— Мерлин, — сказал Кэйлеб, — уже проголосовал. И, я мог бы добавить, относился к Шарли и ко мне довольно справедливо... содержательно комментируя Братьев. Что-то о процессах принятия решений, ледниках, капризных стариках и наблюдаемых горшках.
— О боже, — повторил Стейнейр совсем другим тоном и со смешком покачал головой. — Я удивлялся, почему он не приставал к Жону по этому поводу в последнее время. Однако мне и в голову не приходило, что это может быть из-за чего-то столь же немерлинского, как тактичность!
— Я бы сам не зашел так далеко, — сухо сказал Кэйлеб. — Думаю, что, возможно, дело было скорее в том, что он не доверял себе, чтобы оставаться вежливым. На самом деле он чертовски непреклонен в этом. И, честно говоря, я думаю, отчасти это потому, что он почти уверен, что Нарман уже выяснил даже больше, чем мы ему сказали. — Глаза Стейнейра расширились от того, что могло быть признаком тревоги, но император махнул рукой в жесте отмашки. — О, не думаю, что даже Нарман смог бы подобраться слишком близко к разгадке того, что происходит на самом деле. Если уж на то пошло, я почти уверен, что если бы он это сделал, вы были бы в лучшем положении, чем кто-либо другой, чтобы заметить это, учитывая, где вы двое были последние несколько месяцев. Но я действительно думаю, что Мерлин прав в том, что он собрал достаточно информации, чтобы, по крайней мере, задавать себе вопросы, на которые мы еще не удосужились ответить за него. И, как мы все знаем, у Нармана есть явная тенденция в конечном итоге получать ответы, когда он отправляется на их поиски.
Вот это, — подумал Стейнейр, — выдающийся пример преуменьшения. Возможно, в Сейфхолде были один или два человека, которые были умнее Нармана Бейца, — размышлял архиепископ. Однако он был совершенно уверен, что их было не трое. Если у него когда-либо и были какие-то сомнения на этот счет, то они были окончательно развеяны в течение долгих дней длительного путешествия из Эмерэлда в Чисхолм. С собственным двоюродным братом, графом Пайн-Холлоу, остающимся в Эмерэлде, чтобы следить за государственными делами, пухлый маленький князь Нарман был совершенно готов вернуться в Чисхолм. Главным образом, подозревал Стейнейр, потому что именно там находился императорский двор, и Нарман просто не мог оставаться в стороне от "великой игры", даже если он оказался призван в чужую команду после того, как его собственная выбыла в начале плей-офф. Единственное, на чем он настоял, так это на том, чтобы его жена, княгиня Оливия, на этот раз присоединилась к нему, и, наблюдая за ними во время путешествия, Стейнейр тоже прекрасно это понимал.
На самом деле, Стейнейр был очень рад приезду Оливии. Он сильно подозревал, что жена Нармана, которая была одной из самых проницательных женщин, когда-либо встречавшихся архиепископу, помогала держать в центре внимания иногда потенциально слишком умного для его же блага Нармана, и это было очень хорошо. Конечно, в сложившихся обстоятельствах это могло бы само по себе создать несколько дополнительных трудностей.
— На самом деле, Кэйлеб, я согласен с твоей оценкой Нармана, — сказал он вслух. — И с Мерлином, если уж на то пошло. И, в отличие от Мерлина, я давил на Жона, требуя решения. Которого, я мог бы добавить, он мне еще не дал.
— Нет?
Кэйлеб откинулся на спинку стула, пристально глядя на архиепископа. Короткое молчание показалось значительно более долгим, чем было на самом деле, а затем император поморщился.
— Возможно, он еще не дал тебе ответа, Мейкел. Однако на этот раз, я думаю, ему придется это сделать.
В этот конкретный момент, — подумал Стейнейр, — Кэйлеб был очень похож на своего отца. В его карих глазах было очень мало юмора, и — что не менее важно — выражение лица Шарлиан было таким же серьезным, как и у ее мужа.
— Я не хочу вздымать своего высокого имперского дракона на Братьев чаще, чем это необходимо, — продолжил Кэйлеб, — но в данном случае, думаю, что должен. Они обсуждали это конкретное решение в течение нескольких месяцев. Они начали это задолго до того, как ты уехал в Эмерэлд, ради Бога, и я не могу позволить этому продолжаться дольше. Я собираюсь настоять на том, чтобы они дали мне решение — сейчас.
Стейнейр долго молча смотрел на обоих своих монархов, затем склонил голову в необычном формальном жесте уважения. Но затем он снова поднял глаза, твердо встретившись с ними взглядом.
— Если вы хотите принять решение, ваша светлость, то оно у вас будет, — серьезно сказал он. — Но вы подумали о последствиях, если Братья согласятся, и все пройдет... плохо?
— Конечно, — невесело сказала Шарлиан, прежде чем Кэйлеб смог ответить. Стейнейр повернулся к ней, и она ответила ему таким же пристальным взглядом. — Если мы скажем Нарману правду, и окажется, что мы недооценили его реакцию, мы оба знаем, что нам придется делать, Мейкел. Я молюсь, чтобы до этого не дошло. И если это произойдет, я уверена, что проведу остаток своей жизни, сожалея об этом и прося прощения у Бога. Но если решение должно быть принято, мы его примем, — она мрачно улыбнулась. — В конце концов, мы столкнулись с такой же возможностью со всеми, кого мы "привели внутрь". До сих пор мы каждый раз "становились золотыми", как любит выражаться Кэйлеб. И, честно говоря, отчасти это, вероятно, происходит именно потому, что первый инстинкт Братьев всегда заключается в том, чтобы действовать медленно и обдумывать все как можно тщательнее. Но мы всегда знали, что рано или поздно почти наверняка ошибемся. И мы всегда знали, какова будет цена этой ошибки... Точно так же, как мы смирились с тем, что есть некоторые люди, которым мы никогда не сможем рассказать всю правду.
— Очень хорошо, ваше величество. Вы получите свой ответ, так или иначе, сегодня же.
* * *
— Это, Харвей, как всегда, было восхитительно, — сказала Шарлиан с простой искренностью несколько часов спустя, когда слуги закончили убирать десертные тарелки. — Вы бесстыдно балуете нас, знаете ли. Вы и весь персонал. Наверное, именно поэтому мы так вас всех ценим. Спасибо... и, пожалуйста, передайте это также госпоже Бар и остальному кухонному персоналу,.
— Конечно, ваше величество, — согласился сэр Харвей Фалгрейн с улыбкой и глубоким поклоном. Фалгрейн, мажордом дворца, следил за тем, чтобы его организация работала с такой плавной эффективностью, которой могло бы позавидовать любое военное командование... и которую мало кто мог достичь. Учитывая персоны приглашенных на ужин к императору и императрице, он лично отвечал за сегодняшний ужин, чтобы убедиться, что ничего не пошло не так, и был явно доволен комплиментами Шарлиан.
— А теперь, — сказал Кэйлеб, — я думаю, что некоторое время мы можем позаботиться о себе, Харвей. Просто оставь бутылки на боковом столике, и мы позвоним, если нам понадобится что-нибудь еще.
Говоря это, он улыбался, и Фалгрейн улыбнулся в ответ. Затем мажордом еще раз поклонился — на этот раз более общей вежливостью, адресованной всем обедающим, — и удалился.
Кэйлеб смотрел ему вслед, пока за ним не закрылась дверь, затем снова обратил свое внимание на гостей его и Шарлиан.
В каком-то смысле — во многих отношениях, если быть честным, — ему хотелось, чтобы этих гостей было только двое, а не трое. Он предположил, что они могли бы настоять на том, чтобы это был "рабочий ужин", на который не была бы приглашена княгиня Оливия. На самом деле, они начали делать именно так. Но потом они еще немного подумали об этом и поняли, насколько это могло оказаться неразумным.
Во-первых, это было бы нехарактерно грубо. Он и Шарлиан пожалели бы об этом, но они могли бы с этим смириться. К сожалению, Оливия Бейц была очень, очень умной женщиной. Если бы ее исключили из приглашения и... что-то случилось с Нарманом, она была более чем способна задавать именно те вопросы, которые задал бы сам Нарман. Вполне возможно, что она тоже получит ответы на них, и даже если бы она этого не сделала, настроить ее против Чариса было бы лишь ненамного менее катастрофично, чем превратить Нармана во врага.
Во-вторых, однако, Нарман и Оливия, по-своему, были, по крайней мере, так же близки, как сами Кэйлеб и Шарлиан. Укрепляющее влияние, которое она оказывала на него, проистекало из этой близости, силы этой приверженности и любви. Если бы они не рассказали ей об этом после того, как рассказали Нарману, дородный маленький князь оказался бы в таком же незавидном положении, в каком был Кэйлеб до того, как Шарлиан наконец узнала правду. И, вдобавок ко всему этому, вполне возможно, что, рассказав об этом одновременно и ему, и Оливии, им обоим будет легче принять правду.
Ни Кэйлеб, ни Шарлиан не были полностью довольны решением, к которому они наконец пришли, но, в конце концов, это было единственное, к чему они могли прийти.
Что ж, если Мерлин прав насчет них обоих, это не будет проблемой, — еще раз сказал себе Кэйлеб. Конечно, Мерлин был бы первым, кто признал бы, что совершил пару ошибок на этом пути.
Кстати, об этом... — Почему бы тебе не подойти сюда и не присоединиться к нам, Мерлин? — пригласил он, оглядываясь через плечо на высокого голубоглазого стражника, стоявшего сразу за дверью столовой.
* * *
Мерлин Этроуз слегка улыбнулся, когда Оливия Бейц слишком быстро оторвалась от своего тихого разговора с Шарлиан. Княгиня Оливия провела десятилетия замужем за правящим главой государства. По пути она научилась скрывать такие мелочи, как удивление, гораздо лучше, чем это когда-либо удавалось большинству простых смертных.
Обычно, по крайней мере.
С другой стороны, у Нармана было достаточно возможностей понаблюдать за взаимодействием Кэйлеба и Мерлина во время кампании в Корисанде. На самом деле, ему уже сообщили, что сейджин наблюдал "видения". Что его функции провидца и советника были даже важнее, чем его функции личного телохранителя Кэйлеба. Попутно он также пришел к пониманию того, что отношения капитана Этроуза как с императором Кэйлебом, так и с императрицей Шарлиан были даже ближе, чем могло предположить большинство других людей.
Это было тем, что он научился учитывать при анализе "видений" Мерлина. Однако это не было знанием, которым он когда-либо делился со своей женой, и тот факт, что император и императрица, по-видимому, решили, что для Оливии также настало время открыть хотя бы часть того, что он сам уже знал, должно было стать для него значительным сюрпризом. Если и так, то это не было очевидно. Он просто склонил голову набок со слегка задумчивым выражением лица, которое, вероятно, одурачило бы кого угодно. Однако Мерлин узнал пухлого маленького князя по крайней мере так же хорошо, как Нарман узнал его, и он мог почти буквально видеть мысли, мелькающие в этом подвижном мозгу.
— Конечно, ваша светлость, — пробормотал он вслух и подошел к столу. Кэйлеб взмахом руки указал на стул между ним и Мейкелом Стейнейром, и Мерлин поклонился в знак признательности. Он отстегнул ремень портупеи с оружием, прислонил к стене катану и вакадзаси в ножнах, затем отодвинул указанный стул и сел на него.
— Вина, Мерлин? — спросил Стейнейр с причудливой улыбкой.
— Если вам будет угодно, ваше преосвященство, — ответил Мерлин и краем глаза наблюдал за ошеломленным выражением лица княгини Оливии, когда предстоятель Церкви Чариса наливал вино простому телохранителю. Архиепископ передал стакан, и Мерлин кивнул в знак благодарности и сделал глоток.
— Нарман, Оливия, — сказал затем Кэйлеб, снова привлекая внимание князя и княгини, — как я уверен, вы оба уже поняли, Шарлиан и я пригласили Мерлина присоединиться к нам за столом, чтобы он высказал свое мнение. И в этот момент, как я уверен, вы оба уже поняли, заключается в том, что Мерлин — нечто большее, чем просто мой телохранитель. На самом деле, Оливия, Нарман уже был знаком с этим незначительным фактом, хотя я знаю, что он не поделился этим знанием с тобой.
— Действительно, он этого не сделал, ваша светлость, — сказала Оливия, когда он на мгновение замолчал, и, несмотря на это, в ее голосе прозвучала тревога.
— Мы это знаем, — быстро сказала Шарлиан, протягивая руку, чтобы ободряюще коснуться руки пожилой женщины. Оливия посмотрела на нее, и императрица улыбнулась. — Поверьте мне — когда я говорю, что мы знаем, что Нарман никогда не выдавал ни одного из наших секретов, даже вам, мы действительно правы. Вы поймете, что я имею в виду, после того, как Мерлин закончит свое объяснение.
— Объяснение, ваше величество? — На этот раз замешательство Оливии проявилось гораздо яснее, и Шарлиан кивнула. Затем она взглянула на Мерлина.
— Почему бы тебе не пойти дальше и не начать? — пригласила она.
— Конечно, ваше величество. — Мерлин склонил голову в знак признательности, затем посмотрел через стол на Оливию. — Князь Нарман уже слышал часть этого, ваше высочество, — сказал он, — но еще большая часть будет для него в равной степени новой. Или, возможно, я должен сказать, что он вот-вот обнаружит, что информация, которую ему уже дали, была... неполной. Прошу прощения за это, ваше высочество, — сказал он, на мгновение переключив свое внимание на Нармана, — но это был один из тех пунктов, которые "не нужно знать", поскольку уверен, вы поймете, когда я закончу объяснять.
— Должен ли я предположить, что что-то изменилось и дало мне "необходимость знать" в конце концов, сейджин Мерлин? И, по какой-то причине, Оливии тоже? — Нарман задал этот вопрос спокойно, но в то же время протянул руку, чтобы ободряюще взять жену за руку. В этом маленьком жесте защиты было что-то глубоко трогательное, — подумал Мерлин и почувствовал, как его сердце потеплело к пухлому эмерэлдцу.
— Это не столько что-то изменилось, сколько свой путь прошел процесс принятия решения, ваше высочество, — сказал ему Мерлин. — Думаю, что в принятии этого решения участвовало больше людей, чем могли подозревать даже вы. И большинству этих других людей не хватало... можно сказать, несправедливых преимуществ, которыми, как вы уже знали, обладаю я сам. Это, как правило, делало их более нерешительными — ну, осторожными на самом деле было бы лучшим словом, — чем они могли бы быть в противном случае.
— Но не ты? — пробормотал Нарман с улыбкой, и Мерлин пожал плечами.
— Мы бы не вели этот разговор, если бы Кэйлеб, Шарлиан и архиепископ Мейкел уже не были вполне уверены в том, как все получится, ваше высочество. Никто из нас не является непогрешимым, так что, возможно, мы все ошибаемся в этом. Хотя не думаю, что это очень вероятно.
— Что ж, я полагаю, это облегчение, — сказал Нарман. — С другой стороны, возможно, вам следует продолжить и начать это объяснение. Сейчас.
— Конечно, ваше высочество.
Несмотря на потенциальную серьезность момента, Мерлину было трудно не усмехнуться от смешанного раздражения, нетерпения и юмора в тоне Нармана. Затем искушение исчезло, и он наклонился вперед в своем кресле, сложив руки на основании своего бокала с вином, и серьезно посмотрел на Нармана и Оливию.
— Я понимаю лучше, чем кто-либо из вас, вероятно, даже начинает подозревать, насколько вы оба разочарованы храмовой четверкой, — сказал он очень спокойно. — Знаю — не подозреваю, не думаю, не оцениваю, знаю, — что княгиня Оливия испытывает такое же отвращение, горе и гнев, как и сами Кэйлеб или Шарлиан, из-за того, как Клинтан и Тринейр используют и злоупотребляют авторитетом Церкви и верой каждого жителя Сейфхолда. Точно так же я знаю, что ваше собственное отвращение к вопиющей коррупции храмовой четверки и пристрастию к тирании гораздо глубже, чем вы действительно хотели бы, чтобы кто-либо еще догадывался, учитывая образ того циничного, прагматичного, безжалостного политика, который вы так долго культивировали, ваше высочество. — Он слабо улыбнулся слегка оскорбленному выражению лица Нармана, но ни следа веселья не коснулось его мрачного тона, когда он продолжил. — Но чего ни один из вас не знает, так это того, что храмовая четверка едва ли первая, кто злоупотребляет верой всех жителей Сейфхолда в своих собственных целях. На самом деле, они следуют традиции, которая была установлена еще до Дня Творения.
