— Не повезло, — хмуро буркнул он в ответ. — Ведьма — это серьезно. Жаль.
— Почему? — удивилась я его реакции. — Алира кажется мне немного взбалмошной и избалованной, но она далеко не дура.
— Потому что ведьма! — отрезал Лекс и больше не захотел разговаривать на эту тему, мотивируя свой отказ тем, что некрасиво обсуждать личную жизнь друга за его спиной.
Зато он рассказал мне про то, как Марсия стала верховной среди ведьм. И вот эта история заставила меня задуматься. Сибил была лояльна по отношению к совету. Она сделала достаточно для того, чтобы прекратить затяжную войну между ведьмами и остальными представителями магического населения. Но потом просто взяла и исчезла. Никто не знал, куда именно и кто в этом виноват. Спустя немного времени с Анной, которая была ее правой рукой, и второй по силе ведьмой случилось...то, что случилось, и Марсия стала верховной. Как именно произошла передача власти среди ведьм, Алекс не знал, и я видела, что его этот факт очень сильно расстраивает.
— Я, если честно, не интересовался этим особо. Тогда как раз произошла вся эта история с Шалиссой и Эльдонаррами, и мне пришлось много времени проводить с дедом — Виктор грозился во второй раз впасть в безумие, — Лекс задумался, прижимая меня к себе и уткнувшись носом мне в шею — мы как раз снова лежали на моей кровати. — Так что я упустил этот момент. Надо будет попробовать раздобыть какую-никакую информацию, почему ведьмы выбрали именно Марсию. Что-то подсказывает мне, что именно она приложила руку к исчезновению Сибил.
— Сибил использовали для темного ритуала, — отозвалась я. — А Марсия ведьма. Сомневаюсь, что она могла.
— Может ты и права, — закрыл эту тему Лекс, но я подозреваю, что так просто он не отступится.
Больше про ведьм мы не говорили, хотя подозреваю, что Лекс и в самом деле, недостаточно хорошо знал их. Все-таки многотысячелетняя война между представителями магического населения и ведьмами велась серьезная. Но и про маньяка, которого мы сейчас ловим, доктор Варант тоже не стал особо распространяться. Сказал лишь, что у него есть весьма обоснованные сомнения, что Анри Марен может быть причастен к убийству ведьм.
— Видишь ли, я точно уверен в том, что господин Марен смертный. А смертный никак не мог провести ритуал по изъятию силы ведьмы. Ему это просто не под силу. Да и справиться с ведьмой — тоже надо обладать силой.
— Какой силой? — возмутилась в ответ я. — Я видела, как их убивали. Никакой магии там точно не использовалось. Да и Ройс и тот же Сольвейг однозначно сказали, что на месте преступления никто не пользовался магией. Они бы это почувствовали.
— Возможно, — Лекс не очень хотел распространяться на эту тему.
Однако, заключенное нами немногим ранее перемирие не оставляло никаких лазеек. Ну, то есть, это он хотел, чтобы я так думала, поскольку про допрос Марины Драгониш рассказывать отказался наотрез. Сказал лишь, что там все слишком сложно и даже они с Ройсом пока не видят всей картины преступления.
— Я была права! — подскочила на кровати и едва не заехала Лексу головой по зубам — он по привычке, положил подбородок мне на макушку. — Марина не сама до всего додумалась! И потом, — я повернулась, чтобы посмотреть в серые глаза своего дракона, — как она стала ведьмой?
— Мне казалось, что Ларкин просветил тебя по этому поводу, — нахмурился Лекс, чудом сохранив собственный прикус, — Марина провела обряд и переняла на себя силу Линды Маруанти и того парня.
— Но она...
— Ведьмой она не была. Лишь верила в то, что на самом деле обладает каким-то даром. Ей кто-то основательно промыл мозги.
— И это не ее родственник, Кавальски. А почему она утверждала, что это Сибил ее надоумила провести обряд? — во мне просто кипела жажда деятельности, казалось, то вот она — разгадка всех страшных тайн, с которыми я столкнулась с того момента, как пришла на стажировку в восьмой участок правопорядка.
— Говорю же, — равнодушно отозвался доктор Варант, — ей качественно промыли мозги. Она верила, что ведьма, верила, что может стать магом, проведя обряд. Она много во что верила.
В эту ночь мы много о чем еще разговаривали, но я каким-то шестым чувством ощущала, что Алекс все время стремиться перевести тему на более безопасную, что он порционно выдает мне информацию и это немного обижало.
Да и потом, сам Лекс, явно рассчитывал поскорее прекратить все разговоры и приступить к более приятному времяпрепровождению. Чего только стоили его ласковые поглаживания, легкие, практически невесомые, но оттого не менее возбуждающие поцелуи. Он соблазнял меня беспрестанно, и вскоре я уже не могла сосредоточиться на разговоре, мысли путались, дрожь по телу усиливалась... Но стоило нам перейти к более активным действиям, как у него зазвонил телефон. Звонок явно был очень важный, потому как стоило Лексу ответить, как вся беспечность и расслабленность тут же слетела с него, он превратился в жесткого и решительного Александра Варанта. А после разговора с неизвестным мне собеседником поцеловал меня и...ушел.
А вот я осталась дома. Одна. И спать мне совершенно не хотелось.
Несмотря на ранний подъем, к Ларкину я выбралась лишь ближе к обеду. Сначала долго не могла проснуться — ни контрастный душ, ни кофе не очень-то помогали — затем часа два пыталась дозвониться до болящего. Винс поднял трубку лишь звонке на двадцатом и хриплым со сна голосом оповестил меня о том, что готов принять гостей в любое время и я могла появиться у него на пороге даже без предупреждения. На что я конечно же съязвила, что стоять под его дверью на протяжении двух часов — удовольствие ниже среднего.
В участок мне было приказано сегодня не появляться, потому я не особо спешила. Алекс позвонил и сообщил, что заедет ко мне ближе к вечеру, а стоило мне спросить, куда это он сорвался посреди ночи, тут же перевел тему и заинтриговал меня тем, что приготовил мне сюрприз.
— Ну, ладно, — нахмурилась я, отключая его вызов. — Не хочешь говорить — не надо. В любом случае, посмотрим еще, что за сюрприз.
Несмотря на то, что я старалась относиться к происходящему философски и не слишком близко принимать к сердцу откровенно пренебрежительное поведение Лекса, осадок от его недомолвок все равно остался. Правда, на этот раз мне уже не хотелось решать проблему кардинально. Я начинала привыкать к нему, мне было одиноко и даже уснуть ночью не получалось, потому что все время думала о нем.
— Кошмар какой-то! — в сердцах топнула ногой, уже выходя из дома. — Мы знакомы всего ничего. Провели вместе одну ночь, а я уже понимаю, что мне без него плохо! Это никуда не годиться. Надо как-то развлечься.
И тут, словно в ответ на мои мысли зазвонил телефон. Номер на дисплее высветился незнакомый, и я несколько секунд раздумывала, стоит ли взять трубку. Решилась, ответила на звонок и едва не упала с крыльца, услышав низкий бархатистый голос.
— Добрый день, Лиза, — эта невинная фраза отозвалась сладкой дрожью во всем моем теле.
— З-з-дравствуйте, — слегка заикаясь, ответила я, и поймала себя на там, что неосознанно поправляю прическу. Тут же опустила руку и мысленно обругала себя.
— Вы меня не узнали, наверное. Это...
— Ох, нет, я узнала, — смущенно буркнула в трубку.
Бред какой-то. Веду себя словно озабоченная малолетка во время встречи со своим кумиром. — Просто, я удивлена вашим звонком.
— Но как же? — в бархатистом голосе послышались нотки удивления. — Вы же обещали встретиться со мной. Уже забыли? — он произнес это так, словно хотел сказать, что я легкомысленная кокетка направо и налево назначающая свидание всем более-менее подходящим мужчинам, а потом просто отмахивается от своих обязательств.
— Ну, что вы, Энрике, — немного резче, чем следовало, я оборвала его монолог. — Я прекрасно все помню. Но, признаться, была уверена, что ваше приглашение было лишь жестом вежливости, не более. Я не приняла его всерьез, простите.
— Ну, вот, — явно обиделся Энрике Сорель. — Теперь вы думаете, что это я — взбалмошный и безответственный художник, который разбрасывается предложениями направо и налево.
Я почувствовала, как меня заливает горячая волна. Сердце забилось в груди сильнее, ладони вспотели. И вот как этот мужчина умудряется одним лишь голосом произвести такой эффект. Я поймала себя на том, что мне хочется утешить его, погладить по темным с проседью волосам, прижать его голову к груди...Кошмар!
Тряхнула волосами, стараясь избавиться от наваждения. Вот что значит настоящий инкуб. Древний, сильный, как там говорил Ларкин — почти бессмертный? Или все же не почти?
Я словно наяву увидела темные бархатные глаза, легкий изгиб полных губ. Волнительная дрожь побежала по телу, я едва не села прямо на крыльцо собственного дома, потому что ноги вдруг перестали держать меня от нахлынувших чувств.
— Ну, что вы, — совершенно бессмысленное и шаблонное утешение с моей стороны, — я вовсе так не думаю. Честно, — дрожащим голосом постаралась заверить в своей искренности Энрике, сама не до конца веря в нее.
— Тогда вы приедете ко мне и будете позировать для моей новой работы! — воодушевленно воскликнул Сорель. — Я уже все продумал, а с вашим участием...это...Это будет шедевр! Моя самая лучшая картина! Просто...
— Вы слишком много надежд возлагаете на меня. Поверьте, я вовсе не так...
— Не спорьте, — бесцеремонно перебил меня Энрике. — Мне лучше знать, ведь я же мастер. Вы можете приехать прямо сейчас?
Я растерялась от его напора, внутри шевельнулось какое-то смутное чувство, но оно исчезло раньше, чем я смогла понять, что же это было.
— Простите, но... — замялась я, пытаясь понять, что именно мне не дает отказаться безоговорочно. И поймала себя на мысли, что мне на самом деле хочется поехать к нему, окунуться в атмосферу искусства, позировать для Энрике Сореля, еще раз увидеть его, возможно прикоснуться...
— Отказы не принимаются, — бесцеремонно перебил меня мой кумир. — Записывайте адрес. Моя мастерская находится у меня дома. Вы когда-нибудь были в мастерской настоящего художника?
Мне вспомнилась квартира Ирмы, та комната, в которой она рисовала, заставленная картинами, пустыми рамами, мольбертами, захламленная, но очень светлая и, как это ни странно, уютная, словно живущая своей отдельной жизнью, наполненная атмосферой чуда и какого-то таинства.
Но буквально кожей почувствовав раздражение и едва заметные нотки недовольства, звучащие в голосе Энрике, как я тут же заверила его, что мне безумно хочется побывать в мастерской настоящего художника, что само собой, я никогда раньше не видела святая святых величайших мастеров искусства и не смогу спокойно спать по ночам, если так и не увижу, где гений творит свои шедевры.
Настойчиво отгоняя от себя мысли о том, что Энрике Сорель — это тысячелетний инкуб, глава рода и для него я просто полукровка, которая не обладает никаким даром, а значит, особой ценности не имеет и ей, то есть мной, можно помыкать, как вздумается, послушно прослушала адрес. Отметила про себя, что живет художник вовсе не так, как полагается жить тем, кто болеет искусством. Адрес, что продиктовал мне Сорель, хоть и не был знаком, но я прекрасно знала тот район, где располагалось жилище инкуба — элитный, для самых-самых, там не дома и даже не особняки, как у Лекса — а настоящие замки и дворцы.
Договорившись с Энрике, что подъеду к нему через два часа, наконец-то уселась в машину и отправилась на встречу к Ларкину, все еще ощущая какое-то радостное предвкушение и душевный подъем. На мгновение мелькнула мысль о том, что стоит, наверное, предупредить Лекса, но я отогнала ее, решив сообщить ему уже по факту, когда приеду к Сорелю. А то, зная моего дракона, подозреваю, что он совершенно не обрадуется этой встрече. С него станется примчаться и лично проследить за тем, чтобы я никуда не поехала.
К дому Ларкина я добралась в прекрасном настроении, и лишь выбравшись из машины, вспомнила о последнем своем визите сюда и, соответственно, о тех событиях, которые произошли...Не так давно, кстати, они и произошли. После смерти Браславски прошло совсем немного времени, а у меня сложилось ощущение, будто это было в другой жизни. Хотя, наверное, можно относиться ко всему именно так — словно теперь я уже не та Лиза, что была еще несколько месяцев назад. Не просто выпускница академии, будущий страж и прочая-прочая-прочая, а последняя видящая из древнего и могущественно рода Эльданарров, почти невеста наследника Кантемиресов (хотя по поводу невесты можно было бы поспорить), и даже вроде как маг, но и последний аргумент пока еще был под вопросом. Магии я не чувствовала, пользоваться ею не умела, да и почему-то сомневалась в том, что когда-нибудь научусь. Хотя тот же Лекс, например, уверен, что стоит мне научиться управлять собственным даром, доставшимся от отца, как и магия станет для меня совершенно доступна. Ну что же, спорить с ним было бы глупо, учитывая, что в отличие от меня, он-то никаких проблем с этим не испытывает.
А вообще, я заметила, что магическое население старается не слишком часто пользоваться своими способностями, только в самых крайних случаях. Тот же Лекс, например, зачастую ведет себя как обычный человек, лишь изредка позволяя себе что-то сверхъестественное. Наверное, именно поэтому, мне так легко приспособиться к тому новому миру, который открылся для меня, стоило мне попасть на стажировку в восьмой участок.
Я усмехнулась сама себе, поднимаясь по лестнице в квартиру Ларкина. Моя стажировка — это вообще отдельный разговор. Вчера Лекс признался, что капитан никому ничего не сказал. Как именно ему удалось найти Джинал, и заполучить меня в стажеры — так и осталось тайной для всех, но Трику удалось провернуть все втихаря даже от Ройса и самого Лекса. Правда, по словам доктора Варанта капитан до последнего не знал, какие отношения связывают наследника Кантемиресов и дочь его друга.
Я остановилась перед дверью в квартиру Винса. Неприятные воспоминания нахлынули на меня с новой силой, все-таки, слишком неприглядная картинка открылась передо мной в прошлый раз. И сейчас мне было достаточно трудно пересилить себя и поднять руку, чтобы нажать на звонок.
Пока я стояла перед дверью и собиралась с духом, эта самая дверь вдруг распахнулась, и перед моим немного ошалевшим от неожиданности взглядом предстал сам хозяин квартиры.
— Лиза? — удивленно приподнял брови Винс, кажется, он был удивлен не меньше меня. — А чего ты здесь стоишь так долго?
— Да так... — я развела руками, вглядываясь в него, пытаясь рассмотреть на румяном лице молодого менталиста следы недомогания или истощения, но ничего подобного не наблюдалось. Ларкин выглядел вполне цветущим и здоровым, словно и не было ничего.
Немного лохматый, в домашней одежде, состоящей из растянутой футболки и вытертых джинсов, в кожаных шлепках на босу ногу, он был...милым. Именно милым, а когда, заметив мой изучающий взгляд, покраснел, как раньше, стал ну просто обаяшкой.
— Винс, — всхлипнула я, и кинулась ему на шею. — Я так переживала, — призналась не только ему, но и самой себе, почувствовав, как снедающее беспокойство, поселившееся внутри меня после происшествия в заброшенной усадьбе Кавальских, стало, наконец, растворяться. Сжимающая сердце тревога отпустила.
