я уже превзошел. Как превзошел и его, — кивок в сторону трупа с отрубленной головой, — потому что уже сейчас знаю, в какую игру ввязался. У меня есть шансы.
Узумаки отвел взгляд, думая о чем-то своем.
— И что ты собираешься делать? Привести меня в Коноху?
На моем лице появилась улыбка. Нет, я буду хитрее. Я знаю, как угодить сразу всем.
— Я вернусь в Коноху, сказав, что провалил миссию. Сказав, что вы погибли. А вы действительно уберетесь подальше, залезете в самую глубокую нору и схоронитесь там. Я найду вас, когда придет время. Когда у меня будет цель, а с местью будет закончено. Умереть — это слишком просто. Сражаться до конца — это хороший путь, старик. Сложный, тяжелый, заставляющий переступать через самого себя. Но умирать слишком просто и никогда не поздно. Пока мы живы, у нас есть шанс.
Начал разбрасывать пафосные речи. Старею, мля. Но он, похоже, проникся. Или просто смирился с безысходностью и со странной альтернативой, которую я ему предложил. Старик раскатал один из своих свитков на земле и распечатал из него тело, неожиданно похожее на его самого.
— Я уже давно подготовил это. Думал, пригодится когда-нибудь. Вот, пригодилось. Я исчезну. И буду ждать тебя, Като. Не подведи.
Он протягивает мне руку. Маленький заговор двух синоби. Кто он? И кто я? Не важно. Я еще не закончил свою борьбу, я ее только начал. Данзо. Корень. Надо узнать о них побольше. И сохранить собственную шкуру до поры до времени. А куда использовать потом способности этого старика? Ха, найдется, лишь бы он сам дожил до этого момента. Пожимаю ему руку, правда своей левой рукой. Правая висит, и я ее даже не чувствую.
— Лучше заложи что-нибудь на труп. И прощай, Синдзи Узумаки-сан. Мы обязательно встретимся еще раз.
— Прощай, Като из Конохи.
Я развернулся и прыгнул на ближайшее дерево. Заключенная сделка не вдохновляла. Радости от маленькой победы не было. Усталость. Только усталость.
Глава 66
Очнулся я уже в больнице Конохи. Смутно помню, как топал к ближайшему посту, куда отправил и Каору с Данго. Но своими силами не дошел, на полпути меня перехватили группа из "безликого" и трех тюнинов. Спрашивать ничего не стали — я был уже не в состоянии отвечать на вопросы.
И вот я в Конохе. Больничная палата. В правой руке все еще пульсирует боль — она забинтована почти до плеча. На теле тоже бинты, но ничего не болит, так что не все так плохо. Попытался пошевелить рукой: вышло как-то вяло, будто конечность стала чужой. Не есть здорово.
В палату зашла медсестра, но, увидев, что я очнулся, просто спросила, не нужно ли мне чего и, убедившись, что все нормально, сразу вышла. И всего минут через десять в палату зашла Амаки-сан. Халат был немного заляпан кровью, на лице едва заметные следы усталости.
— Очнулся наконец? Молодец. Как себя чувствуешь?
Я поднял правую руку, насколько смог.
— Думаю, вам лучше знать. Что со мной?
Амаки пододвинула к правой стороне кровати стул и села рядом, аккуратно приложив руки, охваченные привычным свечением чакры, к моей руке. И лицо ее не выражало особого энтузиазма.
— Ничего хорошего сказать не могу. В этот раз ты попал капитально. Сначала сильные физические повреждения, вызванные попаданием инородного тела, да еще и подачей на него сильного разряда молнии вместе с действием раскаленной стали. Представляешь, что это?
Киваю. А что отвечать? Типа я сам не понял, насколько все плохо, еще тогда, когда получил удар.
— Но как будто тебе этого было мало. Ты накладывал на руку какую-то технику, чтобы вернуть подвижность, верно?
Снова кивок с моей стороны.
— Эта техника почти выжгла твою СЦЧ в руке. И то, и другое по отдельности госпожа Тсунаде вполне могла вылечить, но сразу вместе. Начинать восстанавливать СЦЧ до того, как лечить плоть, было невозможно. Такая попытка нанесла бы телу еще больше вреда. Так что пришлось хирургическим методом собирать твои кости, только после этого сращивать ткани. А когда мы закончили, СЦЧ была уже слишком сильно повреждена. Госпожа Тсунаде старалась не задевать ее и латать, по возможности, но вкупе с остальными повреждениями это было сложно. Вопрос стоял так: не потеряешь ли ты руку вообще? Руку не потерял, но чакру сейчас использовать не сможешь. Теперь потребуются долгие месяцы, чтобы привести все в порядок.
Вновь киваю. Есть у меня некоторые соображения по этому поводу.
— В остальном?
Амаки выдохнула, показывая, что она думает о моем пренебрежении такими ранами, собственными ранами, между прочим.
— Дырки закрыли, но пара шрамов все же осталась. Не было времени их сводить. Так что в следующий раз будешь хвастаться боевыми ранами перед своей подругой.
Я хмыкнул. Обвинить меня в чем либо Амаки не могла, а остальное меня не волновало. Или я должен смущаться? Ага, как же, вот так прямо весь покраснел.
— Като, это было очень опасно. Ты действительно мог лишиться руки.
— И жизни запросто, кстати. Когда меня выпишут? Уже предвкушаю долгую и интересную встречу с руководством.
Врач к моему сарказму отнеслась скептически, но ничего не сказала по этому поводу:
— Никаких болячек ты не подхватил. Небольшая слабость не в счет. И ты бы поменьше использовал пищевые пилюли — снова сильно истощил свой организм. А так... Завтра сможешь топать своими ножками. От миссий отстранен, причем надолго. Чакру использовать запрещаю категорически. До моего разрешения.
Ладно, с этим разобрались. Самые насущные проблемы решены, теперь менее приятное.
— А что с моими напарниками? Как Данго?
Женщина несколько секунд медлила, прежде чем ответить:
— С Каору все в порядке. Истощение. Несколько небольших ранений, но она уже пришла в норму. А Данго...
У меня чувство дежавю. Хотя я уже готов к тому, что мне предстоит услышать. Я, по большому счету, подписал парню смертный приговор еще там, в лесу. Так что...
— Данго? — повторяю вопрос.
— Он умер, Като, — спокойно произнесла Амаки. Она врач, один из ведущих врачей госпиталя, так что ей уже приходилось отвечать на такие вопросы. — В его теле был сильный яд, да и рана была очень серьезной. Рану мы все же смогли закрыть как-никак, Тсунаде-сама гениальный медик. И ей не хватило какого-то полу часа, чтобы успеть подготовить антидот. Так что, вот.
Прощай, напарник. Не сказать, что ты был мне настоящим и близким другом, но все же как-то больно от мысли, что тебя больше нет. Как-то я уже привык к этому слегка пришибленному на голову чудику, не слишком разговорчивому, но все же... Все же он помог мне создать мой костюм, так что кое-чем я ему обязан. Но не более того.
— Умер... — произнес я, будто привыкая к этому слову.
Или все же я привыкал ко смыслу, которое несло это слово.
— Да. И Като... — продолжила Амаки-сан. Было видно, что ее смерть очередного пациента не сильно волновала — сколько у нее было таких. — Тебя ждет на разговор госпожа Хокаге, так что сразу после выписки к ней, на отчет.
Я кивнул, делая вид, что смерть напарника очень глубоко меня задела. Время показывать всем, насколько мне плевать на такие вещи, еще не пришло. Один из лучших ирьенинов госпиталя ушла. Но мне не дали долго находиться в одиночестве. Стук в дверь, и, не дожидаясь моего разрешения, в палату вошла Каору, в больничном халате поверх какого-то платья. Волосы просто сброшены за спину, никаких причесок, глаза немного покраснели, едва заметно. Ее, судя по виду, потеря напарника задела куда больше, чем меня.
— Как ты? — спросила девушка.
Где-то между молотом и наковальней. А она ведь не знает всей подоплеки ситуации. Да и ей не настолько плевать, как мне. Ей, наверное, нелегко. Потерять одного напарника и едва не потерять другого. Так что надо ответить что-то позитивное:
— Лучше, чем может показаться. Ничего непоправимого, в общем-то.
Радость, причем искренняя. Как редко я вижу искренние чувства. Еще реже хочу их замечать.
— Я рада. Ты уже знаешь, да?
Киваю:
— Да. И не вздумай себя винить, это моя ошибка как капитана. Поняла?
Она кивает в ответ, хотя и так видно, что не согласна со мной. Ну, сейчас переубедить ее я все равно не смогу, а потом... Посмотрим. Каору неуверенно подходит ближе и садится на край кровати. Неуверенный и вопросительный взгляд в мои сторону. Ей хватит смелости и наглости прямо сейчас развалиться на моей же кровати, если ей этого захочется. Но спрашивает она меня о другом. Не хочется задавать глупый вопрос "Как ты?" — и так все прекрасно видно. Поэтому поднимаю левую руку ладонью вверх и вытягиваю к ней, как бы приглашая. Снова некоторое облегчение, и она своими ладонями немного сжимает мою.
— Като, вы с ним знакомы были все же больше, чем я. Не скажу, что он был моим другом. Но я все равно к нему привязалась, так что мне жаль.
— Да, мне тоже.
Кивок с ее стороны, и девушка встает на ноги, отпуская мою руку.
— Выздоравливай.
— Уже завтра, — обнадеживающе ответил я.
Теперь неплохо бы еще отдохнуть и подумать над завтрашним днем.
* * *
Идти в кабинет теперь уже годайме Хокаге было для Данзо немного непривычно. Вызывать к себе на разговор Сарутоби казалось забавной игрой, в которой старый друг его неизменно поддерживал. Но Тсунаде Сенджу вообще-то как раз недолюбливала главу Корня. Если оппозицию в лице Сарутоби Хирузена, отошедшего от дел Хокаге, но еще имевшего власть своего клана, она вполне терпела, то терпеть оппозицию еще и в рядах АНБУ... Жаль, на это место не нашлось кого-то более... менее... Кого-то другого, в общем.
Данзо шел без сопровождающих. Один из четырех АНБУ, постоянно находившихся рядом с Тсунаде, был из его людей — так, на всякий случай. Может, глава Корня и не разделял некоторых взглядов Пятой Хокаге, но никаких особых претензий к ней тоже пока не имел. Она не мешала ему, пока не решалась, и этого было достаточно. Он, в знак поддержания нейтралитета, не мешал ей. Данзо улыбнулся, ему и не нужно было мешать. Что было за Тсунаде, кроме титула сеннина? Нет клана, почти нет настоящих последователей. Госпиталь за долгие годы вполне научился обходиться без нее. Медики, не являющиеся чистыми синоби, вроде этой Амаки, конечно, вступятся за Тсунаде. Но все ирьенины, кем бы они ни были, скорее поддержат свои кланы, кто в них состоит, из оставшихся большая часть принадлежит АНБУ, а остальных можно пересчитать по пальцам. Кланы? Сенджу растеряли свою мощь. Если бы Тсунаде пыталась сохранить силу своего клана, она бы могла это сделать — были те, кто готов был идти за древним кланом из одного человека, полукровки не в счет. Но она не хотела до недавнего времени. А теперь уже поздно. Учих нет. Хьюга и пальцем не поведут: самый мощный клан синоби, они поддержат Коноху вообще, но не Хокаге в отдельности от нее. Союз Яманака, Нара и Акимичи? Примерно та же картина. Курама полностью поддерживает Корень. Инузука не настолько сильны, чтобы идти против остальных, и, пока ситуация не критическая, постараются поддерживать Хокаге. Абураме разве что будут поддерживать АНБУ и Хокаге до последней капли крови. Для них это дело чести, если учитывать, насколько они были связаны с Сенджу. Сарутоби делают вид, что сохраняют нейтралитет, а все остальные кланы, представленные одним, двумя, или тремя синоби, не в счет. Бесклановые? Ну, если найдется что-то, что сможет их объединить, чего не случалось со времен Четвертого Хокаге, об этом можно будет подумать. У Тсунаде не было поддержки — она шла на голом уважении к себе окружающих. Но это продлится ровно до ее первых больших ошибок, чего пока не следовало допускать. Еще не время.
