"День шестнадцать."
"Перечитывая предыдущую запись, пришёл к выводу, что мне надо начинать бороться с манией желания ставить восклицательные знаки и многоточия в конце каждого предложения..."
"День семнадцать."
"В комплексе Виктора на Гаваях проводят новую канализацию по моей просьбе. Теперь мыльная вода в ванной, в которой я моюсь почти каждый день, по трубам будет проходить прямо через внутренности моих рабынь, естественным путём — с горла по пищеводу и наружу, естественно все отверстия надёжно скреплены между собой для того, чтобы вся жидкость, вся до последней капли, точно проходила сквозь моих рабынь. Однако такая роскошь не слишком-то долговечна. По прикидкам учёных, долго женщина, питающаяся только моим потом, грязью и мылом с моего тела, не проживет, к сожалению."
"День восемнадцать."
"Обожаю парки аттракционов! Понял это только сегодня, прокатив на своей ракете кучу замечательных малышек, гуляющих со своими элитными папочками и мамочками, и жующих сладкую вату. От этих катаний у меня был сплошной восторг. На самом деле они такие милые! Да я и раньше это знал, честно говоря. Маленькие девочки в большинстве своём такая прелесть..."
"День девятнадцать."
"Не унял свой восторг за вчерашний день. Зашёл в гости к девочкам из детского садика. Смекаете, о чем я? Да-да, знаю. Я монстр. Муахаха."
"День двадцать."
"Обожаю мороженное и молодых студенток, которые им торгуют летом! И при том даже не знаю, что я люблю больше... В любом случае, запихнув тело одной из студенток в морозильник с головой, оставив снаружи только одну её жопу, я отлично повеселился. Трахать в жаркий день молодую шлюшку над освежающим холодным воздухом из морозильника и одновременно есть мороженное чертовски приятно. Закончив с шлюшкой, я запихнул в её истекающую спермой и мочой вагину пару рожков с мороженным, а в её анус — ледяную палочку фруктового льда и ушёл, громко хохоча по дороге. Шлюшка, к сожалению, замёрзла насмерть, как мне сообщили позже."
"День двадцать один."
"Вспомнил, что никогда как следует не отмечал никакие праздники, такие, как Рождество или Пасху... Решил резко исправлять ситуацию, устроив для самого себя подарок. Зайдя в отель, обнаружил удивительные сюрпризы — кролика и оленёнка! Две порноактрисы, с огромными натуральными сиськами и гигантскими жопами сидели на корточках на двух подиумах и радостно мне улыбались. Сиськи каждой из шлюх были обвязаны розовыми бантами, крепко затянутыми у основания груди, только и ждущими, когда я их развяжу. Видимо, ждали девушки меня долго, так что на местах их кожи, которые были связаны обтягивающими веревочками бантов красовались огромные красные полоски, их груди же были синими от длительной остановки кровообращения в сосудах. Так же те же розовые банты были завязаны и на шеях девушек, вокруг их талии и на щиколотках, ещё один интересный бант шёл прямо поперёк кисок девушек, затягивая и натирая их, точно так же, как и прочие бантики, дожидаясь, когда я его развяжу. Но как же я понял, что эти девушки были были кроликом и оленёнком, можете спросить у меня вы? Просто. Прямо на головах девушек, подтверждая их принадлежности к этим двум видам животных шли ободки — один ободок с милыми кроличьими ушками, второй — с милыми пушистыми рожками. Ах, чуть не забыл сказать. В кисках и попках девушек, конечно же, жужжало по вибратору. Куда же без них настоящему праздничному кролику и оленёнку?
Короче говоря, праздник у меня вышел отличнейший. Жаль, что я перестарался, решив поиграть с горелкой и случайно сжёг обоим дамам соски и клиторы, так что потом их пришлось сдать в утиль... Но повеселился я знатно."
"День двадцать два."
"Заглянул в самую модную и дорогую женскую парикмахерскую города. Устроил офигенную оргию, предварительно обрив налысо всех гламурных шлюшек, что там были, и позвав в эту парикмахерскую двух жирдяев, что я чисто случайно подобрал по дороге. Надо было видеть эту картину — два восседающих на куче лысых хрупких женских тел мешка с жиром, лениво подрачивающих свои короткие толстые члены, пока их вонючие ноги облизывают гламурные телки, а над их грязными анусами стараются своими язычками не менее гламурные мамашки."
"День двадцать три."
"Устроил эксперимент. Проколол одной мамашке соски и клитор колечками и, с помощью принципа рычага, начал тянуть за верёвки, связанные с этими самыми колечками, в разные стороны. Знаете, как четвертуют людей? Тянут одну сторону тела в ту сторону, а вторую — в другую. Я сделал то же самое, только в более щадящем режиме, чисто чтобы узнать, что оторвётся раньше — эти самые соски или клитор. Победили соски. На пятую минуту потягушек, с кровавым облачком пыли, кольцо из клитора вылетело как пробка из бутылки с шампанским, разворотив вагину женщины. Правда, затем я все равно порвал ещё и соски женщины. Просто так, по приколу."
"День двадцать четыре."
"Проводя ревизию в магазине бондажа я обнаружил чумовые пыточное агрегаты. Сразу решил их опробовать. В результате получил: визжащую в истерике школьницу с полным отсутствием груди, но длинными ногами, в огромной ванне, заполненной до отказа разными ползучими тварями — пауками, тараканами, муравьями, червями и прочим; ревущую от боли, истекающую кровью мамашку в улучшенной железной деве (улучшена система колючек, вернее, заменена, на выдвижные на нужную длину колючки); привязанную, исступленно мычащую в кляп молоденькую шлюшку лет двадцати в огромной бочке с особо мерзкой разновидностью пиявок; взвизгивающую время от времени на стуле голую малышку, к маленьким соскам и вагине которой были прикреплены провода, с перерывом в десять секунд подающие мощный разряд тока; танцующую в закрытой комнате на раскалённых углях, плачущую от боли толстую шлюху с огромной жопой; огромную, плачущую, как дитя, амбаловидную шлюху, на голову которой одета стеклянная коробка со змеями, а ноги которой стоят на острых шипах; подвешенную вертикально в воздухе малышку, к соскам и вагине которой привязано по пятикилограммовому грузу; ещё одну малышку, привязанную к столу, смеющуюся, как ненормальная, маленькие пальчики на ногах и милые пяточки которой щекотало большое автоматическое павлинье перо; непонятно что булькающую мамку, голова которой была засунута в трубу, в которой мощным потоком била вода, а тело которой тряслось, как ненормальное, пытаясь достать эту самую голову из этой самой трубы."
"День двадцать пять."
"Какая-то сука в магазине, в который я зашёл за бутылкой воды — в этот день было жарко — устроила скандал по поводу товара. Я избавил клиентов этого самого магазина от её нытья — забрав это животное к себе домой, в комплекс, я отдал её своим милым собачкам. Теперь до скончания своей ничтожной жизни она будет служить собачьей подстилкой и будет питаться исключительно животной спермой. Ибо нефиг."
"День двадцать шесть."
"В этом городе был клуб феминисток? Не знал, не знал... Ну что же, теперь его нет. Все жирные свиньи из этого клуба теперь считают своим прямым долгом ублажать мужчин всеми доступными способами, чувствуют желание преклоняться перед мужчинами, и просто ощущают свою собственную ничтожность перед представителями мужского пола. Но я на этом не ограничился. Для полноты действа я, раздев этих жирных шлюх до гола, заставил их на четвереньках пройтись по городу, держа поводки от их ошейников в одной руке, словно бы выгуливая кучу собак. Под общее улюлюканье со стороны мужиков эти сучки совершили три полных круга по главной улице, потратив на это почти весь день и измотавшись до предела, я же почувствовал свой гражданский долг по отношению к мужчинам выполненным."
"День двадцать семь."
"По чистой случайности, когда я трахал на кухне элитного дома не менее элитную жену депутата своего города, я увидел на кухонном плазменном телевизоре рекламу детской косметики. Маленькая миленькая девочка лет *надцати с белозубой улыбкой в маленькой коротенькой юбочке красила ноготки на своих прелестных ножках. Я не удержался, скажу вам честно, потому в тот же вечер эта миленькая девочка из рекламы, пыхтя и сопя, четыре часа ублажала мой член своими маленькими ножками с накрашенными пальчиками — старательно подрачивая мой член своими пяточками она заставила меня кончить около десяти раз."
"День двадцать восемь."
"Человеческая многоножка в моей концепции вышла весьма отличающейся от той, какая представлялась в небезызвестном одноименном фильме. Если там люди были сшиты друг с другом, лицо к жопе — жопа к лицу, то я, постаравшись, сшил их ещё и половыми органами к лицу, например. Или же если руки и ноги своих пленников тот толстяк из фильма оставлял свободными для передвижения, за что и поплатился в конце, то здесь я не допустил такого просчета и привязывал ноги одной девушки к рукам другой, создавая из цепочки дам настоящую полноценную гусеницу, от которой нельзя было никак отделиться. Ради интереса накормил одну из женщин под завязку прокисшим молоком и протухшей говядиной, засыпав еду доброй порцией слабительного, после чего быстро сшил "голову" своей гусеницы к её "заду", образовав тем самым замкнутый круг из женщин. Они погибли на третий же день, у них стали отказывать органы, раз пятьдесят через которые прошлась переработанная десятью животами еда. Это было неожиданно, я ожидал более интересного эффекта. Хотя не думаю, что если бы вы сожрали дерьмо пятьдесят раз подряд за три дня, у вас бы улучшилось самочувствие..."
"День двадцать девять."
"Прыгнул с парашютом. Затем прыгнул с парашютом, прицепленный с помощью специальных ремней своим телом к голому телу (к спине) сисястой инструкторши по прыжкам с парашютом, и лапал её весь полет за сиськи. После этого я прыгнул с парашютом верхом на самой инструкторше, прикрепив её к себе между ног, летя на ней в воздухе, как на подушке. В четвёртый и последний свой прыжок я прыгнул в обнимку с инструкторшей, ни к чему не прицепленной, и, пока мы летели на высоте хер-знает-сколько километров от земли, мне удалось пару раз кончить ей в рот; к сожалению, мягко сесть в этот раз удалось только мне, а от инструкторши осталось лишь расплющенное кровавое пятно, что и закончило все веселье на этот день."
Я ещё полистал страницы, вразнобой натыкаясь на те или иные записи. "Охотился на женщин-свиней в костюме волка", "работал порно-учителем в школе игры на пианино", "изучал внутренний мир человека на живом примере миленькой малышки", "использовал девушку как унитаз, вкопав её в землю", "заставил потрахаться со своим отцом маленькую миленькую девочку", "сделал деревню со всеми её жителями животными"...
Очередная страница, случайно открытая моею рукой, рассказывала о том, как в один из своих веселых дней развлечения в Австралии я устроил сотня-километровую гонку голых кончающих школьниц. Вспомнив, как забавно выглядели бегущие девочки, кончающие от вибраторов, воткнутых в их дырочки, я хохотнул. Как же это было забавно тогда...
И таких записей было ещё на сто пятьдесят четыре страницы. Забавно. Уже полгода? Полгода как я веселюсь в своё удовольствие, путешествую по странам и творю всякий бардак? Серьёзно? Это надо отпраздновать! Я резко вдавил в пол педаль тормоза.
Машина, разогнанная ранее мною до двухсот километров резко затормозила, по инерции проехав ещё с двадцать метров, от резкой остановки огромной кучи железа у дамочки, растянутой на капоте, лопнули удерживающие её тело верёвки, и женщина просто сорвалась с машины, улетев далеко вперёд; прокувырнувшись с неприятным хрустом ломающихся костей пару десятков раз по асфальту, она замерла поломанной безжизненной сисястой кучей недалёко от машины, от колёс спорткара до её изуродованной тушки тянулся изредка прерывающийся кровавый след.
Я не был дома уже полгода. После смерти Виктора... я пробыл в своём городе совсем немного времени. Совсем немного, а затем я бросил все, всех своих шлюшек... и отправился
"Самолёт мне. Я полечу к себе домой."
Хмуро сказал я вслух, выходя из машины; маленькое записывающее устройство, почти незаметное по своим размерам, ютящееся у меня в кармане, передало мой голос рабам, всегда стоящим на стреме любых моих желаний, и в ту же секунду я увидел, как по аэропорту, ровно навстречу мне, выехала бронированная машина эскорта для того, чтобы забрать меня. Короче говоря, опуская все скучные детали, всего через пятнадцать минут я уже летел в элитном самолете навстречу своему празднику. Заказав себе "нечто особенное" у своего особого повара, я, потягивая шампанское, закинув ноги на дизайнерский пуфик, которым служила мне очередная элитная порно-модель, наслаждался видом из окна.
"Ваш багаж, сэр."
Пыхтя, с трудом удерживая в руках большую спортивную, крепкую на вид сумку, на двадцатой минуте полёта возвестила голая стюардесса, эротично покачивая большими бёдрами, за которыми забавно выглядывали татуировки с непристойно совокупляющимися кроликами. Я улыбнулся.
"Поставьте на стол. Я уже давно хотел поразвлечься."
Потёр в радостном предвкушении руки я. Неловко подняв тяжёлую сумку, женщина с трудом выполнила мой приказ. Послышался звук открываемой молнии сумки, и стюардесса в ужасе ахнула, а я похотливо и глубоко втянул носом воздух.
Из сумки, вернее, с её дна на меня смотрела пара испуганных серых глазок. Эта парочка уже давно не видела света, если не назвать светом те тоненькие лучики, которые просачивались через кучку маленьких, близко расположенных к друг другу дырочек, служащих для подачи в сумку воздуха.
"Приветик, дорогая моя."
Похотливо облизнулся я, заглядывая внутрь сумки; вернее, смотря на милашку, зафиксированную там внутри.
"Как спалось? Надеюсь все хорошо?"
Улыбнулся я, резко сдергивая края сумки вниз, предоставляя тем самым себе полный обзор на девочку, лежащую внутри, оголяя все её тело для моего взгляда.
"Вы можете идти. Сделайте минет летчикам, или ещё что, короче, развлекайтесь."
На секунду приподняв голову, обратился я к стюардессе, и та, не в силах сопротивляться моей воле (как, впрочем, и все остальные люди), с улыбкой кивнув, пошла "развлекаться". Уж не знаю, к летчикам, или нет... Я же снова перевёл свой взгляд на свою игрушку, молча ждущую моего внимания.
"В туалет не хочешь? Может, хочешь поесть? Или почесать себе носик? Не стесняйся, говори, я с радостью помогу."
Со злобной улыбкой уставился я на маленькую сероглазую малышку в сумке.
"А то ты-то уже никогда себя почесать не сможешь, правда же?"
Ещё одним резким движением я оторвал липучку на боковой стороне сумки, и та немедленно раскрылась, как бутон цветка; наружу из бокового отдела сумки выкатились две маленькие изящные бледные ручки и две маленькие ножки с миленькими маленькими пальчиками. Взяв в руки эти ножки — по одной в каждую из рук, я сделал вид, что шагаю ими. Вроде как получилось неплохо.
"Я от бабушки ушла, я от дедушки ушла... но теперь-то я ни от кого не уйду, правда ведь?"
Рассмеявшись смертельно испуганному миленькому личику малышки, я откинул некогда принадлежащие ей ноги в сторону, уронив их на пол самолета, и, не особо церемонясь, взял из сумки одну из отрезанных рук. Над темой издевательства долго думать не пришлось, идея сама заскочила ко мне в голову. Расстегнув ширинку, я засунул отрезанную руку мертвой ладошкой себе в штаны и охнул, начав потихоньку водить этой ручкой по своему "самому сокровенному".
