— Так вам сам бог в руки карты дает — поспешил я высказать очевидную для меня мысль.
— Что-то не понял, причем здесь карты, да еще и в совокупности с богом, вы сударь понятнее выражайтесь.
— Да что тут говорить. У вас намечается встреча с министром Франции как представителей Временного правительства?
— Нет, не совсем так. Мы с ним встречаемся в качестве правопреемников новой власти в России. Наша делегация от комитета рабочих и солдатских депутатов представляет собой именно тех людей, которые за передачу власти в России именно нашему комитету. Основная цель встречи — это прозондировать возможность сотрудничества в дальнейшем.
Он замялся, вспомнив с кем беседует, сам себе удивился, что вот так вот, запросто, выбалтывает свои секреты. Я, сделав вид, что все идет чин чинарем, и я именно тот человек, который может помочь добиться определенных результатов в его делах, постарался убедить его и на словах:
— Ну и прекрасно. Значит вы, лично, и поднимете вопрос об оказании помощи вашему комитету в деле эвакуации инвалидов и тяжелобольных, изъяв их из состава Особых бригад. Пока хотя бы из военнослужащих первой дивизии. Озвучив подобное на встрече с министром, вы тем самым получите возможность дальнейшего сотрудничества вашего комитета с правительством Франции. Я не думаю, что министр будет против отправки ненужных никому людей к себе на Родину. Сам он, конечно, не станет этим заниматься, вернее всего вас перенаправит в Славянское бюро военного министерства Франции. А так как вы должны будете уехать домой, то для решения вопроса о возвращении солдат и офицеров, получивших инвалидность, оставите своего представителя. А я не стану возражать, если я и буду им.
— Ну..., не знаю. Тут как получится.
— Вы же начальник делегации? Вот поэтому и говорю — нужно пользоваться моментом. Обсудите вопрос вначале в своей компании, а вырабатовав общую линию поведения, поставьте его перед министром. Вдруг послушает ваши предложения и решит отправить восвояси русских. Может, и не надо будет вам больше ничего делать. Хотя я не уверен. Во Франции сейчас тоже не все в шоколаде. Волнения в армии, нежелание французов воевать, стачки на заводах, все это для сегодняшнего правительства Франции ложится тяжелым бременем, и они, стараясь удержаться на плаву готовы сделать все возможное и невозможное, чтобы потушить разгорающийся пожар в стране. Им захочется ликвидировать нехороший пример, заразный для Франции, а волнения в наших дивизиях как раз таковыми и являются. Они все сделают, чтобы или сгладить, или просто уничтожить революционный настрой солдат. Это может послужить делу эвакуации никому не нужных русских больных. Будет выглядеть благородно. Французы падки на подобные эскапады и примут все это на ура.
Я поспешил закончить обсуждение возникшего на ровном месте дела, да и недвусмысленное неоднократное заглядывание в комнату ждущих Смирнова его коллег побуждало меня к этому. Я особо не надеялся, что моя, почти часовая беседа с этим человеком, увенчается полной вербовкой чиновника новой власти. Но возможность иметь своего человека и что-то делать через него в Петрограде я, несомненно, получил.
Мы договорились, что к моменту выезда Смирнова в Россию я постараюсь, с ним встретится, чтобы уже окончательно решить все вопросы. В первую очередь по делу отправки инвалидов домой. Также пообещал вручить ему протокол собрания всех комитетов солдатских депутатов, с резолюцией о предоставлении полномочий представителя Особых бригад, для защиты их интересов перед Временным правительством.
Глава 28
Я естественно не мог положиться полностью на этого господина, слишком уж не специфичная для него функция — оказание помощи солдатам — навязывалась ему. Я для него не был авторитетом, тем более и прямым начальником не являлся, всего лишь человек, по воле случая получивший в свои руки документ, позволяющий осуществлять дела, не совсем понятные для него. Меня грела мысль и была надежда — хоть что-то сделает, даже просто напомнит о необходимости решать проблему с эвакуацией больных и инвалидов и то хлеб, а если он еще и поставит подобный вопрос на встрече с Французским министром иностранных дел, то вообще будет классно. Меня волновало только одно. Грядет октябрьская революция и все мои ожидания и планы в отношении господина Смирнова по отправке инвалидов могут быть просто похерены. Не секрет что вся подобная деятельность в руках российских чиновников может исполняться месяцами. И он попросту не успеет сделать то, что обещал. Эта мысль меня посетила уже после разговора со Смирновым и не давала спокойно заниматься другими делами.
Обдумывая, каким образом все-таки добиться отправки домой этого контингента солдат, у меня появилась еще одна идея. Мне вспомнилась наша общая знакомая Ольга Владимировна, она же имеет в наличие корабль, который при минимальных затратах можно превратить в плавучий госпиталь. Еще есть матушка Игнатьевых, и она всегда отличалась своим добросердечным отношением к нуждающимся гражданам России в помощи, а в особенности воинов, получивших раны на поле брани. И у них, у обеих, есть деньги, без которых в данном случае не обойтись. Правда, эти средства мной планировались пустить на создание концерна.... Видимо тут нужно хорошо подумать. И то важно, и другое....
Ладно, пока немного подождем, да и выехать в Париж сейчас не получится. Тут тоже есть дела, от которых будет зависеть многое в моих начинаниях. Не менее важное, чем подготовка к отправке инвалидов домой. Необходимо предотвратить противостояние солдатских масс. Совсем пустяк, если не вспоминать что уже припозднился с таким важным делом. Лохвицкий вывел половину людей в другой лагерь, и вывел солдат настроенных выполнять приказы правительства на продолжение воевать. Тут уже одними уговорами не обойтись. Поэтому настало время встретиться с членами комитета, и, причем желательно, чтобы на встрече присутствовали начиная с ротных.
Митинг давно закончился и на площади перед штабом оставались небольшие, непонятно что обсуждающие группы военнослужащих, и это еще раз подтвердило — с дисциплиной тут не все благополучно. Знаю по себе, когда солдат не занят, и у него много свободного времени то в голове возникают нехорошие идеи, типа достать где-нибудь выпивку, или сходить в самоволку. Этот, на первый взгляд пустяк, может стать в конечном итоге весьма опасным явлением для всего коллектива. Напившись вина, начнут буянить, а там и до драки недалеко, которая послужит причиной еще большего расслоения солдат.
На заседании комитета меня представил Волков, предварительно попросив ничего не говорить о моих снах, решив, что подобная мистификация может вызвать у членов комитета недоверие ко мне. По его мнению, достаточно факта, что я такой же солдат, только получивший возможность что-то решать наверху. И действительно, меня слушали, причем, не перебивая, и это не удивительно, все, что я им говорил, для них было не новостью. Это я удивлялся. Вроде все видят, что происходит в настоящий момент здесь с ними, но ни у кого не хватило или ума, или просто никто из них так далеко не заглядывал, и поэтому все мои слова о возможном вооруженном противостоянии двух бригад им казались дикими и абсурдными.
Я коротко напомнил, что происходит в Мире, и в частности в России доступными понятиями и словами, тут же перешел к выводам и обрисовал, что следует ожидать в результате противостояния с командованием, то есть с офицерским контингентом, и к чему в результате все приведет. То, что отсутствует дисциплина в рядах солдат они и сами видели, понимали, что можно ожидать в конечном результате. Среди членов комитета были не глупые люди, и представить к каким последствиям может "Новгородская" вольница привести солдат, могли не хуже меня. Однако предположить, что кто-то наверху, из числа командования посмеет применить по отношению к ним оружие и станет стрелять по своим сослуживцам — не верили. Соответственно никто не предлагал контрдействия.
Я их понимал, слишком дикой показалось им моя мысль о подобном. Мне пришлось напомнить, что командованием уже предприняты мероприятия по ликвидации беспорядков в бригадах. Запреты на перемещение нижних чинов дальше разрешенного периметра, задержки выплат денежного довольствия, продолжение экзекуций, в отношении провинившихся солдат, проведение судов над нижними чинами в случае бунта — все эти и другие факты, приведенные мной, убеждали людей — с ними церемониться никто не собирается. Вариант применения оружия по лагерю вполне реален. Привел в качестве подтверждения события в госпиталях, где арестовали взбунтовавшихся солдат и вскоре состоится суд. Пытался предупредить о последствиях противостояния, но.... Не мог же я им сказать, что для меня эти события — история, все это я знаю, так как я из будущего. Не поверили бы однозначно, мало того, тем самым я бы похерил все, что планирую сделать. В этом плане совет Волкова не применять в разговорах мои "сны" оказался правильным.
В конце концов, они пришли к тому, что выработали ряд решений, занесли их в протокол совещания. Решили: — дисциплину необходимо восстановить, возобновить занятия в подразделениях дивизии и послать в госпитали, где бунтуют солдаты своих представителей со словами поддержки их требований. Я уговорил включить пункты о необходимости попытаться договориться с ушедшими из лагеря солдатами третьей бригады о совместных действиях, но при этом не поддаваться на провокации офицеров предлагающих подобную встречу для совместного обсуждения за пределами лагеря. Всех офицеров кроме лояльных к солдатам выселить из лагеря, обосновав это тем, что не желают отвечать за их безопасность. Оружейные комнаты опечатать и оружие выдавать только с разрешения выборного командира полка. Восстановить караульную службу, посторонних на территорию лагеря не допускать. Изымать у маркитанок спиртное и уничтожать на глазах у всего личного состава. Все запасы, как продовольствия, так и боеприпасы взять под строгий учет и выдавать строго по накладным, подписанных начальником штаба. По моему совету также решили признать комиссара Смирнова своим полномочным представителем во Временном правительстве, ну и потребовать от генерала Занкевича принять необходимые меры для эвакуации всех больных и инвалидов в Россию.
Мои намеки о возможности заработать деньги и на эти средства зафрахтовать суда для возвращения в Россию никого не заинтересовали. Я другого пока и не ожидал. Жареный петух еще не успел клюнуть в нужное место, поэтому я особо на это и не напирал. И я знал, что до Октябрьской революции никому из командования бригад даже в голову не придет принять такое решение. Все они служат России и подчиняются вышестоящему командованию. Их так воспитали. До принятия Французским правительством "Трияжа"* в отношении взбунтовавшихся русских солдат дело еще не дошло.
Решившись слегка расшевелить собравшихся, и, несмотря на предупреждение Волкова, хотел все-таки и про мои "сны" рассказать, но быстренько свернул эту попытку, увидев реакцию сослуживцев. Все они были в курсе, что я лежал в лазарете с диагнозом потери памяти. Вывод напрашивался сам по себе.... Пришлось срочно искать альтернативу. Я тут же свел все к якобы полученным Игнатьевым документам от аналитического центра Франции с прогнозами на будущее. Никакого такого центра и в помине не существует, выдумал просто, но члены комитета выслушали все с большим вниманием. Найдя тропинку с возможностью высказывать свои знания будущего, опираясь на выводы мнимого аналитического центра, стал "предсказывать":
— События в России говорят о том, что революция, произошедшая в начале этого года всего лишь прелюдия к предстоящей революции, в результате которой к власти придут советы рабочих и солдатских депутатов. Это должно случиться примерно в октябре. Во главе нового государства встанут большевики. Нынешние власти с этим не смирятся и развяжут гражданскую войну. Брат пойдет на брата, сын станет воевать против отца, прольется море крови, грядет в стране беспорядок, вас, как боевую единицу будут стремиться использовать в этой схватке. Вы естественно станете противиться, и Французское правительство, боясь возможных подобных действий в своей армии, вынуждено будет искать пути решения этого инцидента. Вероятность отправки вас домой, сойдет на нет, ее поставят в зависимость от вашего желания вновь воевать, если не на западном фронте против немцев, то против своего взбунтовавшегося народа. В случае отказа найдут вам другое применение — разделят и отправят по предприятиям, где заставят вкалывать на подсобных работах за гроши, ну и третий вариант — это отправить вас в колонии Франции в Северной Африке на сельхозработы. Как бы вы не боролись за то чтобы вернуться домой, раньше, чем с 1919 года вопрос так и останется без ответа. Исходя из полученных сведений аналитического центра, мы с Игнатьевым, придумали четвертый вариант. С целью сохранить целостность солдатского коллектива, пусть не всех, а только тех, кто правильно оценит возможность остаться в живых и захочет этого, пристроить на предприятие которое будет состоять в основном из солдат Особых бригад. Что это даст? Ну, во-первых, как я уже сказал, мы сосредоточим русских в одном месте. Во— вторых, вы приобретете хорошую рабочую специальность, и в дальнейшем при вашем возвращении в Россию с успехом сможете ее использовать, в-третьих — за время работы здесь появится возможность накопить деньги и нанять корабли, чтобы вас отвезли домой. А главное вы не будете воевать и останетесь живыми и здоровыми.
— Ты братишка что-то не то тут нам поешь — заметил один из членов комитета — предлагаешь отложить все наши требования по отправке домой. Нам это не подходит. Зачем еще два или три года мытариться, когда можем добиться уже сегодня отправки в Россию? Ты наговариваешь, рассказываешь нам всякие небылицы.... Да такого быть не может. Чтобы за желание попасть домой могут расстрелять, или в тюрьму посадить. Я не верю, чушь собачья. Никто пока не знает, что нас ждет впереди. Предположить можно все что угодно. Поэтому я даже слышать не желаю о прекращении нашего восстания. И солдаты моей роты меня поддержат.
Я поспешил прервать этого говоруна:
— Не знаю кто ты такой...
— Я Глоба, и меня тут все знают в отличие от тебя — перебил в свою очередь здоровяк чем-то напомнивший мне киношных старообрядцев, вероятно бородой и крупным носом над длинными усами.
— Раз все тебя знают, и ты настаиваешь продолжать требовать отправки домой, то у тебя и предложения, наверное, имеются, как это сделать. Так расскажи, поделись со своими товарищами.
Оппонент замолчал, видимо не был готов что-то предложить.
— Я вот точно знаю, вариант добиться немедленной репатриации русских бригад в настоящее время невозможен по ряду причин. Я могу их назвать, если есть желание послушать.
— Давай Христ, говори, не слушай этого бородатого, он постоянно тут всех баламутит.
Я не знал человека меня поддержавшего, но поспешил, воспользоваться его советом:
— Так вот, я уже вам говорил — желание Временного правительства склонить всю массу солдат на продолжение войны и есть основная причина нежелания даже слушать ваши требования по отправке домой. Существующие разногласия по поводу продолжать воевать или нет среди солдат для вас тоже не новость. Примером служит третья бригада, ушедшая из лагеря Ля Куртин в другой лагерь. Они в отличие от вас поддерживают офицеров, с вашими требованиями не согласны, и вы это отлично знаете. Кроме этого вы должны понимать — сегодня в России нет возможностей, чтобы вас забрать, все упирается в отсутствие денег. Также немаловажной причиной, почему вас не хотят видеть в России, это то, что в настоящее время таких непокорных среди солдат море, и добавлять еще и вас в их ряды никто не захочет. Слишком напряженная обстановка в стране. Не зря же во Франции считают, что не сегодня-завтра там может случиться еще одна революция. И если продолжать настаивать на отправке, то вас обвинят не только в организации бунта, но и в революционной деятельности. В таком случае Французскому правительству ничего не останется делать, как вмешаться в ваше противостояние и попытаться нейтрализовать вас. Причем вплоть до применения самых крайних мер, а они в подобных ситуациях даже против своих солдат применяют смертную казнь. Да им и не надо будет вмешиваться в наши дела, найдутся желающие и среди русских, из той же третьей бригады, которым ваши требования кажутся неправильными и вредными. С их помощью вас тут, как кур в курятнике, всех перебьют. И самое главное не забудьте при этом. Идет война и пока что действуют военные законы. Ваше несогласие воевать воспримут все французы как предательство, и никто вас не захочет защищать, не забывайте, мы не в России, мы тут чужие и если дело дойдет до крайностей, то и предпримут по отношению к нам эти крайности.