Призрак в подарок

— Закрепитель — желание Вершителя судеб к этой женщине. В целях создания конфликта интересов.

Мужчины переглянулись, причем Лео покраснел, а Эд мрачно уставился на своего наставника.

— Третья фаза, которая должна была уничтожить любовь князя к соблазнительнице — вступление в интимную связь с любым из двух остальных демиургов. Для верности — наложение второго слоя заклинания, которое снимает все ограничения, испытываемые самими демургами.

— То есть ты даже себя не оградила от действия заклинания? — удивился Лео.

— Мне было любопытно. И да... зачем было ограждать себя от возможности так сладко отомстить.

— Мразь! — холодно, брезгливо плюнул в сторону Тигры мой ненаглядный, и отошел к окну, повернувшись к застывшей посреди комнаты троице.

— Мда. Как снять эту завис...заклятие? — подал снова голос Лео, тяжело вздохнув, при этом глядя куда-то в сторону.

О, он хотел сказать "зависимость"? Так Лео и до сих пор ее испытывает? Ко мне? Мама дорогая!

— Н-н-никак. — Тигра вдруг затряслась и рухнула на пол без сознания.

— Что ты сделал? — закричал Синеус.

— Да ничего я не делал, — опешил Вершитель судеб и попытался привести Тигру в сознание. — Не может быть!

— Что? — повернулся Эд, смурнее прежнего.

— Да она померла что ли, — растерялся Лео и провел какие-то манипуляции руками, затем зарычал. — Вот стерва! Она сама себя убила. Лишь бы нам не раскрыть информацию как снять заклинание.

— Что?! — Эд пронесся ураганом, подхватил Тигру и перенес ее на кровать, заваленную балдахином.

Тоже проверил ее ауру руками, и зарычал.

— Сам бы придушил.

— Послушай, Эд, я думаю, что снять заклятие сможет только Карина...сама.

— Как?

— Ну, есть одна идея. Осталось найти ее. Кстати...у меня опять такое чувство, что за нами наблюдают. Вот только кто?

Я тут же отняла кольцо от зеркала, и тяжко вздохнула. Надо же... Тигреи больше нет. И мужчин я теперь боюсь, они же меня на кусочки порвут, особенно Эд.

Вернулась в спальню, размышляя, что я вообще-то беременна и, следовательно, мне такие стрессы вредны по определению. Потому я сейчас лягу спать, а об остальном подумаю завтра. У самой постели отиралась Жанна с огоньком любопытства в глазах и лихорадочным румянцем на щеках.

— Кариночка, — всплеснула она руками, едва разглядела мое лицо, — а чего это личико у нас такое бледное? Что так расстроило, мое золотце.

— Завтра, Жанна, все завтра, — сонно махнула я рукой, прячась под одеялом.

— А как же... слушай, дорогая, — заворчала та недовольно, — я ж тебе похвастать хотела.

— Только быстро, я правда очень устала.

Женщина выдохнула и наконец решилась.

— А ко мне посватался...

— Изумрудный или рубиновый?

— Чегось? — запнулась Жанна, удивившись.

— Ну я говорю, это который маг к тебе посватался, с зелеными или красными волосами?

— Да тьфу, на что мне эти кролики, прости меня грешную. Нет.

— Не кролики? А кто тогда? — мне тоже вдруг интересно. — Кащей?

— Тьфу два раза. — Фыркнула в ответ красавица в летах.

— Жанна, я сдаюсь, не тяни кота за хвост.

Та засмеялась и выдала:

— Да соплеменник твой... только вот имя у него новое.

— Да? — от услышано новости я впала в прострацию, не иначе.

— Но тебе пока не скажу, сначала вот князь нас поженит, тогда и имя узнаешь.

Я оторопело взирала на счастливую бывшую каргу, понимая, что пока меня не было, та сошла с ума.

— Милая, ну не смотри ты на меня так, у меня ж сердце не каменное. Зачем он тебе, а? У тебя наш князюшка, вредина та еще, а мне тоже счастья знаешь как хочется...нашего, бабского? А уж какой из него жеребец получился... хм, в смысле, мы с ним подходим друг другу. Как небо и земля, как ежик и кактус...

— Как девочка и персик, — на автомате добавила, затем вдруг фыркнула, и не удержавшись, засмеялась. — Совет вам, Жанночка, да любовь.

— В смысле? — теперь уже не поняла новоявленная невеста.

— В прямом. И можешь не волноваться, так-то он мужик неплохой, к тому же теперь свободный, не женатый, у тебя вообще шелковым станет.

— Карина, а ты... ты уже его не любишь? Он мне говорил, что ты мне все волосы повыдергиваешь, если узнаешь.

Разве можно доводить меня до колик и так смешить? Мое хрюкание приглушила подушка, так как смеяться уже не было сил.

— Я что-то не пойму, — успокоившись, вытерев слезы, села ровно и сжала подушку в руках, — Жанна, он тебе сделал предложение или ты? Почему это мне нельзя говорить?! Что за глупости?

— Ну-у-у, — засмущалась вдруг Жанна и села поближе, — вообще-то я ему ультиматум выдвинула, или он делает мне предложение, или я его князю сдам на поругание.

— Хм, — выгнула бровь, борясь с очередным приступом смеха. — Поругание? Князю?! Жанна, ты что-то путаешь, дорогая.

— Нет, ничего не путаю...он вообще мою Мерседес совратил, вот за это и ругать будет.

Бр-р-р, стоп!

— Жанна, но если он и Мерседес... каким боком ты здесь оказалась?

Неужели и тут "тройничок"? Они в этом мире вообще все какие-то озабоченные на это дело...с ума сойти с ними можно.

— Дык обвенчана она уже с господином Пончо. Жена она ему, а тут этот, пес шелудивый, вот и пришлось брать все в свои руки... к тому же взять там точно есть что.

-Фу-у, Жанна, — поморщилась от ее солдафонского юмора.

— Значит не любишь уже? — прищурилась, недоверчиво взирая на меня.

— Ни капельки.

— Почем знаешь? Неужто князя нашего разлюбезного не просто так выбрала, а? — и видимо что-то увидев в моем лице, переменилась вмиг и радостно захлопала в ладоши. — Ай да славно, ай да супер-пупер!

— Блин, Жанна, ты где таких выражений понабралась? — заворчала я, недовольная, что по моему лицу оказывается можно и чувства все мои прочесть, и уж тем более к супругу моему.

— Знамо где... От вас, иномирцев. И кстати, я так понимаю, что свадебный ваш бал должен все же состояться. Вот как только князюшко вернется, так и за пир возьмемся на весь мир. И нашу тоже свадебку с Тошенькой справим.

— Тошенькой! — прыснула я снова в кулак.

— Ай, проболталась.

Хм, это ее что-ли так тошнит от него или ...

— Тотоша, так я его теперь звать стану. И пес шелудивый станет ручным у меня. Гарантирую. И кстати, если ты какую обиду держишь на него, прости горемычного. Никого-то у него не осталось, токмо я и есть.

— Ладно, Жанна, тебе решать, — зевнула, и постаралась выпроводить словоохотливую женщину.

Та быстро пожелала спокойной ночи, и унеслась, пообещав с утра приступить к обсуждению предстоящего бала. Я же только рукой махнула, думая, что пока Эд не объявится, ни о каком бале речи быть не может.

* * *

А утро было великолепным, ароматным и упоительным, ибо меня искупали, накормили и одели как принцессу, и все было здорово, пока на весь дворец, который иногда и не дворец, а замок, разнесся яростный, бешеный рык 'Где она?!!'.

И мне как-то враз поплохело, особенно, когда из покоев мужа я расслышала, как что-то рушится, падает, грохочет где-то на уровне нижних этажей. И сразу вспомнилось, что я вроде как в глазах кричащего князя почти изменница, или нет?

Приближение грохота, испуганные возгласы челяди, звуки распахивающихся или слетающих с петель дверей мог бы напугать, если честно, но уверенность в том, что я вообще-то никому не изменяла, и даже мысли об этом не было, позволило сцепить зубы покрепче, принять соблазнительную позу на диване и даже сделать вид, что я читаю какой-то местный журнал.

И я даже не в курсе, что Тигра мертва, и что все три демиурга мужского пола ко мне теперь неровно дышат, у меня один единственный теперь свет в оконце... стоп! Я ж ни разу ему не говорила, что люблю его, потому наверное он и сомневается в моих чувствах. И в тот момент, когда я уже была готова подорваться и бежать Эду навстречу, внутренний голос велел сидеть на месте и дергаться, потому как...

Дверь упала почти к моим ногам и в проеме появился взбешенный князь. Вперив в меня гневный взор, сложил руки на груди, явно сдерживаясь, ликом потемнел и злым, дрожащим голосом:

— И как я должен это понимать?!

Медленно положила журнал на диван, плавно поднялась, чуть прогнув спину, и с покачивающимися бедрами соблазнительно (ну это мне так кажется), прошла к своему огнедышащему дракону.

— Что именно, дорогой? — ласково проворковала и подошла совсем близко, так что наши бедра соприкоснулись, и ладошки удобно уместились на его груди.

Ощутив руками, как быстро бьется его сердце, поднялась на цыпочки и подняла руки повыше, обхватывая напряженную мужскую шею.

— Наклонись, — тихо попросила, облизнув губы.

— З-зачем? — перестал сверкать молниями и уголки его губ дрогнули в сдерживаемой улыбке.

— За надом. Узнаешь.

Эд не устоял, и повиновался. Склонив ко мне голову, заблестел глазами в предвкушении, а я подарила ему самый нежный, самый любящий... щелчок по носу.

— Где ты шлялся, дорогой, столько времени?! — рявкнула прямо ему в губы, и отступила на шаг.

— Что?! — опешил он, и вдруг зарычал, схватил меня за талию и дернул на себя, быстро переместив одну руку на затылок, сжав посильнее за волосы всей пятерней.

— Это я где шлялся?! — глубокое возмущение вибрировало в его грудной клетке, вырываясь хриплым голосом. — Какого черта! Карина!

И впился в мои губы страстным, обжигающим, и таким упоительно-долгожданным поцелуем, что даже ноги подкосились и я повисла в его руках, почти задыхаясь. Горячие губы прочертили дорожку вдоль линии подбородка, пощекотали за ушком, заставляя уже и низ живота налиться жаром, затем прошлись по шейке, а глухой, рокочущий голос мужа возмущенно рычал:

— Я тебе покажу, как с другими мужиками целоваться..., — затем треск ткани на груди, и мое "ох", — запру в замке....в самой высокой башне...для личного пользования..., — платье опадает на бедра, грудь удостаивается пристального мужского внимания, а муж все рычит, — и даже женщин к тебе не допущу.

— А женщин почему...? — мне не дали договорить, заставив плавиться от желания, как вдруг сильные руки подхватил и понесли меня.

— Потому...ты даже женщин способна с пути истинного сбить.

И какая же я молодец, что кольцо не стала вешать на шейку, а спрятала в спальне, а то пришлось бы еще отчитываться из-за него.

— Эд, а куда ты меня несешь? — спросила я, счастливо улыбаясь.

— Наказывать! — рявкнул муж и страстно сверкнул очами. Или это не страсть, а гнев... хотя нет, точно страсть, вон как его от вида моей обнаженной груди затрясло.

— А мне понравится?

— Что? — переспросил и остановился возле кровати.

— Ну ты постарайся, ладно, чтоб понравилось... мы же все-таки чуточку беременны, — поболтала ножками, испытывая неземное, упоительное счастье, что он рядом, живой и невредимый, мой...только мой.

Меня бережно уложили ...на живот, забросили юбку на спину.

— Я не поняла...ты что делаешь,а? — обренулась, сложив подбородок на ладонях.

— Сказал же. Наказывать буду.

— Ремнем?! — подняла брови от возмущения.

А муж завис. И было от чего. Я же надела пояс кружевной, черненький, весь такой соблазнительный, чулочки...тоже черненькие и все...нижнего белья не было. Подтянула к себе колени, и встала так, чтоб ему удобнее было "наказывать", и спинку выгнула, а сама томно, с придыханием, стараясь не замечать как меняется его взгляд, как втягивает в себя воздух со свистом, и как он уже начинает срывать с себя одежду, наконец произнесла охрипшим голосом:

— Мы так соскучились.

— Кто это мы? — явно на автомате переспросил Эд, проведя дрожащей рукой по моей округлой... в общем по округлой пяткой точке.

Я повернулась, спрятав от его взора то, что заставляло его тупить, оправила юбки, подняла лиф, прикрывая грудь, и надула губы.

— Знаешь, вот смотрю на тебя, Эд, не могу понять, за что я тебя люблю? Мы, это я, дети... твои между прочим, и та часть меня, которая плавится от одной мысли о тебе и твоем мужском досто...в общем о тебе, а ты смеешь заявлять, что я с кем-то по собственной воле целуюсь, еще и женщин каких-то приписываешь?

Было заметно, как трудно ему было взять себя в руки, и то, что он стоял передо мною в одних только плавках, явно было понятно, не разговаривать князь сейчас желает, но тем не менее, подошел ко мне, сел рядом и обнял, положив голову мне на плечо.

— Правда любишь? — и взгляд такой был при этом... любящий, радостный.

— Правда, дурачок.

— Кто дурачок?! — возмутился, целуя мои щеки.

— Никто.

— Так где же ты была, дорогая жена? — повалили меня на спину, нависнув, обхватил мою голову руками, упираясь локтями в перину по обе стороны от меня, и перенес тяжесть тела на один бок.

— Долгая история.

— А я никуда не тороплюсь.

Что ж...думаю, рассказать и правда нужно. К тому же лежим так удобно. И муж никуда не торопится.

— Я расскажу, позже. А сейчас требую исполнения супружеского долга и доказательства, что ты меня тоже любишь.

Мой дорогой рассмеялся, и щелкнул пальцами. Я осталась без одежды, разве что почему-то чулочки с поясом никуда не делись.

— Я только за. И да, я тоже ужасно соскучился.

* * *

Бал оказывается и правда должен был состояться, и как мне объяснил Эд, во-первых, только на балу наконец-то он сможет меня объявить полноправной супругой, во-вторых, во дворце находился почетный гость, который так же должен был быть уведомлен о том, что в ближайшем будущем наше государство со странным названием МКАД станет независимым от его вмешательства. В общем, Лео должен был исполнить наконец долгожданную мечту моего супруга — не вмешиваться в его дела.

И в те времена, когда супруг только начал править в княжестве МКАД, Вершитель судеб наложил на князя Эдуарда Рукавишникова обязанность "Найти себе женщину, которая затронет не только мужскую физиологию, но и умом прельстит, и сердцем приманит, до самой смерти", и знаком для Лео должен был послужить безвозмездный добрый поступок, совершенный не ради выгоды князя, ни ради супруги или своих детей, а для спасения чужой жизни, покуда слеза невинного ребенка, оброненная в благодарность, не смоет грехи князя".

В общем как-то так. Вообще в этой клятве или проклятии было много пафосных слов и оборотов, но суть передана верно.

Бал был объявлен, гости извещены, слуги и охрана в полной боевой готовности, а я...я сбежала к Руте, потому что в дворце-замке было много шума-гама, Эд все время где-то пропадал, за исключением вечера и ночи, которые мы проводили в теперь уже общей спальне, делясь радостями любви друг с другом. И еще больше всего меня напрягало постоянное присутствие, вроде и ненавязчивое, но все же психико-давильное, самого Вершителя судеб, которого я из упрямства звала Лео, и надоедливо-приставучее, пока Эд или Лео не видят, умолятельно-озабоченное лицо Синеуса.

Рута подействовала на меня благотворно. Ну почти. Тошнота, посетившая меня от мысли, что где-то неподалеку бродит Синеус, отошла, а вот настроение даже пошло вверх. Рута заявила, что теперь она может ощущать меня на любом расстоянии, где бы я ни находилась, она сможет меня разыскать. Ух ты, здорово!