— Практика, эль Хаарт,— назидательно донеслось с горы подушек.— Практика! И вкати глаза обратно, чтобы понять, о чем ты думаешь, менталистом быть не надо — у тебя же всё на лице написано. Что к Рексфорду-то носу не кажешь? Он о тебе спрашивал.
— У кого?— вздернул брови Нейл.— У тебя?
Фаиз согласно хохотнул:
— И не говори. Сам не понял, когда это я тебе нянькой сделаться успел. Завтра поедешь?
— Нет.
— А что так? Всё детские обиды на горло давят? Так ты вроде реванш уже взял — на берегу Рексфорду знатно прилетело... И не ему одному, кстати. Где ты шлялся, пока нас в клещи брали? Нет, что с мостом стало, я видел, но ты-то что там делал, герой доморощенный?
Нейл передернул плечами. Одним из безусловных талантов Фаиза было умение с полтычка найти чью-то больную мозоль— и надавить от души.
— Себя спроси,— набычившись, буркнул он.— Меньше надо было в чужой голове копаться — я после этих твоих 'граней' по темноте за порог спокойно выйти не могу! Через раз кто-то в затылок дышит. Вот я тогда и отстал, чтоб проверить — кажется или нет... Не показалось, как видишь.
Смуглое лицо алмарца приняло удивленное выражение. Он опустил трубку, перевернулся на бок и уткнул локоть в подушку.
— Погоди,— глядя в сердитые глаза Нейла, недоверчиво уточнил он.— Хочешь сказать, ты чувствуешь слежку? А раньше такое случалось?
— Нет. Говорю же — после тебя началось. И ты как хочешь, но мне это совсем не нравится! Я скоро собственной тени пугаться начну!
Ан Фарайя задумчиво потер мундштуком подбородок. Судя по всему, услышанное его всерьез озадачило.
— Вообще так быть не должно,— хмуря брови, обронил он.— Или я в спешке какую-то грань не закрыл?..
— Вот спасибо!— возмущенно чихнул Нейл. Фаиз метнул на него раздраженный взгляд:
— Ты-то уж молчал бы. Не спусти ты на меня эту тварь, я вышел бы как положено, и все остались бы при своих. Однако занятный эффект! И, кстати говоря, небесполезный — но можно попробовать еще раз заглянуть, если уж так тебе это жить мешает.
Нейл представил себе повторение того кошмарного сна и весь передернулся. 'Нет уж, благодарю покорно,— подумал он.— Одного раза хватит'
— Мешает,— вслух сказал он.— Но я как-нибудь переживу. Моей голове без тебя есть о чем болеть...
Он вновь откинулся на подушки, сунув в рот мундштук, и они замолчали. Ан Фарайя пускал к потолку колечки дыма, Нейл пытался ему подражать — без особого толку.
— Ты что в Геоне-то позабыл, Фаиз? Дома не сидится?
— Служба. Я теперь в дипкорпусе, младшим письмоводителем. Конверты из одной стопки в другую перекладываю.
— Непыльная работенка.
— Угу. Опухну скоро со скуки. И у Рексфорда всё то же самое, ты-то хоть иногда зубами щелкаешь, а эти...— в голосе алмарца мелькнуло пренебрежение.— Сидят с кислыми рожами и политес из себя по капле давят.
— А ты с ними по-людски общаться не пробовал?— хмыкнул Нейл.— Можешь же. Глядишь, повеселей бы стало.
Ответом ему был высокомерный смешок. Ну само собой, философски подумал Нейл. Из 'людей' во всем белом свете есть только Фаиз ан Фарайя, остальные — мусор и пыль под ногами. И откуда в нем столько спеси?
— Сочувствую,— сказал он,— но, видно, придется тебе еще поскучать, Фаиз. Зигги у Райана вряд ли теперь скоро появится, а мне так и вовсе там делать нечего.
— А чего ж таскался тогда весь месяц, как нанятый?
— А тебе что за дело?— недовольно проскрипел Нейл. И неожиданно для себя самого вдруг признался:— Да как было не ездить? Ведь я его подвел, получается. И ранение это...
— Совесть замучила, значит,— не без ехидства резюмировал алмарец.— Понятно. Стало быть, так до сих пор и дуешься как мышь на крупу?
Подушки потревоженно зашуршали — ан Фарайя потянулся к низкому столику, где рядом с шааширом стоял графин. Как всегда не озаботившись разрешением, он плеснул в стакан Нейла фруктовой воды, сделал пару глотков и поморщился:
— Опять лимонная. Ты в курсе, эль Хаарт, что есть и другие фрукты? Да и вино у Лусетиуса, говорят, недурное — или ты всё пай-мальчика из себя корчишь? Не надоело? Ладно мне вера не позволяет, а тебе-то кто?
Нейл закатил глаза. 'Далось им всем то вино,— подумал он.— Мало мне Райан с Зигги кувшин в руки пихали, так теперь и этот туда же!' Он покосился в сторону алмарца, что с видом мученика цедил лимонную воду, и, не сдержавшись, буркнул:
— Вера! Пить она тебе не позволяет, а как...
Не договорив, он смешался и сунул в зубы мундштук. Фаиз склонил голову набок. Его угольно-черные глаза весело блеснули.
— Ну?..— с живым любопытством протянул он, глядя в лицо собеседнику.— 'А как' что? Вслух сказать опять духу не хватило?.. Ханжа ты, эль Хаарт, и кислятина, на все пуговицы застегнутая, — как самому не тошно?— он умолк на миг, а потом добавил демонстративно задумчиво:— Хотя из таких скромников, говорят, обычно самые пылкие любовники получаются...
Нейл возмущенно дернулся и, подавившись горячим паром, зашелся в долгом приступе кашля. Фаиз, хохоча, подвинул ему стакан.
— Вот что тебя вечно демон под руку толкает?— кое-как совладав с кашлем и сердито булькая лимонной водой, выдохнул Нейл.— Нормально же сидели, так нет!.. Обязательно нужно гадость ляпнуть!
— Ты первый начал,— заметил ан Фарайя. — И потом, почему сразу 'гадость'? В твоем случае это скорей комплимент.
— Фаиз!
Алмарец, широко улыбаясь, вновь откинулся на подушки. К потолку одно за другим поплыли мягкие дымные колечки. Нейл опрокинул в себя еще один стакан фруктовой воды и сунул руку за лацкан. Вынул часы, щелкнул крышкой: стрелки показывали без четверти семь, отец вот-вот подъедет. 'Слава богам,— подумал молодой человек, бросив косой взгляд на лопающуюся от самодовольства смуглую физиономию напротив.— А то еще немного — и я бы точно в него шааширом запустил. Ну что за ехидна, боги свидетели!'. Убрав часы назад в нагрудный карман жилета, он приложил к губам мундштук, выдохнул к потолку струйку бледного пара и сказал:
— Мне пора. Угли почти прогорели, но еще минут на десять их хватит.
Ан Фарайя в ответ насмешливо фыркнул — спасибо, хоть молча. Нейл, порывшись в кошеле, бросил на стол пару монет и поднялся.
— Приятного вечера, Фаиз,— уже от двери сказал он. Алмарец, прикрыв глаза, в ответ чуть шевельнул головой:
— И тебе не хворать...
Когда Нейл ушел, в кабинет заглянул подавальщик. Фаиз, едва удостоив его взглядом, заказал себе свежий шаашир и кофе, оплатил вперед и велел не беспокоить. В доме на Парковой его знали, так что поняли без уточнений — подавальщик, закрыв за собой дверь, плотно заткнул щель над полом влажным шерстяным ковриком и повесил на ручку ярко-красный шелковый фестон. Дурман в Геоне был запрещен, но деньги и здесь оставались деньгами — и Лусетиус не собирался их упускать... Оставшись один, Фаиз аккуратно раскрутил колбу, добавил в смесь добрую щепоть голубовато-серого порошка из небольшой жестянки, что до поры пряталась в кармане его камзола, собрал шаашир заново и раздул угли. Потом удобно устроился в своем парчовом гнезде из подушек и приложил к губам мундштук. 'Так-то лучше',— подумал он, глубоко вдохнув горячий терпкий пар с чуть солоноватыми вяжущими нотками. После второго вдоха в голове зашумело, после третьего веки потянуло книзу — но четвертый это исправил. Порошок белии был неплохой альтернативой нуису. Фаиз вдохнул еще раз, медленно выпустил дым из ноздрей и запрокинул лицо к потолку. Голова немного кружилась, но ничего, минут через пять отпустит. И на ближайшие пару дней о дурмане можно будет забыть. 'Убери ты эту гадость, во имя богов! Двух часов без нее можешь' — всплыл в памяти недовольный голос Нейлара эль Хаарта, и губы алмарца изогнулись в саркастической ухмылке. Этот святоша даже не представляет, насколько он прав. Гадость, конечно, и нуис не лучше, но что делать?.. Фаиз закрыл глаза. Первое посвящение, первый шаг на пути к сокровенным тайнам ордена Длинной тени, дарило страждущему силу и возможности, недоступные для других — однако брало свою плату. И держаться на грани без средств, расширяющих сознание, было невозможно... Почувствовав легкую дурноту, молодой человек сделал глоток крепкого несладкого кофе и вновь сунул в рот мундштук. Ничего. Цель оправдывает средства. Так или иначе, но я своё возьму, подумал он.
Изгнанный с Дворцового холма и вынужденный одним днем покинуть Тигриш, Фаиз ан Фарайя вернулся под кров отчего дома, где ему ожидаемо не обрадовались. Но то, что рождало отчаяние в душе двенадцатилетнего юнца, ничего не значило для лучшего ученика шафи ан Махшуда, даже утратившего высочайшее расположение. Тем более, что о последнем пока еще никто не знал. До провинции Хизам, где располагалось поместье ан Фарайя, Фаиз добрался через три дня — измученный, с опухшей несмотря на все старания Гаяра рукой и злой как целая стая демонов. Бывая в Хизаме по долгу службы, он иногда останавливался на пару ночей в отцовском поместье, в том самом ветхом домике на задворках — детскую обиду и разочарование он в себе давно задавил, а где спать, ему, в сущности, было без разницы. Тогда, но не теперь. Чувствовал Фаиз себя скверно, с рукой было неладно, немилость у шафи вот-вот грозила обернуться крахом всех его надежд — и провести, возможно, последние недели жизни в темной развалюхе с видом на пустырь он не хотел. В конце концов, он был ан Фарайя по крови и по закону, и родовое гнездо было его домом тоже, что бы там сам эмуке об этом не думал. Впрочем, мнение отца на сей счет Фаиза заботило в последнюю очередь — поэтому вместо того, чтобы как обычно от ворот свернуть через ров и сады направо, он осадил коня прямо у белого мраморного крыльца. Спрыгнул на землю, окинул мрачным взглядом струхнувшую охрану и кивнул своей двойке: 'За мной'. Бойцы эмуке ан Фарайя, нерешительно переглядываясь между собой, расступились. Их было вдесятеро больше только у дома, но никто из них не имел дара — зато о том, кто есть Фаиз ан Фарайя и чей он ученик, знали все как один. Связываться с боевым чародеем, да еще приближенным к железному шафи, да еще с двумя рослыми шарарцами за спиной могло прийти в голову только сумасшедшему. К тому же, охрану эмуке держал не из рабов, а из наемных солдат: не ладит отец с сыном, так его дело! Не убивать же его пришли? Пусть разбираются сами...
Стража убралась с дороги, но хозяину о прибытии сына доложили немедленно, так что в доме Фаиза ждал еще десяток бойцов, уже из числа личной охраны Анзора ан Фарайя — во главе с ним самим. Когда гости вошли в переднюю, эмуке стоял на середине лестницы, опершись рукой на перила; ему было уже за семьдесят, но выглядел он лет на двадцать моложе — высокий, поджарый, с военной выправкой и черными как смоль волосами, едва тронутыми сединой на висках. На смуглом, костистом лице его с крючковатым носом и брезгливо поджатыми губами застыло уже знакомое Фаизу выражение холодного недовольства.
'Что ты здесь делаешь?'— скользнув взглядом по трем молодым людям в одинаковых шерстяных хламидах и остановив его на лице младшего сына, процедил Анзор. Фаиз поднял голову, будто лишь сейчас заметив его.
'Я приехал домой,— ровно отозвался он.— Не знал, что для этого нужен повод, эмуке'
Намеренное пренебрежение словом 'отец' заставило старика тяжело нахмуриться. Такое обращение позволялось только вышестоящим, а уж никак не сыновьям, тем более таким, как Фаиз. Однако указывать ему на это, требуя уважения к себе, значило лишь попусту терять лицо — не говоря уж о благосклонности железного шафи. А ни первого, ни второго Анзор лишаться не хотел.
'Что ж,— смирив раздражение, только и сказал он.— Приехал так приехал. Надолго?'
'Как получится'
'Ясно. Ибрагим!— эмуке шевельнул левым плечом, и стоящий ближе всех постельничий, его доверенное лицо и второй человек в доме, сделал короткий шаг вперед.— Проводи шахри ан Фарайя и его спутников в...'
'В гостевое крыло,— закончил за Анзора сын, ставя ногу на первую ступень лестницы.— И пришли мне туда пятерку рабов, еды и воды. Мы устали с дороги'
Ибрагим, колеблясь, метнул вопросительный взгляд на своего господина. Эмуке беззвучно скрипнул зубами, но в ответ лишь чуть прикрыл глаза, словно говоря: 'Делай как он сказал'. Фаиз вел себя непочтительно, перебивая родителя, диктуя свои условия тем, кто ему не служил, и там, где ему было не место — но он пока еще держал себя в рамках. Что могло кончиться в любой момент. Младшего своего отпрыска эмуке совсем не знал, зато его средний сын служил в столичной гвардии, на Дворцовом холме, а там Фаиз был хорошо известен — не только как любимый ученик шафи ан Махшуда, но и как человек крутого нрава, не выбирающий средств. К тому же, он был магом. И пусть сам эмуке не испытывал трепета ни перед сыном ни перед его даром, доводить ситуацию до открытого столкновения он не счел нужным. Пусть забирает гостевые покои, лишь бы скорее убрался с глаз, подумал Анзор. Он собирался отправить гостей в северное крыло, много лет не используемое и находящееся в самой дальней части дома, но гостевое тоже сгодится — оно ненамного ближе. О том, что сила воздействия дара зависит от расстояния, эмуке знал. И пусть жить с магом под одной крышей не желал по-прежнему (а уж с тремя сразу — так тем более!), но здраво рассудил, что повлиять он, увы, на это не может, а значит уже хорошо, что Фаизу не приглянулись основные покои. С него бы сталось, подумал Анзор, глядя в спину младшему сыну и в очередной раз жалея, что когда-то сохранил ему жизнь... Постельничий, посланный с Фаизом, возвратился скоро.
'Проводил?'— спросил эмуке. Тот кивнул.
'Да, мой господин. Хотя скорее меня провожали — не знал, что шахри ан Фарайя уже приходилось бывать в большом доме'
Анзор нахмурился. Он тоже полагал, что до нынешнего дня младший сын порога не переступал — но, похоже, напрасно. Магия! Что ей замки да стены?..
'Отправь бойца в крепость, Ибрагим,— подумав, сказал он.— Пусть пришлют мне шестерку боевых магов из гарнизона'
Постельничий кивнул. Приказ эмуке был исполнен без промедления, и уже к вечеру в поместье ан Фарайя прибыло шесть боевых чародеев. Они расположились в смежных покоях, получив приказ денно и нощно отслеживать передвижения тройки гостей, отчитываясь об этом лично эмуке ан Фарайя, — и не подпускать их к нему слишком близко.
Фаизу распоряжение отца стало известно еще до приезда магов, но ему не было до этого дела. Разгуливать по поместью он не планировал, а то, что хотел, уже получил — человеческие условия, пятерку рабов, пусть не лучшего разбора, но вполне годных, и долгожданный отдых. Сундук свой он оставил на Дворцовом холме, но деньги у него были, в отличие от Нейла кошель свой он Бар-Шаббе не подарил — так что Салим был отправлен на рынок, купить всем троим одежды и пополнить запас дурмана, а Фаиз, смыв с себя дорожную пыль и наскоро утолив голод, отправился в постель. Он так устал, что почти не чувствовал боли, пока Гаяр занимался его рукой, — даже без всякого опия... Рана на предплечье мокла, гноилась и никак не хотела заживать, однако покой, долгий сон и упорство врачевателя в конечном итоге одержали верх: к концу первой недели, проведенной Фаизом в стенах отчего дома, дело пошло на лад. Опий, что Салим привез из города, уже почти не требовался, к изнуренному телу возвращались силы и бодрость, и одно только не давало Фаизу покоя — молчание его господина. Шафи, прогнав ученика от себя, не торопился вернуть его обратно. Прошла неделя, за ней другая, но вестей из Тигриша не было, и Фаизом день ото дня всё сильнее овладевало беспокойство. Он понимал, что виноват и, по сути, еще дешево отделался: разочаруй он шафи по-настоящему, он сейчас удобрял бы собственным пеплом землю в одном из садов Дворцового холма. Но облегчения это не приносило. Фаиз ждал, мрачнея с каждым новым закатом и срываясь из-за любой мелочи то на рабов, то на собственную двойку, ел себя поедом за глупость и проклинал Геон такими словами, что имей они реальную силу, от него уже не осталось бы камня на камне — а тот, кто был главной причиной всех бед, и подавно скончался бы в муках дня через полтора...
