Старик вышел из дома. Сведя реденькие брови, уставился на Малику.
— Бог мой... Малика... Глаза твои, но это не ты.
Она обняла Ахе, поцеловала в морщинистую щеку:
— Я.
Старик вытащил дрожащими пальцами из глаза стеклышко:
— Я ж помню тебя совсем малюткой. Сколько ж лет прошло?
— Пятнадцать.
— Как там Мун?
— Хорошо. Я завтра приду, и обо всем поболтаем. — Малика взяла старика за руку. — Маркиз Бархат, это младший брат Муна. Мастер Ахе, это маркиз Вилар Бархат, будущий советник правителя Порубежья.
Лицо старика вытянулось, кровь отхлынула от сморщенных щек. Ахе низко склонился.
— Я хочу, чтобы вы показали маркизу свои работы, — промолвила Малика.
— Конечно, конечно, — пробормотал старик и указал на дверь. — Проходите.
Перешагнув порог, Вилар попал в тесную комнатку, освещенную лампой свисающей с потолка на длинном проводе. Скудная мебель, на стене старинные часы с кукушкой и небольшой календарь, приколотый булавкой к блеклым обоям. Старик засуетился: убрал со стола кружку и тарелку с надкушенным бутербродом, рукавом смахнул крошки, набросил клетчатый плед на узкую кровать, придвинул к столу скамью.
— Эта ярче, но прожорливая, как ёрш, — говорил он, вытаскивая из тумбочки настольную лампу. — Ёрш не тот, чем бутылки чистят. Ёрш — это рыба.
Яркий свет неприятно резанул по глазам. Вилар зажмурился.
— Смотрите! — прошептала Малика.
Сидя напротив Вилара, Ахе достал из небольшого деревянного сундучка золотой браслет, украшенный камнями, и поднес к лампе:
— Цветные лучи, из которых слагается белый цвет, а это красный, оранжевый, зеленый и другие цвета, преломляются по-разному. Потому на выходе из кристалла луч белого цвета расщепляется на все цвета радуги. Это явление называется игрой камня или огнем. Один поворот бриллианта вызывает целый сноп радужных искр.
Старик бережно передал Вилару браслет, достал из сундучка сережки:
— Если камни огранены правильно, световые лучи изгибаются, преломляются и снова выходят через их верхнюю часть, а не теряются, уходя через нижнюю. Это усиливает блеск ограненного камня.
Передав Вилару сережки, Ахе вытащил из ящичка перстень:
— Твердые, хорошо отполированные камни по сравнению с мягкими имеют более яркий блеск. Полировка усиливает его и выявляет истинный цвет. Из всех оптических свойств, цвет, пожалуй, имеет наибольшее значение, особенно для непрозрачных камней.
Ахе рассказывал, а перед Виларом сверкала россыпь звезд в золотой и серебряной оправе.
— А вот это, наверное, единственный экземпляр в мире. Я нашел его в горном озере. Сколько живу, ни от кого о нем не слышал. Даже название дал ему сам.
Ахе держал темный матовый камешек. Ни блеска, ни яркого цвета. Только форму имел необычную — походил на звезду с оплавленными лучиками.
— Я с ним ничего не делал. Просверлил дырку под нить и все.
Ахе порылся в ящике стола, достал шелковый шнурок и вдел в ушко:
— Дарю его тебе, Малика. Ты единственная отрада моего брата.
Вилар нахмурился. Рядом с переливающимися сокровищами дар мастера выглядел, по меньшей мере, смешно.
Ахе надел девушке на шею нить с темным камешком:
— Носи его и никому не отдавай. Я прошептал над ним наши молитвы.
— Как он называется? — спросила Малика, прижав подарок к груди.
— Я дал ему твое имя — Латаль.
— Как вам удалось сколотить такое состояние? — спросил Вилар.
— Дело всей моей жизни. Раньше было проще. То за работу кто-то расплатится камешком, то мне удавалось кое-что скопить да приобрести за бесценок нечто тусклое и невзрачное. Ведь не все знают, что из этого нечто можно сотворить что-то. — Ахе потер нос. — Правда последнее время приходится корпеть над дешевыми стеклышками, да изготавливать грошовую бижутерию.
— Почему не продали украшения?
— За бесценок — жалко, за настоящую цену — некому. — Старик любовно провел рукой по деревянной крышке сундучка. — Вот они и дремлют, ожидая лучших времен.
Распрощавшись с Ахе, Вилар и Малика вышли на улицу.
— Скажу по правде, сюрприз удался, — промолвил Вилар.
— Маркиз Безбур говорил, что умельцам можно выставить свои работы на аукционе.
— Я помню.
Малика раскинула руки:
— Посмотрите, сколько их. И каждый готов заплатить за свое участие.
Малика вела автомобиль. Вилар смотрел на унылую пустошь. За два дня пребывания в Ларжетае он уже забыл, как на самом деле выглядит Порубежье.
— Плохая затея. Давай вернемся.
— Вы же еще ничего не видели, — отозвалась Малика.
— Мне достаточно того, что я вижу сейчас. Разворачивай машину. Ты слышишь?
— Я хочу показать вам зал.
— Ни один высокородный не поедет по такой дороге ради какого-то аукциона. Мы попусту тратим время.
— Если эту фразу вы повторите вечером, я извинюсь перед вами.
Вилар уставился в окно: до самого горизонта ни души, ветер доносил соленый запах моря.
— Ты забыла, чем закончилось ваше путешествие с Адэром.
— Не забыла. Но то место, куда мы едем, люди обходят стороной.
— Почему?
— Место заколдовано.
Вилар вздохнул:
— Еще лучше.
— Вы верите в сказки?
— Я давно выскочил из коротких штанишек.
— Тогда вам не стоит волноваться.
Вилар развернулся к Малике, а она, пригибая шею, поглядывала на солнце, выпавшее из зенита.
— Где ты научилась водить?
— Мы с Зульцем ремонтировали вашу машину.
— Ты? С моим водителем?
— Он просил то нажать на газ, то покрутить руль, то сдать назад. Так и научилась. — Малика улыбнулась и заглушила двигатель. — Приехали.
Автомобиль стоял на ровной поверхности. Чуть дальше земля словно прогнулась.
— Провизию брать?
— Всё потом, — сказала Малика и открыла дверцу.
Спустившись по отлогому склону, они очутились в низине, похожей на овальную тарелку. Пересекли ее дно. Замерев, Малика вновь устремила взор на солнце. Вилар подался вперед, но Малика успела схватить его за руку.
— Не торопитесь.
Сплетя пальцы рук, они медленно пошли вверх по скосу. Вновь остановились. Вершина косогора была в нескольких шагах, но даже отсюда Вилар увидел море. Нет, не море, а ярко-зеленый залив. Его окружали торчащие из воды острые скалы, и потому залив походил на огромную чашу с отломанной стенкой со стороны берега.
Малика смотрела на солнце. Вдруг ее пальцы задрожали.
— Ты замерзла? — спросил он.
— Идем! — выдохнула она и увлекла Вилара за собой.
Земля перед ними ушла вниз очередным пологим склоном. А Вилар, окаменев, смотрел на побережье. Казалось, сердце остановилось вместе с дыханием.
На берегу горел огромный зеленый костер, переливаясь всеми оттенками изумительного цвета. Сказочное свечение подобно рваным языкам пламени поднималось к знойному небу. Костер превратился в высокий изумрудный столб, напоминающий кристалл драгоценного камня. Краски побледнели, столб истончился, и в мгновение ока рухнул в море.
Вилар растеряно вглядывался в заброшенные строения на побережье. Дома на окраине выглядели маленькими и неказистыми, но ближе к центру постепенно вырастали, отчего складывалось впечатление, будто центр городка стоит на горе.
— Что это?
— Смарагд. Город — изумруд, — ответила Малика и побежала вниз.
Они шли по плавно изогнутой улице мимо занесенных песком полуразрушенных домов. Каждая следующая улица образовывала кольцо поменьше. Их соединяли узкие переулки. В центре города находилась огромная площадь с единственным строением: высокий одноэтажный круглый дом с множеством дверных проемов и оконных арок.
Вилар и Малика вошли вовнутрь. Взгляду предстала одна большая комната с высоченным потолком.
— Подойдет для проведения торгов? — спросила Малика.
Вилар посмотрел на пустые оконные проемы, песок и высохший ил на полу:
— Места много, а работы еще больше.
Малика прохаживалась по залу, водя руками:
— Вот здесь и здесь поставите полукругом стулья. А здесь установите стенды с камнями. Участники оставят машины возле низинки. Главное — не ошибиться и точно рассчитать время по солнцу.
— Откуда взялся костер?
— Вы внимательно слушали Ахе?
— Честно говоря, вполуха. Я был так увлечен изделиями.
— Понятно. — Малика вытащила из щели между камнями перламутровую ракушку. — Так называемая игра света. Солнце должно находиться в определенной точке, чтобы лучи отражались от изумрудной воды залива под нужным углом.
— Откуда ты узнала о Смарагде?
— В отличие от вас, я люблю сказки.
Вилар сделал круг по залу, поддевая носками сапог лохмотья ила.
— Я расскажу Адэру, но два месяца — очень маленький срок.
— Через два месяца моя гостиница будет готова к приему гостей. Неужели уборка мусора займет больше времени?
— Не я решаю. Пора возвращаться, Малика.
— Это еще не все. Несите корзинку.
Расположившись у воды и расстелив на песке салфетку, Малика выкладывала из корзины булочки и бутерброды:
— Я вот думаю: что делать с дорогой? Построить ее вы точно не успеете.
— Ты говоришь так, словно вопрос с аукционом в Смарагде решен.
— Представьте, что уже решен.
Вилар наполнил бокал вином, сделал глоток:
— Хорошо, попытаюсь. Можно обойтись малой кровью. Расчистить от камней, увлажнить и утрамбовать, чтобы не летели песок и пыль. Так делают в Тезаре, если дорога очень редко используется. Например, чтобы проехать через лес или добраться до передвижной бригады.
Малика протянула Вилару бутерброд:
— Надо узнать, есть ли в Ларжетае транспортная контора или дорожный участок.
— Конечно, есть. Единственное, что они до сих пор подчинены Тезару.
— Не желаете туда заглянуть?
— Только, как посетитель: официального представления еще не было.
— Думаете, правитель может не назначить вас советником?
Вилар пожал плечами. Кто знает, что Адэру взбредет в голову?
— У вас были женщины? — вдруг спросила Малика.
— В смысле?
— В прямом.
— Мне двадцать восемь лет, Малика.
— Вы любили?
— Мне не нравится эта тема.
— Вам неприятен разговор о любви?
Вилар посмотрел на Малику. Ее глаза молчали.
— Это было давно.
— Значит, любили.
— Малика! У всех когда-то была первая любовь.
— Не у всех.
— Не хочу спорить.
— Какая она была? — тихо спросила Малика.
— Это было так давно... дай Бог памяти... не помню.
— Помните. — Малика зачерпнула пригоршней мелкий белый песок, тонкой струйкой вернула берегу. — А тезарские дамы красивые?
Вилар наполнил бокал, покрутил его в руке. Море безмятежное, как воспоминания о далеком детстве. Небо лиловое, как сирень под окнами замка отца. Воздух ядреный, сочный, как настоявшийся чай. Сейчас бы открыть душу, но нет же... не туда пошел разговор.
— Почему молчите? Вспоминаете первую любовь?
— Вспоминаю тезарских дам, а на ум приходит только Галисия Каналь, возлюбленная Адэра.
— Галисия... красивое имя. Какая она?
— Не в моем вкусе. Мне нравятся смуглые, черноволосые, с бездонными глазами, — говорил Вилар, глядя на Малику. — Адэр неравнодушен к белокурым девицам с фарфоровой кожей и небесными глазами.
— Как Вельма?
Вилар рассмеялся:
— Вельма? Не смеши. — Сделал глоток вина. — Пока доберемся до гостиницы, наступит ночь. Поехали?
— Скоро поедем.
Вилар посмотрел на небо.
— Над Смарагдом никогда нет луны, и не светят звезды, — сказала Малика и надолго умолкла.
Вилар слышал ленивый шепот волн, но моря в наступившей темноте уже не видел, как не видел перед собой скал и за плечами древнего города.
— Малика...
Она поднялась:
— Дайте мне свою рубашку.
— Зачем?
— Не хочу ехать в мокром платье.
— Хочешь искупаться?
— Да.
— Шутишь...
— Пожалуйста, дайте рубашку.
Переодевшись за его спиной, Малика пошла к воде. Ее тело растворилось в темном воздухе, и только белая ткань позволяла следить за ней.
— Малика! Это плохая идея!
Прозвучал всплеск воды, белое пятно исчезло.
Вилар вскочил. Сделал шаг и остолбенел. Из моря выходило Божество в образе женщины. С длинных волос на песок падали крупные капли зелеными кристаллами, кожа светилась мириадами осколков драгоценного камня. Девичья фигура переливалась словно изумруд.
Перед ним Богиня! А он...
Вилар вышел из моря и остановился в нескольких шагах от нее. Брюки прилипли к его ногам, по лицу разметались волосы. Сверкающие капли стекали по крепкой шее, широким плечам, струились по опущенным сильным рукам и переливающейся капелью падали в песок. Малика прижала ладонь к груди. Забеспокоилось сердце, по телу пробежала дрожь. И не ветерок тому причина, а взгляд... его взгляд, такой волнующий и притягательный.
— Это сон? — шепотом волн прозвучал севший голос.
— Да, сон, — тихо ответила Малика.
Вилар стремительно приблизился к ней и прижал к себе.
"Боже! Какой он горячий", — удивленно сверкнула мысль и растворилась в хороводе желаний. Голова закружилась, в глазах потемнело. Малика покачнулась, чувствуя, как ослабевают ноги.
Вилар прошептал:
— Это сон, слышишь? Проснувшись, ты можешь забыть о нем. И я никогда не напомню. Но сейчас это наш сон.
Он покрывал поцелуями ее лицо, шею, жадно впивался в губы. Его дрожащие пальцы до боли сжимали ее тело.
— Ты согласна? — шелестом листьев долетел до сознания голос.
— Вилар...
— Скажи: "Да"...
Борясь с безумной слабостью, Малика пыталась оттолкнуть его. Но руки не слушались. Вилар потянул ее вниз.
Собрав все силы, Малика закричала:
— Нет!
Слово пролетело над притихшей волной и эхом отскочило от скал.
— Нет, — прошептала она.
Вилар отшатнулся. Немного постоял, глядя в сторону. Резко развернувшись, бросился в море.
Малика переоделась. Долго ходила по кромке воды, вглядываясь в темноту. Она жалела Вилара. Жалела, как саму себя. Он, как и она, попал в западню, из которой уже нельзя выбраться.
Вилар вышел на берег бодрый и веселый. Смеясь, взял рубашку, перекинул через плечо, подхватил под руку Малику и повел к машине, о чем-то беспечно болтая. Малика не слышала слов, она окунулась в сумасшедшую боль, царящую в его сердце. И понимала, что он пытается спрятать под маской безудержного веселья невыносимые страдания.
Поздно ночью, уже въезжая в Ларжетай, Вилар немного успокоился и замолчал. Остановив машину возле гостиницы, повернулся к Малике:
— Я больше не прикоснусь к тебе. Но скажу: между нами один шаг. Сделай его, и всё будет по-другому.
— Ты должен вернуться в замок, — промолвила она.
Вилар кивнул и вышел из автомобиля.
Он всю ночь просидел в кресле возле окна, глядя на огромную желтую луну. На рассвете собрал вещи, тихо вошел в спальню Малики. Долго смотрел на свернувшуюся клубочком девушку. Рука потянулась к черным волосам, но сжалась в кулак.
Вилар вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.
* * *
Весь первый день Анатан изучал "Провал": забирался в пещеры, спускался в глубокие каменные колодцы, осматривал расщелины, в перерывах подбегал к разложенным на гладком камне листам и что-то чертил.
