— Получено согласие от "Облачного желтого", — пробормотал Эграфф, как будто у его голоса был шанс быть услышанным сквозь ровный гул двигателей, обслуживающих станцию. — Получено согласие от "Силверхита" и "Привратника".
Куртэйна, которая просматривала другую часть строя, сказала: — Предварительное согласие "Аргуса". Условное воздержание от участия "Рубинового тигра".
Рикассо издал звук, похожий на звук удара ногой по яйцам.
— Это голосование не против тебя, — сказала Куртэйна. — До сих пор он всегда был на твоей стороне. Они просто хотят получить больше информации о том, что мы собираемся делать с топливом после того, как доставим лекарства. Вообще-то, я и сама была бы не прочь немного подстраховаться на этот счет.
— Мы перейдем по этому мосту, — ответил Рикассо.
— Ты имеешь в виду, украсть его у Копья? У них положение не лучше, чем у нас, — сказал Гэмбисон.
— Получено согласие от "Призрачного мотылька", — сказал Эграфф.
— "Призрачный мотылек"? Ты неправильно истолковал флаги.
— Я так не думаю. Конечно, всегда есть поговорка о том, что кому-то нужно дать достаточно веревки, чтобы он мог повеситься.
Куртэйна не собиралась опускать руки. — Если мы сожжем все наше топливо, только добравшись до Копья, мы станем легкой мишенью для мальчиков-черепов. Мы уже знаем, что они сосредоточились вокруг основания Копья, и они никуда не денутся.
— Мы справимся, — сказал Рикассо.
— Я видел графики, — прокомментировал Эграфф. — Даже при том, что ветер дует нам в спину, это выглядит рискованно. — Его внимание переключилось в другую сторону. — Кстати, согласие от "Испарителя".
Рикассо кивнул. — Это хорошо. У него есть влияние.
Так продолжалось и дальше, знамя за знаменем, корабль за кораблем. К моменту подсчета около трех десятков кораблей проголосовали против предложения Рикассо, еще около дюжины воздержались. Хотя некоторые из известных несогласных проголосовали против, в целом разногласия не привели к предсказуемым расколам. У некоторых из самых верных союзников Рикассо возникли проблемы с идеей оказания помощи Копью. Некоторые из его самых суровых критиков поддержали эту идею, потому что она сулила вероятность столкновения с мальчиками-черепами на этом пути и укрепляла моральное превосходство Роя над презираемыми горожанами. Другие, такие как "Призрачный мотылек", цинично поддерживали этот план именно потому, что считали его обреченным на провал и, следовательно, самым верным путем к подрыву доверия к Рикассо. Присутствовали и были учтены все мыслимые проявления придирчивости и коварства.
Но было также значительное большинство, которые поддерживали Рикассо только по той причине, что считало это правильным поступком. Многие суда сформулировали придирки или оговорки к точным условиям предложения. Тем не менее, существовал солидный консенсус — добрая сотня кораблей, — которые были готовы и желали продолжить испытания медикаментов. Из того, что он знал об этом человеке, Кильон полагал, что были времена, когда Рикассо расценил бы как сокрушительный удар по его авторитету что-либо меньшее, чем абсолютное единодушие. Теперь он, по-видимому, воспринял это как долгожданное подтверждение того, что у него все еще есть эффективный мандат на управление Роем. Несогласных было недостаточно, чтобы помешать распространению лекарств.
Когда остальные разошлись по домам, Кильон остался снаружи выкурить сигарету. Уже появились признаки мобилизации Роя. Флаги были убраны, а двигатели заработали интенсивнее, готовясь к долгому полету к Копью. Вместо того чтобы оставить позади силы прикрытия для охраны довольно ограниченных запасов топлива и для предотвращения попадания этих запасов в руки врага, склад должен был быть уничтожен. На башни наводились орудия: это была полезная тренировка по стрельбе по мишеням. На резервуары для хранения сбрасывались зажигательные бомбы. Рой больше никогда бы не прошел этим путем.
Позади него открылась дверь. Он почувствовал тепло на затылке и приготовился к новой встрече с коммандером Спатой. Возможно, он пришел забрать синюю книгу, ожидая, что Кильон к этому времени уже выполнит его просьбу. Но когда он оглянулся, то увидел Мироку, которая присоединилась к нему. На ней было одно из высотных пальто роевиков, и она почти терялась в нем, только верхняя половина ее головы выступала над подбитым мехом воротником.
— Слышала, мы двигаемся дальше, Резака.
— Похоже на то.
— Также слышала, что ты имеешь к этому какое-то отношение.
Он осторожно ответил: — Я... изложил свою позицию. Не сомневаюсь, что рано или поздно они пришли бы к такому же выводу. Доктор Гэмбисон уже придерживался того же мнения, что и я, и я не думаю, что Куртэйну нужно было сильно уговаривать.
— И ты знаешь, что ждет тебя в Копье?
— Ничего хорошего.
— Я тоже так подумала. — Некоторое время она молчала, ее внимание, по-видимому, привлек один из костров, горящих внизу. Из пламени поднимались столбы черного дыма, свернутые в мозгоподобные извилины. — У меня все еще есть проблемы с тем, кто ты такой, Резака, — добавила она.
— Вполне объяснимо.
— Но я скажу одну вещь. Ты настаиваешь на этом... зная, какой, скорее всего, будет твоя судьба... для этого нужно немного мужества.
— Тогда, как я понимаю, ты одобряешь это решение?
— От всего-гребаного-сердца.
Кильон фыркнул. — Я рад. И уверен, что ты бы приложила столько же усилий для убеждения, если бы была на моем месте. Я просто надеюсь, что это того стоит, вот и все. На самом деле лекарство — это всего лишь временная мера. Лучше, чем ничего, но это не навсегда решит проблемы города.
— Вот тут-то ты и надеешься, что на помощь придет Нимча.
— Надежда, наверное, слишком сильно сказано. Но что еще у нас есть, если она не сможет все исправить?
— Как много знают остальные?
— Насколько мне известно, большая часть флота даже не знает о ее существовании. Рикассо знает, что она тектомантка или, по крайней мере, выглядит как таковая, но ты это уже знала. Я ничего не говорил о том, что ей нужно вернуться в Копье, и не планирую этого делать.
— Они бы усомнились в твоих мотивах.
— Вот именно.
— Ты думаешь, что сможешь держать это в секрете бесконечно долго?
— Не знаю. К ней проявляют интерес с нежелательной стороны. Я попал в затруднительное положение. — Он быстро улыбнулся. — Но я более или менее в курсе событий.
— Ты мог бы сказать мне, Резака.
— Пока что это моя проблема. Думаю, было бы лучше пока оставить все как есть.
Она уклончиво пожала плечами, что было едва заметно сквозь толстую ткань ее пальто. — Тебе решать.
— Спасибо тебе.
— И еще кое-что, Резака. Писание, которое они у меня забрали?
Он посмотрел на нее, как он надеялся, с легким интересом. — Да?
— Куртэйна сказала мне, что именно ты уговорил ее вернуть его.
— Я...
— Просто хотела сказать тебе, что ценю это. Это все. Это совсем не значит, что мы в расчете. Я не знаю, будем ли мы когда-нибудь честны, ты лжешь мне и все такое, а ангелы делают то, что они сделали. Но... это всего лишь шаг. — Она помолчала. — Эта книга ... это значит для меня больше, чем просто место, где можно спрятать нож, ясно?
— Я и представить себе не мог иного.
— Ты молодец, Резака. Мне больно это говорить, но так оно и есть. А теперь извини, я пойду в дом, пока не отморозила себе сиськи.
В конце концов, не было никакой необходимости договариваться о встрече с коммандером Спатой. Когда Кильон проснулся на следующий день, его медицинская сумка выглядела нетронутой, точно такой, какой он ее оставил. Но когда он открыл ее, синего журнала уже не было. На его месте был другой бумажный ангел, на этот раз с головой.
Он предположил, что это означает, что он хорошо справился. Он также предположил, будто это означало, что Спата еще не закончил с ним.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Рой двигался на юг уже два дня, когда Кильона срочно вызвали в лазарет. Звонок поступил от одного из ассистентов Гэмбисона, а не от самого врача. Кильон мог только предположить, что доктору понадобилась его помощь с какой-то операцией или процедурой, в которой он уже участвовал. Однако, когда он прибыл, то обнаружил, что пациентом, которого он должен был осмотреть, был сам Гэмбисон. Он потерял сознание во время работы, навалившись на одного из раненых летчиков, когда напряжение последних дней и недель наконец сказалось на нем.
— Он не спал больше суток, — сказали Кильону, и увертливая, оборонительная манера ассистента наводила на мысль, что он воображал, будто Кильон может возложить на него личную ответственность за состояние доктора. — Из-за раненых и дополнительной работы, которую он выполнял для толстяка. Мы пытались уговорить его немного отдохнуть, но он не слушал.
— Куртэйна знала о его состоянии?
— Да, была, — раздался низкий голос у него за спиной. — Прекрасно осведомлена. Я также верила, что Гэмбисон был человеком, лучше всего подходящим для оценки собственной пригодности к выполнению служебных обязанностей. Он заверил меня, что у него достаточно сил, чтобы завершить миссию, и — как мы видели — он был абсолютно прав в этой оценке. Я поверила ему на слово, доктор.
— Похоже, это была ошибка.
— У меня не было другого выбора. Я не могла позволить себе отказаться от услуг такого человека, как Гэмбисон. Если бы я сделала это, мы, вероятно, не смогли бы завершить нашу миссию после шторма, и список наших жертв был бы намного шире.
— Ты могла бы спросить других.
— Я могла бы, и результатом было бы то, что Гэмбисон остался бы здесь, в то время как мы покинули Рой для нашей разведывательной миссии. Но неужели ты хоть на секунду подумали, что он работал бы менее усердно? У него были медицинские обязанности в "Пурпурном императоре", не менее обременительные, чем его обязанности на борту моего корабля. Он уже взял за правило помогать Рикассо в его работе по производству сыворотки воргов.
Кильон достаточно хорошо разбирался в методах работы Гэмбисона, чтобы понимать, что Куртэйна была права. Он кивнул, смягчая тон. — Ты, конечно, права. Если только не привязывать его к кровати...
— Как он сейчас? — спросила Куртэйна у ассистента.
— То приходит в сознание, то теряет его, — сказал мужчина. — Очень слаб и нуждается в абсолютном покое.
— Мы не будем нагружать его, — сказал Кильон.
Гэмбисона положили на его собственную койку, в отгороженном уголке лазарета. Он был в сознании, но чуть-чуть. У него едва хватало сил пошевелить головой, когда его посетители протискивались сквозь ширму. Его губы шевельнулись и издали звук, который был почти неслышим из-за гула двигателя. Его глаза были устремлены в потолок.
— Доктор Кильон. Куртэйна.
— Мы прибыли, как только услышали, — сказала Куртэйна. Она опустилась на колени и коснулась ладонью его руки под простынями. — Мне очень жаль, доктор. Ты отдал все Рою. Мне следовало приказать тебе относиться ко всему более спокойно.
— Не вини себя, — сказал Гэмбисон, и каждое слово тянулось целую вечность. — Я бы так и сделал... все равно проигнорировал тебя.
— Не сомневаюсь в этом.
— По крайней мере, теперь ты в надежных руках, — сказал Кильон.
— Что они мне прописали? — тяжело вздохнул Гэмбисон, его веки на мгновение сомкнулись. — Они мне не сказали, а я здесь самый проклятый врач в округе.
Кильон задал тот же вопрос помощнику Гэмбисона. — Агулакс-12 в качестве средства, разжижающего кровь. Хронокс-6 для нормализации сердечного ритма.
— Ты согласен?
— Это именно то, что я бы тебе дал. При отдыхе есть все шансы, что ты хорошо восстановишься.
— Хорошо, но не полностью. Ты тщательно подбираешь слова, доктор.
— Отныне тебе придется относиться ко всему более спокойно, — сказала Куртэйна. — Если это означает сокращение твоих обязанностей ... даже частичный выход на пенсию ... тогда это то, с чем тебе придется столкнуться лицом к лицу.
— Как дела у Мераи? — что-то в нем, казалось, встрепенулось при пробуждении профессионального интереса. — Я хочу, чтобы повязку на культе меняли каждые три часа. Неважно, как сильно она жалуется.
— У Мераи все хорошо, — сказал Кильон. — Но она тебя больше не касается. Как и другие пациенты, и результаты анализов сыворотки.
— Доктор прав, — сурово сказала Куртэйна. — Отдых означает отдых. Не проверяй своих помощников, чтобы убедиться, что они выполняют ту работу, которой ты их уже обучил. Если я не смогу доверять тебе в том, что ты серьезно отнесешься к собственному отдыху, я переведу тебя в одну из закрытых комнат.
— Не нужно этого делать, Куртэйна. — Он устало улыбнулся. — Мне нравятся шум и суета. Обещаю, что не буду вмешиваться. В любом случае, мне это не понадобится. Мои сотрудники более чем компетентны. А в вопросах медицинского заключения... — он сделал паузу, чтобы перевести дыхание, — ты всегда можешь обратиться к Кильону.
— Я всегда буду готов оказать любую посильную помощь, — сказал Кильон.
Куртэйна кивнула. — Хорошо. Конечно, я ничего не предвосхищаю. — Она сделала паузу и вернула свое внимание к Гэмбисону. — Я хочу, чтобы ты снова встал на ноги, доктор. Но как мой друг, а не как врач. Если ты больше никогда в жизни не возьмешь в руки скальпель, Рой все равно останется у тебя в долгу, который никогда не сможет вернуть. Но я бы скучала по нашим беседам даже больше, чем по твоим навыкам.
Внизу, в лаборатории Рикассо, ворги очнулись от того состояния оживления, которое для них считалось отдыхом. Они услышали, как отпирается дверь, и отреагировали на появление света, когда Рикассо и Кильон вошли в хранилище без окон. С помощью тех конечностей, что у них оставались, они меняли позы, их головные устройства следили за посетителями, линзы щелкали и жужжали. Они издавали металлические скребущие звуки, как будто мусор перекладывали на свалке. Один из них сказал: — Ворг/потребность/мозг. Дай/воргу/мозг. Сделай/ворга/счастливым. Счастливый/ворг/делает/хорошее/лекарство.
— Первое, что я всегда делаю, — это проверяю, что линии секреции все еще встроены и доставляют жидкость, — сказал Рикассо. — Но тебе нужно быть осторожным. Не подходи к клеткам ближе, чем необходимо, и все время держи это. — Он снял со стены топор с красной рукояткой. — Ты всегда будешь носить с собой револьвер — я выпишу его для тебя. И ото всегда будет у тебя в одной руке. Это на случай, если кто-нибудь из них схватит тебя и попытается затащить в клетку.
Кильон с сомнением посмотрел на топор. — Он прорежет металл воргов? — Нет, но достаточно хорошо расщепит кость. И не думай, что они не попробуют это сделать. Они всегда в поиске мышечной ткани, внутренних органов, нервного материала. Они вырвут это у тебя, если у них будет хоть малейший шанс, и они достаточно сильны, чтобы протащить тебя между этими прутьями.
— Промежутки недостаточно широки.
— Можно было бы подумать так, пока не увидишь, на что способен ворг, когда он задумает это. Если одна из этих тварей все-таки овладеет тобой, тебе будет лучше потерять кисть или предплечье, чем свою жизнь. — Рикассо сказал это с каким-то веселым фатализмом, как будто у него был личный опыт.
