В наддверном фонаре по-прежнему лежал рябиновый крестик. Где-то в доме, чуть выше двери, находилось нечто новое. Весьма ощутимое... Чуть помедлив перед дверью, но так и не сумев определить, что же за охранный амулет вывесил Арктур, я вошёл в дом, перешагнув порог побыстрее. Ощущение, что сверху на голову чуть было не рухнуло остро наточенное лезвие, было настолько чётким, что я оглянулся, рассматривая стену. Никаких надписей, никаких предметов, только еле уловимый запах не то духов, не то ароматического масла. Подняв руку и поводив ею в паре десятков сантиметров от источника запаха, я почувствовал и направление линий — руны... знаки... Что-то знакомое, но не читаемое — пальцы замёрзли за несколько секунд, как будто окунулись в поток ледяной воды, и я отдёрнул потерявшую чувствительность руку.
В кладовке неподалёку раздавалась негромкая брань — кухарка отчитывала свою помощницу. На плите что-то шкворчало в сковородке и побулькивало в кастрюльках, наполняя помещение запахами куриного бульона. Быстро миновав кухню, я вышел в коридор, выводящий к лестнице на второй этаж. Эвелины и Эдварда в доме не ощущалось.
Поднимаясь наверх, я всё же был встречен одним из обитателей дома — толстая черепаховая кошка, задрав длинный и непропорционально тонкий хвост, побежала навстречу, намереваясь оставить на брюках сразу три цвета шерстинок.
— Матильда, иди сюда, — я подхватил животное на руки. Тут же довольно заурчав, кошка потёрлась головой о плечо.
— Даниэл? То-то я смотрю, Матильда сорвалась с места, — Арктур, с очками, сползшими к кончику носа, в домашнем халате и с пачкой бумаг в руках, удивлённо уставился на меня, выглядывая из открывшейся навстречу двери кабинета. — Но в такой ранний час?.. Что-то случилось?
— Пока что нет, — я рассеянно перебирал гладкую короткую шёрстку на кошачьем загривке. — Но этой ночью, или следующей — всё может быть. Ты мог бы сейчас выйти со мной? Недалеко, в скверик за вашим домом? Хочу познакомить тебя со своим подопечным.
— А... собственно, почему бы ему не зайти?
Кошка вывернулась из рук, с мягким топотком подбежала к Арктуру и, мурлыча, начала тереться о край халата, спутывая хозяину ноги.
— Ну... — я замялся. — Видишь ли... Даже мне сегодня несколько неуютно в твоём доме.
Глаза Арктура за стёклами очков чуть сузились, наверняка отражая мысль — что же за существо не может войти в его дом? Думаю, с Юстином он будет здороваться за руку с величайшей осторожностью и внимательно наблюдая за ним.
— Хорошо. Мне надо переодеться. Я скоро, — сделав шаг и запнувшись о кошку, он чертыхнулся, отодвигая её ногой, и поспешил к себе в спальню.
— Я подожду здесь, — присев на корточки, я подозвал Матильду. Жилетка уже была в её волосках, но брюки и рукава рубашки оставались относительно чистыми, это я и собирался исправить. Растянувшись передо мной на спине кошка подставила рыжевато-белое брюшко, чуть перекатываясь с боку на бок. Запустив пальцы в мягкую шерсть, я отрешился от всяких мыслей, гладя и тормоша её.
— Даниэл, идём, — Арктур, тихо возникший за спиной, застёгивал пуговицы жилетки.
— Ты, как обычно, быстр, — я поднялся, отряхивая ладони от налипшей шерсти. — Идём.
Фаэ уже сидела на корточках возле клумбы. Она прутиком отпугивала подобравшегося к ней гладкого сизаря. Юстин стоял рядом, теребя в руках лепесток бархатца. Двуликий, заслышав нас, повернулся первым. Серые, забранные в хвост волосы и грустные глаза с желтизной возле самого зрачка делали его похожим на карандашный набросок. Тонкое лицо, с уже сглаженными, не столь острыми скулами, и что-то насторожённое в движениях и быстром повороте заставили Арктура обратить внимание в первую очередь на волчонка. Фаэ, так и ковыряясь со своей веточкой, только насупленно оглянулась через плечо, играя роль ребёнка. Возможно, чутьё шпиона вынудило Арктура приблизиться ко мне — Юстина он где-то на подсознательном уровне счёл для себя опасным. Плохо...
— Хочу представить тебе, Арктур, своих племянников. Старший.. э... — я на секунду задумался. От жары мысли путались, а весь этот пыльный скверик плыл, словно я был недалёк от теплового удара. — Кларенс... Кларенс Твидд... И младший, Брайн. Они из Канады.
— Тебе конечно виднее, дядюшка, — неожиданно встряла в разговор Фаэ, — но, насколько помню, Кларенс — это я, — фэйри, отряхнув ладошки о рубашку, подошла к нам.
— Очень приятно, — Арктур протянул волчонку руку. Рукопожатие вышло странным, словно оба проверяли, возможно ли оно в принципе. На правой руке у Арктура было серебряное кольцо с александритом — амулет достаточно сильный и Юстин инстинктивно побаивался прикасаться к нему.
— Рад нашему знакомству, — волчонок, не сдержавшись, поморщился, спеша высвободить руку. От внимательного взгляда Арктура не укрылось и то, что юноша быстро оглядел пальцы, словно проверяя, не запачкался ли он в чём. Поворачиваясь к Фаэ, Арктур чуть кивнул ей, приветствуя странного малыша. Хоть фэйри и старалась, он недолго сомневался, ребёнок ли это на самом деле.
— Значит, вы все... родственники?
— Ну, пока что нет. Документы ещё не готовы, — я усмехнулся с иронией.
— Вот как... — он задумчиво посмотрел сначала на Юстина, волчонок тут же покраснел, опустив голову, и чуть дольше задержал взгляд на Фаэ. Морок на фэйри был идеальный, но различные мелкие детали, на которые никогда не обратит внимание простой человек, Арктур наверняка уже заметил и теперь присматривался к ним внимательнее.
— Вы нас не бойтесь, — широко улыбаясь и показывая зубы безо всяких признаков разделения на резцы, клыки и коренные, Фаэ беззастенчиво рассматривала его в ответ.
— И вправду, друг мой, ведь не так всё страшно, как про нас пишут, — я улыбнулся, по привычке не разжимая губ. — Я, собственно, вот о чём хотел поговорить... — вздохнув, я приподнял очки, потирая сдавленную ими переносицу. Весь этот разговор, в замершем в безветрии сквере, без единого отдыхающего на скамейках, или гуляющих по дорожкам людей, казался сценкой из спектакля. Только одному из действующих лиц, из-за жары, не хватало трагичности. — Вероятнее всего этой ночью в городе произойдут несколько событий, и мне хотелось быть уверенным, что ты в это время будешь дома — в безопасности. Не впускай никого после наступления сумерек.
— Это связано с тем субъектом, о котором мы говорили в прошлый раз? — Арктур теперь внимательно изучал меня, вглядываясь в лицо умученного жарой и солнечным светом мужчины — морок изменял лишь возраст, да не давал возможности заметить, что зрачки, вместо круглых, вытянутые, как у кошек. — Даниэл, с нашей последней встречи ты хоть раз нормально спал?
— Э... Почти... Но к делу это отношения не имеет, — я, несколько сбитый с мысли его вопросом потряс головой. — Мои племянники... Они из Канады — я уже говорил... В городе совсем недавно. Так вот, хотел попросить тебя, если я, по каким бы то ни было причинам, исчезну после этой ночи, — я вздохнул, заметив, как под мороком, Юстин дёрнул ухом, — мог бы ты присмотреть за ними и оказать посильную помощь?
— Исчезнешь? — хмурясь, уточнил Арктур. — Даниэл, ты хочешь сказать, что всё это зашло так далеко, что... — он не договорил, заметив, как стремительно бледнеющий Юстин уставился на меня отчаянными глазами щенка, которого увезли на пикник, и так и забыли там, всем семейством уехав домой.
— Нет. Моя смерть была бы очень неуместна в этих обстоятельствах. Брайн, — положив руку на плечо вздрогнувшему от прикосновения двуликому, я серьёзно посмотрел ему в глаза, — мы ведь уже говорили об этом дома, перед выходом — всякое может произойти, и я не хочу, чтобы получилось, как недавно. Если бы я имел в виду что-то другое, я бы назвал вещи своими именами.
— Ну да! — фыркнула Фаэ. — В точности как тогда, когда вы с сидом под холм сунулись!
Я покосился на Арктура. Многое повидав и знающий гораздо больше, чем показывал это, он лишь вопросительно вскинул бровь.
— После, Арктур, об этом я расскажу после, — я отмахнулся почти раздражённым жестом. Было около одиннадцати, и хотелось побыстрее закончить разговор и оказаться в ванне с прохладной водой. — Возможно, начнётся всё не этой ночью, а лишь следующей. Но, в любом случае, если не появлюсь у тебя завтра рано утром, загляни на Вечерний бульвар. Брайн и Кларенс будут там.
— Хорошо, — Арктур по-прежнему хмурился, почти незаметно, но всё же. — Чем я могу помочь тебе?
— Если вы вместе с Эвой и Эдвардом, ещё до наступления вечерних сумерек, окажетесь под защитой стен своего дома — это было бы наилучшим.
Происходящее так и продолжало казаться сценой спектакля, в котором я и участвовал и одновременно наблюдал со стороны. Трагичность момента, наконец, была достигнута, и действо подошло к завершению, но прочувствовать всю серьёзность разговора не получилось.
Быстро попрощавшись с Арктуром и получив привычную порцию неприятных ощущений от рукопожатия, я ухватил Фаэ за ручку и потянул за собой. Девчонке напоследок захотелось подурачиться и изобразить из себя маленькое дитё — для Арктура это оказалось бы уже слишком.
Город плыл, словно мираж в пустыне, в пыльном душном мареве. В открытые окна влетало лишь жалкое подобие ветра, который и сам искал в комнатах хоть чуточку прохлады. Все помещения, выходящие на освещённую солнцем сторону дома, отзывались на наши шаги и голоса сонным эхом едва слышимого шороха газет, забытых на подоконниках и тоскливого, редкого колыхания штор. Фаэ, доехав с нами до Вечернего бульвара, тут же улизнула к своему кэльпи, бросив напоследок, что у Габриэля дом, если что, охраняется ничуть не хуже моих. Я только и успел чертыхнуться ей вослед, да пожелать в сердцах, чтобы Габриэль забрал трусливого конька с собой на весь день. Я-то рассчитывал, что Юстин проведёт эту ночь хоть в какой-то компании!
В библиотеке стояла та же духота, но хотя бы солнечный свет сюда ещё не добрался. Потихоньку вытягивая горячие щупальца из комнат напротив, солнце перемещалось выше, чтобы через несколько часов пробраться уже в эту часть квартиры. Отодвинув в сторону только что законченное письмо Змею, я откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза ладонью. Всё-таки ошибся утром, посчитав самочувствие пригодным для столь продолжительной пешей прогулки. Жара путала мысли, пробиралась в тело усталостью и безразличием.
В гостиной заскрипел пружинами диван, и я вздрогнул, отводя руку от лица. Прищурясь, пробежался быстрым взглядом по листам, покрытым мелким бисером букв. Может быть и стоило написать это письмо раньше, ещё в самом начале всех событий, но тогда я не был ни в чём уверен.
Пересилив себя, я всё-таки поднялся из кресла. На Озёрную лучше приехать задолго до наступления сумерек. Я мог, конечно, захватить всё необходимое с собой, но не было уверенности, что надев даже одни браслеты, смогу переступить порог дома Габриэля.
Запечатав письмо в конверт, я вышел из комнаты. Следом, вытекая с кончиков пальцев и оставаясь на секунду призрачными отпечатками босых ног, тянулись крылья. Обрываясь маленькими частичками, прячась от света, заползая в углы, за гардины, в шкафы и корешки книг.
Обойдя все комнаты, и не забыв, на сей раз, про балкон и крышу, в последнюю очередь я зашёл в гостиную. Юстин моментально проснулся, наблюдая из-под прикрытых век и лишь когда я устало опустился в кресло, тряхнув руками и скидывая тонкие ниточки темноты на пол, сел на диване.
— Теперь сюда не сможет пробраться никто и ничто нам враждебное. И, Юстин, не выходи из квартиры, иначе не сможешь найти дверь — до завтра на ней лежит морок. Я заеду утром. Если же этого не получиться, значит, я в доме за озером, но лучше дождись Арктура, и туда поедете вместе.
— А... Огонёк? — сонливость с него моментально слетела.
— У неё на сегодня намечены другие дела, вот пускай ими до завтра и занимается. Сюда она всё равно попасть не сможет. Да, если тебе интересно узнать о том, что я сейчас проделал с квартирой, да и о мороках и наваждениях в общем, у меня есть некоторые записи, — я задумался, вспоминая, куда в последний раз убирал эти листы. — Вроде... Да. В спальне, под шкафом, тем, что с зеркалом на дверце, два ящика. Не помню, правда, в котором именно. В одном у меня растворители для масляных красок, старая канифоль, олифа.... Ещё бутылочка чернил. Если не ошибаюсь, я разбил её, когда засовывал туда заготовки к рамам для картин. Так что выдвигай ящик осторожно. Сбоку тетрадки — скорее всего, записи в них. Или в соседнем ящике — там то же безобразие, не заслуживающее уборки.
Юстин, молча запоминающий, что, где и под чем, слегка приуныл. Он, скорее всего, попытается в процессе поисков навести там относительный порядок. Впрочем, на это я и рассчитывал — будет занят большую часть времени, и не станет прислушиваться к тишине ночи и гадать, что происходит в мире снаружи.
— Я поищу, — проводив до двери, он притих, глядя на меня полными надежды глазами. — Вы... Удачи вам.
— Не волнуйся — всё будет хорошо, — я поправил очки и, уже переступая порог, обернулся. — Доброй Ночи.
Меня ждал послеполуденный, душный и невозможно шумный город. И я точно знал, первое, что сделаю, добравшись до загородного дома — заберусь в прохладную воду и хоть часик после этого подремлю. В такую погоду, ни один нормальный ночной даже носа за порог не высунет...
* * *
Пожухлая трава колола спину через ткань рубашки — свёрнутый плащ лежал у меня под головой. По пальцам левой руки медленно переступала бабочка, тыкаясь хоботком в кожу — она была солоноватой, и насекомое хотело воспользоваться этим для восполнения запаса минералов.
Ещё днём я поговорил с Эвелиной, по счастью, не у неё дома, стараниями супруга превращённого в замок накануне осады. Мы, почти случайно, встретились на улице. Похоже, Даниил успел предупредить Стоунов раньше меня. Отнюдь не прозрачные намёки о том, что в ближайшее время стоит быть осторожными, особенно во время внезапных гроз или ночью, Эвелина восприняла без удивления.
После этого разговора мы с Данни выехали на окраину, на высокий пригорок возле озера Поющих камней, где и устроились в дальнейшем ожидании.
Время тянулось медленно. В серой, чуть сизоватой высоте кружили две антрацитовых птицы — они тоже ждали. Мухи лезли в нос, и пришлось обмахивался пучком давно отцветшей ярутки. Хотелось спать — я чувствовал себя разморённым и вялым. Ещё предчувствие дождя... Муравьи собирались в муравейник, хотя не стемнело, и закрывали песком и былинками входы. И пчёлы до первых прохладно-вечерних ветерков перестали гудеть вокруг в куртинах репейного бурьяна. Жара мягким пологом пригибала к земле наливающиеся колоски мятлика, лисохвоста и пырея, сминала нежные граммофончики вьюнка и калистегии, и выбеливала, как много раз стираную одежду, старые цветы цикория. Жара, столь вязкая и напряжённая, что за нею, несомненно, должен следовать дождь. Хоть какой-нибудь дождь...
Минуты текли сквозь ветви с поникшими листьями, стекали в озеро, а по нему шли круги от играющей рыбы. Мелкие волны завязали, как в бороде, в прибрежных скоплениях ряски под обрывами. Занудно, словно механическая игрушка, стрекотал кузнечик, пока его не спугнул ленивым взмахом хвоста кэльпи.
