Будущий!
— Считаешь, это недостаточный повод, чтобы проявить себя?
На его губах на мгновение отразилась неуловимая улыбка.
— Меня встречает госпожа этого дома, глава Децемы, а не моя невеста.
— Почему ты так решил?
— Потому что ты всё ещё недоступна.
Индра ждал ответного шага от меня. Чёрта с два он позволит кому-нибудь рассматривать свою скорую поездку сюда, в Безан, к своей невесте, как проявление слабоволия и подкаблучничества. Ведь эту встречу желал не только он, отчего мой следующий ход приобрёл едва ли не ритуальное значение.
Отмерив разделяющие нас метры шагами, я неуверенно раскрыла свои объятья. Зардевшись, когда оказалась прижата к мужскому телу, пахнущему так знакомо. Дорогим парфюмом и сигаретами.
Индра.
Его руки нарочито медленно обвили меня, превращая наше объятие в совсем не дружеский жест. В этих движениях было что-то собственническое, провокационное.
— Эла, — шептал молодой господин, вдыхая запах моих волос. — Наконец ты в моих руках. Знаешь, как долго я мечтал об этом моменте? Ты прекрасна. Ты так прекрасна.
Закрыв глаза, я спрятала лицо у его плеча. Зная наверняка, что в этот самый момент взгляды Десницы и сына Иберии скрестились.
44 глава.
Экскурсия по моим владениям затянулась: я понимала исключительную занятость Индры, с некоторых пор фактически выполняющего все обязанности своего отошедшего от дел отца, потому торопилась до его скорого отбытия показать и рассказать историю каждого угла. Брат терпел со снисходительным молчанием, наверняка, слушая без особого внимания.
Собственно, весь его интерес был сосредоточен отнюдь не на моём повествовании, а на платье. Точнее на том, что оно призвано было подчеркнуть. Кто бы мог подумать, что этот наряд, абсолютно не вяжущийся с образом жизни, который я веду, так надёжно и крепко прикуёт мужской взгляд. Пристально рассматривая, Индра снова и снова заглядывал мне в лицо, словно в очередной раз убеждая себя в том, что непривычно красивая, элегантная, женственная одежда на самом деле облегает именно моё тело.
— Ты отлично справляешься, — заключил он в конце нашей продолжительной прогулки, оставляя после своих слов флёр неоднозначности. Возможно, он подразумевал не успехи в руководстве, а изменения моего имиджа.
Сам брат отвечал на вопросы неохотно и скупо, словно темы дома, семьи, клана с некоторых пор стали запретными. Проявлять же навязчивость ввиду последних событий было опасно, потому я покорно терпела его скрытность, в свою очередь демонстрируя безграничное доверие и готовность делиться данными какой угодно степени секретности.
Вечером, когда обожженный солнцем горизонт уже успел остыть, я пригласила Индру в свой кабинет. Опасаясь, конечно, наткнуться там на привыкшего работать до ночи Диса. Но, слава богам, в этот раз его на прежнем месте не оказалось.
Вслед за облегчением я, тем не менее, ощутила нелогичное беспокойство, даже вину. Так, словно у нас с Десницей отношения никогда и не были ограничены уговором. Будто приглашая в наш дом другого мужчину, я предавала Диса... который, чёрт возьми, всегда знал о наличии в моей жизни Индры! Он не имел права осуждать меня теперь. Но сердцем я чувствовала — осуждает. Возможно даже, ненавидит.
— Думала показать документацию отцу, — сопровождала я свои действия словами, доставая важнейшие акты, пакты, договоры и счета. — Но он был не в настроении.
— Его разум затуманен, Эла. Нам с тобой остаётся лишь жалеть его и надеяться на скорейшее выздоровление, — ответил брат, лениво следя за моими суетливыми передвижениями.
— Нет. Так не пойдёт. Смотреть, как из него вьют верёвки, а моё имя чернят? Я не заслужила ничем его недоверие! Взгляни! Я хочу, чтобы ты убедился в том, что я чиста. Здесь, — я положила ладонь на кипу бумаг, — вся моя жизнь. Каждый мой шаг. Ты можешь перерыть здесь всё. Один или с доверенными людьми. Мне нечего скрывать.
— Я знаю, — слабо улыбнулся он, не сводя с меня глаз. — Глубоко в душе это знает и отец. Поверь мне, когда он вновь прозреет и осознает всю степень своего заблуждения на твой счёт, твоё смирение будет вознаграждено. Его щедрость компенсирует все обиды.
Я неискренне рассмеялась.
— Не думаю, что это когда-нибудь случится. Говорю же, ты просто не видел его в тот момент.
— Эла, я не устаю говорить ему изо дня в день, что у него нет никого преданнее нас.
— Лучше бы тебе это делать пореже. Видят боги, упоминания обо мне лишь оскорбляют его царственный слух.
— Я буду повторять это столько, сколько понадобиться для того, чтобы он очнулся, — вкрадчиво продолжил брат, приближаясь. — И вспомнил, почему доверил укрощение Децемы именно тебе. Неважно, как далеко ты находишься, и кто окружает тебя, твоё сердце всегда будет со своей настоящей семьёй. Ты бы никогда не осмелилась предать нас даже в мелочах, ведь так?
Его проницательный взгляд скользнул по моему телу снизу вверх, останавливаясь на лице. Тихий, загадочный тон не давал возможности распознать — высмеивает или говорит с полной серьёзностью?
— Помню, я даже сказал ему с абсолютно уверенностью... отец, я готов спорить, что на её спине до сих пор клеймо нашего клана. Которое она когда-то поклялась хранить свято и носить с честью. С которым её должны были и похоронить. У твоего сына такое же клеймо. И у тебя самого. Как ты можешь сомневаться в ней, отец? — его рука невесомо коснулась моей щеки, и я вздрогнула, как от разряда тока. — Он мне почему-то не поверил. Но ведь я прав, Эла? — Молчание. — Я хочу убедиться в собственной правоте и твоей верности исключительно таким образом. В пекло документы. Покажи мне свою спину.
Как внезапно и неуловимо тихий семейный вечер перетёк в катастрофу.
Всё внутри меня заледенело. Отведя взгляд, я растерянно молчала, стремительно теряя уверенность и стойкость.
— Что такое? Стесняешься? Не стоит, мы же это уже проходили, помнишь? — фальшивая мягкость его голоса раздражала. — Ты заставляешь меня ждать. И сомневаться.
Стиснув зубы, я пыталась заставить своё тело двигаться, а рот — говорить. Но этот тон и взгляд были слишком знакомы, превращая меня в покорного ученика, беззащитного ребёнка.
— Повернись и покажи мне спину, Эла, — процедил, наклоняясь ко мне, Индра. — Немедленно.
Я никогда не считала себя размазнёй, потому что всегда понимала: моих сил хватит даже на то, чтобы однажды выступить против самого Иберии, если его безумие меня вынудит. Я могла сопротивляться кому угодно, но только не своему наставнику. Неважно, сколько времени пройдёт, его влияние на меня едва ли когда-нибудь ослабнет.
Опустив голову, я встала к нему спиной, нащупывая неловкими пальцами застёжку платья. Конечно, Индра уже знал: он не увидит там то, что так хотел обнаружить. Наглядный символ моего "предательства" расцвечивал тело, складываясь в симметричный орнамент, который я так неохотно, с очевидной боязнью представила взору своего брата.
Спустив платье до поясницы, комкая лиф у груди, я ссутулилась, слушая тишину, не предвещающую ничего хорошего. Молча впитывая кожей обжигающий взгляд. Даже когда в оцепенении прошло больше минуты, я не осмелилась заговорить или пошевелиться.
А потом я ощутила прикосновение чужих пальцев к позвонкам. Мужская ладонь с мучительной неторопливостью скользнула вверх, мягко обхватывая шею сзади, незамысловатым, примитивным движением распространяя по телу яд чудовищной паники. И я, остолбенев, не могла понять, поверить... неужели... но как же...
— Неважно, — выдохнул Индра в итоге, лаская подушечкой большого пальца кожу, под которой судорожно пульсировала вена. — Неважно, чьё клеймо отметило это тело. В конце концов, от одного мы уже избавились. Нам не привыкать.
От воспоминаний всё внутри свело болью.
— Мне наплевать, кто ставит на тебя знаки и как много их ещё будет, — продолжил он, подходя вплотную, скользнув рукой вниз, на грудь. Заставляя задыхаться. — Ты всегда принадлежала только мне. Одному лишь мне. Целиком и полностью.
Слушая его полусумасшедший шепот, я стискивала слабеющими руками ткань платья. Растерянная, напуганная и не понимающая — почему мне так... противно? А как же моё "лечение"? В прошлый раз, когда ко мне прикасались с очевидными намерениями, всё было не так! С Дисом всё было иначе. Замечательно. Прекрасно. Волшебно. Тогда что со мной происходит теперь?
Индра мой будущий муж, чёрт возьми! Почему этому строптивому телу так трудно это уяснить? Отвращение — совсем не та реакция, которая должна следовать за ласками супруга! Как мне изменить этот безусловный рефлекс на другой? На тот, который свойственен всем нормальным женщинам.
— Скажи это, — потребовал мужчина, прижимаясь ко мне грудью, бёдрами, вырывая из горла беззвучный всхлип. — Мне нужно твоё добровольное согласие. Признание этого очевидного факта. Хочу услышать, как ты произносишь это. Ну же, Эла. Скажи, что ты моя.
Нетерпеливые движения его ладоней совершенно сбивали с толку, не давали сосредоточиться. Хотя, стоило ли задумываться над смыслом его действий, ведь намерения Индры были довольно прозрачны. Он прибыл сюда из Тавроса не за тем, чтобы просто повидаться со старым знакомым и вспомнить былое. Каждое его слово и жест говорили о том, что отведённый мне срок в три года вот-вот подойдёт к концу. И что терпение мужчины на исходе. Потому мне же будет лучше в качестве извинения и доказательства своей преданности предложить ему столь желанное тело. Признать его власть. Отдаться.
В горле застревали слова, когда я, вобрав воздуха в грудь, заговорила:
— Я не... никогда... нико...
Его рука молниеносным движением накрыла мне рот.
— Ты только что едва не совершила самую большую ошибку в своей жизни, — глухо прорычал Индра мне на ухо. — Теперь заслужить моё прощение будет ещё сложнее. Ты хоть понимаешь, с чем играешь? — устало положив голову мне на плечо, он прошептал: — От тебя требуется всего два простых слова. Я дам тебе за них всё. Всё, что захочешь. Только скажи мне то, что я хочу от тебя услышать.
Медленно отстранив от моих губ ладонь, он позволил мне сделать жадный глоток воздуха. Дрожа от страха и бессильной злости, я приготовилась изречь жестокую правду, которая, скорее всего, погубит меня. Но, видят боги, я охотнее встану ещё раз на колени перед Иберией, чем вручу себя кому-то в безвозмездное пользование. Индра и так помыкал мной слишком долго...
Бесшумно отъехавшая в сторону дверь явила нашим взглядам самого нежеланного свидетеля столь откровенной сцены. Лучше бы это была Мадлен. Лайз. На крайний случай, Олафер.
Расширенными глазами я смотрела на замершего на пороге Диса. Его бледное лицо, кажется, не затронула в тот опасный миг ни одна эмоция. Да, так показалось бы каждому, кто не знал Десницу так, как я.
Глядя исключительно на Индру, он уже видел скорое будущее, исход которого будет трагическим для моего несчастного брата. Дис плевать хотел на первозданную хрупкость собственного тела и пугающие даже меня различия в их физической силе.
Он ещё никого и никогда не желал так отчаянно убить собственными руками. Переломать каждую кость. Выпустить всю кровь до капли. Изуродовать тело самого ненавистного человека до неузнаваемости. И, казалось, одного раза ему будет недостаточно, чтобы утолить эту бездонную жажду чужих страданий. Он хотел бы посвятить убийству своего заклятого врага вечность. Теперь, когда они столкнулись лицом к лицу при таких (весьма смущающих) обстоятельствах, ничто не сможет ему в этом помешать.
Напряжение и опасность в определённый момент, кажется, достигли пика... а потом Индра решил подлить масла в огонь.
— Я сам себе удивляюсь, но, чёрт возьми, ты и правда заглянул вовремя, — ядовито усмехнулся он, повернувшись к альбиносу полностью. Всё ещё удерживая безвольную меня у своей груди. — Как ещё объяснять таким недоумкам очевидные вещи, если не на пальцах? — Я вздрогнула, когда ощутила поцелуй на своём обнаженном плече. — Засматриваешься на мою женщину, Дис? Судя по твоему взгляду, так оно и есть. Знаешь, я ведь не могу тебя за это осуждать. Как мужчина я тебя даже понимаю. Ведь я тоже хочу её. Это самое нежное, самое красивое тело на свете. На этом наше с тобой сходство заканчивается. Дальше идут сплошные различия. И главное из них — я получу её, а ты нет. — Маска абсолютной сдержанности дала трещину, и Индра тихо, торжествующе рассмеялся. — Наблюдать твою ненависть и желание забавно. Ведь что в первом, что во втором случае ты ничего не можешь сделать. Чувство беспомощности чертовски тебе идёт.
Я проследила за тем, как руки Десницы с вечными отметинами на костяшках медленно сжимаются в кулаки, словно желая ощутить привычное оружие. И это движение, дающее понять, что произойдёт буквально через минуту, отрезвило меня.
— Уйди, — прошептала я, качая головой. — Просто уйди.
Пронзительный взгляд скользнул с лица моего брата на меня, прищуриваясь. Озлобленно? Презрительно?
— А может тебе доставляет удовольствие смотреть на то, как недоступных тебе женщин имеют другие? — предположил с фальшивым беспокойством брат, вызывая во мне обжигающую волну гнева. — Можешь наблюдать со стороны, меченый. Но если ты когда-нибудь ещё посмеешь дотронуться до этого самого тела, я отрублю тебе руку... ещё не решил, какую именно.
Ещё никогда Дис не казался мне настолько сильным, чем в тот момент, когда разворачивался, чтобы исчезнуть в коридоре.
Ещё никогда я не чувствовала себя настолько униженной и оскорблённой.
— Не дёргайся! — рявкнул разъярённо Индра. — Лучше тебе лишний раз меня не провоцировать, любовь моя. Если бы ты знала... как я разочарован, как зол, ты бы с превеликим удовольствием сказала и сделала всё, что я прошу. Сто... тысячу раз.
— Отпусти... меня... немедленно... — прохрипела я, вцепившись в его ладонь, обхватившую моё горло.
— Теперь? После того, что я увидел? — его голос опять звучал фальшивой нежностью. — Я ведь всегда знал... но уверял себя в том, что даже я ошибаюсь. Как бы я хотел ошибаться на этот счёт. — Мучительно вздохнув, брат уткнулся в изгиб моей шеи. Его вторая рука скользнула по моему телу вниз, достигая развилки бёдер и бесцеремонно обхватывая меня между ног. — Это — только моё. И если я узнаю, что ты или кто-нибудь ещё решили эту истину оспорить... я убью этого ублюдка. Ясно? А тебя — накажу. Очень, очень сурово, Эла. Пожалуйста, никогда об этом не забывай.
Продолжительная пауза дала мне шанс собраться с силами.
— Иди к дьяволу.
Приподняв голову, Индра недоумённо уточнил:
— Что?
— Я сказала, иди ты к дьяволу со своими указаниями, — прошипела я, успешно вырываясь из его ослабевших рук. Брат был до крайности растерян. Видеть меня в таком нешуточном гневе, далёком от примитивной истерики, в новинку для него. — Я — не твоя, понятно? Я никому не принадлежу! Ни тебе, ни Иберии, ни Эзусу, ни кому-либо ещё. И я не буду выполнять твои приказы. Я — глава Децемы, а не твоя собственность. И я не позволю использовать меня в качестве оружия, когда ты пытаешься причинить боль моему подчинённому. Лучшему из всех!
