— У них не получилось? — предполагаю я, потеряв нить разговора и пытаясь заслониться от Тео, который полностью занимает мысли.
— Нет, как раз, идея с запонками была шикарная и не лишенная смысла. Если б этот несчастный Творец, как вы любите его называть, не поставил главным условием свободу воли и выбора! — торжественно объявляет Констанс.
Кажется, я догадываюсь, к чему он ведет...
— Он дал свободу выбора абсолютно всем, кроме двух несчастных детей, принесенных в жертву всеобщего развития, — усмехаясь, продолжает мужчина, задумчиво выводя подошвой круги на земле. — Знаете, что такое зов равновесия, Рен? Нет? Вы счастливица, поверьте мне. Но вообще он крайне схож с вашим стремлением ходить за Грань или, например, в случае ириса, желанием сеять жизнь везде и всюду. Почти рефлекторен. Впитан с молоком матери — хотя, что я такое говорю, вы с Домиником созданы, вы не знаете этого понятия — и потому является безусловным стремлением, требующим выполнения. Я связан с этими двумя магами, поэтому должен был выполнить свое предназначение. То есть уравновесить то, что устроили два моих ученика. А для этого, милая Рен, мне нужно было всего лишь избавить вас от магического стазиса, в который вас в возрасте шести лет поместила собственная создательница... — он делает драматическую паузу, во время которой мне, наверное, полагается проникнуться моментом и осознать, какое зло сотворила со мной Кловис.
— А ирис? Его ведь не зря в захват на изнанке поместили. Как вы планировали добраться до него? — вместо нужных Бенуа эмоций удивляюсь я.
— Понимаете, Рен, ваше пробуждение и было катализатором для всех дальнейших событий. А уж ваш дар пересекать Грань в любом ее месте рушил равновесие каждый раз, когда вы это проделывали. Так что появление ириса на этой стороне было просто вопросом времени. Так и случилось. Пробудить вас — вот что являлось наисложнейшей задачей, ведь вас охраняли как самую неприступную крепость. Но тут, надо сказать, я встретил одновременно и свою удачу, и величайшую проблему, которая ставила мне палки в колеса почище Кло и Кельвина, вместе взятых... Это я о мистере Кейне говорю, да, вы правильно уловили ход мыслей, Рен, — улыбается как-то совсем бесновато Бенуа, но теперь я начинаю его слушать, не отрываясь. — Удивительной способности маг, который, по неизвестным мне до сих пор причинам, собрался вернуть вас, во что бы то ни стало...
Меня пронзает догадка: Бенуа не знает, что Тео в прошлом архангел! Неужели не способен видеть ауры?
— Вместе мы образовали чудесный тандем и триста лет назад даже попытались вас вызволить. Только вот мне вы были нужны как инструмент равновесия, а он, похоже, был искренне к вам привязан и просто хотел оградить от всех бед. Что меня не устраивало. Мне нужен был ваш дар в полной его мере.
— И вы выпили Тео до конца, — начиная сводить все имеющиеся у меня кусочки головоломки в одну, подвожу я итог.
— Сначала, конечно, еще был суровый совет магов и изгнание Теодора за Грань. Но перед этим, — Бенуа закусывает губу, видимо, вспоминая, — да — я лишил его всех сил подчистую. Чтобы в будущем не было проблем с вашим пробуждением. Меня-то они не могли достать — не тот уровень способностей — поэтому просто исключили из совета, чтоб под ногами не путался. И, честно говоря, это вполне меня устроило — можно было спокойно разгуливать по миру и ждать часа, когда, наконец, установится равновесие. Но, кажется, что-то пошло не так.
— Скелет тоже был вашей идеей?
— Тот, которого вы встретили в свой первый прорыв Грани? Неудачный эксперимент, — отмахивается Бенуа, как от назойливой мухи. — Забудьте об этой досадной ошибке. Тем более что мистер Кейн вполне прилично вас от него избавил. Ну а все оставшиеся события вы уже и сами сможете воскресить, — с видом доброго учителя заканчивает Бенуа, и я поражаюсь быстрой смене выражения его лица.
— Мы, кажется, говорили о выборе, — напоминаю я, все ближе склоняясь к земле, начиная ощущать почти у самых ноздрей запах горелой почвы и понимая, что пора решать, на что тратить последние силы.
Тео в приоритете. Все остальное не имеет значения...
— Да, вы правы, Рен, — словно очнувшись от сладкой дремы воспоминаний, кивает Бенуа. — И я вам открою на это глаза... Понимаете, с одной стороны, я бы должен проследить за всем непредвзято и добиться равновесия двух миров, а в данной ситуации это означает распространение Грани на пространство изнанки и реальности живых. Но знаете, что еще вложил Кельвин в свое детище?.. Человечность. У магов ее отродясь не было. Мы всегда поступали в соответствии с законами логики и правильности ситуации. А Кей заставил всех своих созданий поступать в соответствии с гармонией души и разума. И я, как и все остальные, вынужденные — и не очень — здесь находиться, прикипел к миру. Видите, у меня даже есть нефилимы, которых я считаю своими родными, — значит, Агнес все-таки не внучка, хоть и называет его дедом, облегченно подумалось мне. — И мне бы не хотелось, чтобы все они пропадали при свершении справедливости. Поэтому придется осветить все варианты, возможные в вашем случае. Не смотрите на Доминика, — тут же добавляет Бенуа. — Он свой выбор сделал. Впрочем, я думаю, он и сам уже говорил вам об этом... Так вот, о чем это я, Рен...
Я заинтересованно смотрю на него, продолжая откашливаться, и чувствую, как душа Элеоноры в груди начинает нервничать. Плохо...очень плохо! Осталось совсем мало времени на то, чтобы вернуть ее в тело и не погибнуть самой. Бросаю взгляд на Тео, который продолжает следить за мной, и начинаю преодолевать последний метр, оставшийся между нами.
— Если вы сейчас передадите душу господину Кейну, то погибнете, — продолжает, между тем, Бенуа. — Ирис последует за вами — его душа несовместима с этим миром, его создавали для изнанки, и он с самого перерождения умирает, пусть медленно и верно. На той стороне ваши души попросту приведут изнанку в состояние бомбы замедленного действия, которая, рано или поздно, взорвется, а, как вы понимаете, мир без возможности перерождения душ — это мертвый мир. То есть, вслед за изнанкой исчезнет и реальность. Есть второй вариант: вы можете оставить душу нефилима себе, омолодиться за ее счет, покинуть измерение, например, с целью обучения в нашей школе, и, соответственно, уничтожить, опять же, мир, оставив его без одной из запонок. Но я бы хотел предложить вам еще одно решение проблемы.
— Какое же? — хрипло спрашиваю я, не видя особой альтернативы.
— Вы можете объединиться с ирисом, согласившись принести в мир абсолютно новое существо, обладающее магией и смерти, и жизни. Этот ребенок станет поистине великим Творцом, способным вернуть в новом витке развития всех, кто погибнет в этом мире, Рен. И вы, и Тео, и мои бедные внучки — все смогут ходить по новой земле в абсолютно ином измерении. И не будет больше гнева и боли. Не будет опостылевшего вам выбора. Не будет ничего из того, что вам пришлось пережить, что вы так отчаянно презираете...
Безумец. Несчастный безумец, думается мне. Мир не спасти, даже если я выберу ириса. Из последних сил смотрю в ту сторону, где лежит Доминик, и замечаю полный отчаянья взгляд, обращенный к Сури. А ведь он, кажется, только-только начинает понимать, что такое любовь. Как же я могу лишить его возможности разобраться в этом дальше?
Вспоминаю разговор, который когда-то состоялся у нас с Тео. Сейчас я целиком и полностью согласна с ним: не хочу такого выбора, из-за которого погибнет все, что мне дорого и привычно. Хочу остаться в замершем мгновении, в котором вокруг любящие люди, каждое утро всходит солнце, каждую ночь — луна, означающая бесконечное время рядом с любимым человеком. Я хочу именно этого!
И тут меня словно прошибает током. Я потрясенно смотрю на Тео, на Хани, лежащую в достаточном отдалении от Сури и Доминика, снова на Бенуа... И начинаю сдавленно смеяться. Маг равновесия непонимающе смотрит на меня:
— В чем дело, Рен? Что вас так рассмешило?
— Константин... — с трудом выговаривая слова, хрипло произношу я. — Знаете...я...наверное...не смогу вам помочь... — непонимание сменяется хмуростью, и Бенуа откровенно недоумевает на мои слова:
— Что вы несете?
— А я уже сделала выбор, — победно заявляю я, падая на спину и начиная злорадно хохотать. — Знаете, это произошло в ту самую ночь, когда ушли за Грань мои родители...
Да. Именно тогда, когда я дала себе слово помогать людям во что бы то ни стало. Это и было моим выбором. И сейчас находит такое облегчение, что, наконец, все встает на свои места, что я даже ощущаю, как за спиной раскрываются невидимые крылья. Я свободна! И напряжение уходит смехом сквозь кашель и хрипы. Из последних сил переворачиваюсь, доползаю до Тео, смотрю в глаза самой Тьмы и тихо шепчу:
— Помоги Доминику выжить. И дождись моего перерождения... Пожалуйста! — целую в полураскрытые губы, ощущая, как сгусток энергии покидает мое тело.
А в следующее мгновение происходит одновременно несколько событий: горестно стонет Бенуа, понявший, что я послала его далеко и надолго, оживает с душой Норы в руках Тео, выдыхая что-то вроде "нет, Рен, не смей!", и...да, я умираю. Об этом возвещает раздавшийся над руинами, бывшими раньше территорией школы, одинокий женский крик, в котором я с удивлением угадываю свой сорвавшийся голос. Наверное, это больно, вот так расставаться с телом навсегда. Но я ничего не чувствую. Я словно парю над поверхностью, отмечая, как склонился над моим телом Теодор и пытается читать заклинания из книг по некромантии. Милый, не пытайся, ничего уже не выйдет. Это мой выбор, и я не могла поступить по-другому, потому что человеческая жизнь для меня — величайшая в мире ценность... Жаль, что вместе не удалось побыть подольше. Жаль, что умерла и не смогу наблюдать за тобой дальше. Но теперь мы с ирисом по разные стороны Грани, и я уверена, ты найдешь способ оставить ему жизнь. Я хочу, чтобы вы оба жили. Спасите Сури. Позаботьтесь о Хани. Мне кажется, я немногого прошу, как ты думаешь?
Люблю тебя. Жалею, что не смогла сказать этого еще раз. Боюсь, что теперь ты уже мне не поверишь и обвинишь в том, чтобы я ждала подходящего случая, чтобы оставить тебя одного. И не встретиться ведь с тобой за Гранью, не объяснить толком ничего: теперь я даже проекцией на изнанку не попаду. Только сгусток останется от некогда жившей в иной реальности ходящей...
Чувствую, как связь с миром живых истончается, и больше не противлюсь судьбе. Я готова. Я сделала все, что хотела. Жалею? Да, пожалуй, но спасение того стоило. Прощайте...
— Рен, ты опять увлеклась и заснула... — раздается почти над ухом немного укоризненный голос Кларис. — Просыпайся.
Я улыбаюсь во сне, вспоминая, что она всегда так делает, когда я засыпаю над книгами, сидя в библиотеке до упора. Открывать глаза не хочется, мне легко и хорошо, а что еще нужно для счастья? А потом вспоминаю...
Для счастья нужно ощущение мягких кудрей под ладонями, приходит на ум почти рефлекторная мысль, и я выныриваю из сладкого забытия, резко открывая глаза и поднимаясь со стопки книг, на которых, и правда, уснула. Кларис? Что она тут делает? Что тут делаю я? Смотрю на мягкое лицо хранителя библиотеки и замечаю — что-то не так... А потом понимаю.
— Недобор образа. Глаза... Ты забыла об оттенке "кофе с молоком"... — и наблюдаю, как черты милого лица заостряются, являя взору уже не скромную и строгую женщину почти преклонного возраста, а деструктора нашей реальности...
Того самого, что поместил меня в состояние стазиса на долгую тысячу лет. Как удобно, однако, было следить за мной в образе Кларис. Никогда бы не догадалась.
— Ненавидишь? — без предисловий спрашивает аннигилятор.
Я ненадолго задумываюсь. Возможно... в другой жизни, наверное, я бы так и сделала. Но в этой, несмотря ни на что, у меня было детство, подаренное Мартой и Гансом. Дружба с Осирисом и девочками. Покровительство Боно и Агазона. Я, наверное, счастлива. А еще... у меня появился Тео!
— Не знаю, — искренне отзываюсь я, обводя взглядом пространство библиотеки. — Константин показал момент вашего с Кельвином договора... мне показалось, что ты была вполне искренна в своей безысходности.
Кловис фыркает:
— До этого произошло множество событий, приведших к плачевному результату...
— Расскажешь? — заинтересованно смотрю на нее я.
Я не могу назвать ее матерью, но она определенно мне нравится. И не чувствуется в ее словах фальши. И нет чувства опасности, возникающего рядом с ее спутником-менталистом, к примеру... Кловис я готова слушать.
— У нас не так много времени, как ты думаешь... — загадочно улыбается Кло, смотря на меня, и делает какой-то странный жест рукой, отдаленно похожий на призывающее махание. — Это чтобы тебе не было сильно одиноко, — поясняет она, и рядом со мной присаживается Осирис.
Я кидаюсь в объятия стража, ища в них успокоение и поддержку, и Ос не заставляет себя ждать: окутывает любовью и теплотой, и ситуация уже не кажется безвыходной. Я собираюсь по кусочкам и смелее смотрю в сторону Кловис:
— А я-то думала, у нас впереди вечность... если, конечно, на той стороне найдут способ удержать Доминика живым.
— Не найдут, — разрушает все мои мечты и надежды женщина-аннигилятор. — Ирис изначально был создан таким образом, чтобы существовать только в форме души. Он погибнет в любом случае.
— Так значит, моя жертва была напрасной? — упавшим голосом говорю я, ощущая успокаивающее объятие Осириса.
— Я не могу ответить на этот вопрос объективно, Рен — все-таки, это был твой выбор... Могу только восстановить недостающие части головоломки, тогда самостоятельно сделаешь выводы, — странно улыбается Кло, и я, вопреки воле здравого смысла, полагаюсь на уверенный тон.
Киваю, готовясь узнать ту часть истории, что осталась за кадром.
— Это чтобы не так скучно слушать было, — женщина материализует вазочку с трюфелями, а затем весело смотрит на меня. — Надо же, а я все думала, зачем он их тебе таскает килограммами...
— Ты о чем? — спрашиваю я, но Кловис только отмахивается:
— Потом, все потом! Так вот, о чем я хотела рассказать?.. — она на минуту задумывается, и я решаю помочь.
— О том, почему менталист и аннигилятор решились на сотворение целого мира...
— Началось все гораздо раньше, еще в академии... — тихо возражает Кловис, погружаясь в воспоминания. — Ненавижу то время...
— Почему?
— Знала бы ты, что значит быть женщиной-аннигилятором в месте, где почти всем заведуют мужчины... — в ее голосе звучит горечь, но я больше не перебиваю. — Наша академия была построена таким образом, что факультетов всего два: мужской и женский. Такое деление обусловлено тем, что для построения некоторых миров требовалась... — в рассказе повисает пауза, и Кловис продолжает. — Чистота женщины. Соответственно, преподавателями сея добродетель тщательно контролировалась. Мужчинам, естественно, свободы было намного больше: они ведь творцы и первопроходцы. Женщины так, по мелочи: принеси-подай, исцели уставшего верховодца, согрей, если нужно, одинокое лежбище... скучно и унизительно, — фыркает она. — А теперь представь, каково было ощущать себя среди мужчин, смотрящих на тебя голодным взглядом только потому, что все, как один, хотели заполучить твой дар абсолютного уничтожения материи? Потому что ни у кого из них такого не оказалось... — Кло вздыхает и ненадолго умолкает. — Но среди них был один маг, который смотрел с благоговением, представляешь? Нет, он знал о моих способностях и, безусловно, испытывал чувства сродни тем, что ощущали его собратья, но главной среди его эмоций было восхищение. Догадываешься, как его звали? — испытующе смотрит на меня Кло.
