— А... где Роланд?
— Дежурит за дверью, — махнула рукой Кассандра, — восторженные подданные вызвали на бис.
Увидев недоумение на лице сестры, Алекс перевел:
— Раздает указания по всяким неотложным делам. Сейчас его позовут.
Где-то негромко хлопнула дверь. Возле кровати неожиданно стало пусто, будто каждый нашел себе срочное дело как предлог оставить короля наедине с невестой.
Роланд, измотанный и усталый, но тоже без единой царапины, присел рядом на край кровати. В первое мгновение у Адельгейды не хватило сил сказать хоть что-нибудь. Она почувствовала, как от невозможной, почти невыносимой радости к горлу комом подступили до смешного запоздавшие слезы. Едва только он склонился поближе, обнял ее, как она порывисто обвила его обеими руками, все еще с трудом веря, что может коснуться своего любимого, его волос, губ, снова почувствовать его тепло. От неосторожного движения вернулась боль, но эта досадная мелочь не могла отравить сладостного упоения, от которого кружилась голова и все несчастья мира казались далекими и нестрашными.
Он шептал ей что-то ласковое, успокаивающее, но Адельгейда уже и так знала, что минувшее пройдет, исчезнет, как мимолетный дурной сон.
— Прости, что так долго... — услышала она и погладила его по небритой щеке, прошептала:
— Они боялись... Если бы ты знал, как они боялись, что ты вернешься... А потом разбежались, как мыши...
— Забудь о них... Смотри, что я тебе принес!
Он прикоснулся губами к ее покрытой ссадинами руке, а потом достал из кармана возвращенное кольцо и снова одел на палец невесте. А чтобы помочь быстрее забыть о плохом, сначала осторожно, а потом почти как в прежние времена поцеловал Адельгейду, и средство для забвения оказалось лучше некуда — в эти минуты она не захотела бы вспоминать не то, что заговорщиков, но и свое собственное имя. Одно огорчало — никогда еще проклятая слабость не казалась настолько невыносимой, никогда еще не было так обидно, что Роланду скоро придется уйти, оставив даму на попечение сиделок. А она не могла удержать его, не могла даже голову поднять с подушки.
— Надеюсь, твой брат не станет придираться по мелочам? — вдруг спросил Роланд.
— О чем ты?
— Ты все-таки оказалась в моей постели до свадьбы!
Адельгейда засмеялась, хотя делать этого не стоило — больно.
— Мы ему ничего не расскажем...
Самый нежный и восхитительный поцелуй повторился. Вообще-то в комнате собралось немало посторонних, но Роланд, похоже, вспомнил старинное и уже немного подзабытое правило — если кого-то смущают поступки короля, путь отвернется и не мешает королю. Но, разумеется, непременно найдется тот, кого не смущают. Кое-кто, кого не смутит даже вмешаться в личные королевские дела, и этот кое-кто не замедлил о себе напомнить.
— Время пить лекарство! — оповестила Кассандра.
Герцогиня Лорандевайс не считалась главной ответственной за лечение королевской невесты, но неистребимая привычка тянуть одеяло на себя сказывалась. На самом деле главной была специально присланная Академией волшебница — леди Аламин, благообразная седая дама с добрейшей улыбкой и точно выверенными движениями человека, привыкшего мастерски латать и не такие раны. Вместе с наставницей прибыла девчонка-студентка, которую лишь уже приобретенный профессионализм спасал от благоговейного ступора всякий раз, когда она приближалась к будущей королеве и, о небо, совершенно не спешившему прощаться королю. Зато она быстро нашла общую тему для разговора с Веллитой. Молодые целительницы шептались за спинами у старших и позвякивали склянками.
Королю пришлось убраться с кровати, но он все равно не ушел, только пересел в кресло. Магичка и практикантка в четыре руки подсунули еще одну подушку под спину Адельгейде, отчего она оказалась почти сидящей на кровати без особых неприятных ощущений, и подали бокал, в котором плескалась мутноватая, ничем на первый взгляд не примечательная жидкость. Разве что пробегающие вверх со дна золотистые искорки вызывали у всех любопытство, а у Кассандры еще и воспоминания о газировке. Микстура не только на вид, но и на вкус оказалась далеко не сахар, будто ее сварили из охапки лежалого сена и в отвар плеснули уксуса. Увидев, что напиток не вызвал у пациентки неземного блаженства, леди Аламин извинилась:
— Не очень приятно, зато ускорит заживление ран, госпожа...
Адельгейда собралась было сказать, что она не в претензии, но тут снова влезла Кассандра. Выкопав из своего аптечного арсенала белую пилюлю в прозрачной упаковке, она сообщила:
— Да уж, ребра срастаются медленно, известная неприятность. Это вам не руки-ноги. У нас на этот случай тоже кое-что изобрели. Глотаешь такую вот красавицу — и через пару недель твои косточки забудут, что их ломали!
Таблетку она вручила леди Аламин, на всякий случай проинструктировав:
— Лучше пусть глотает завтра. Не хватало еще, чтобы достижения вашей цивилизации подрались с достижениями нашей, да еще и у больной в желудке!
От гнусного полезного зелья в сон потянуло совсем неудержимо. Адельгейда сначала кое-как умудрялась участвовать в разговоре, затеянном у ее кровати, когда собравшиеся стали предаваться воспоминаниям о сегодняшних приключениях. Но потом усталость взяла верх и девушка незаметно заснула. Лишь напоследок успела удивиться, откуда у всей честной компании столько сил. Ладно целительницы из Академии, но ведь и брат, и Веллита, и Роланд на ногах уже вторые сутки, и какие сутки — другим бы впечатлений на целую жизнь хватило. Снова магия, наверное...
Магии на самом деле было всего ничего. Веллита лишь немного смягчила мучительную усталость, навалившуюся к вечеру на ее друзей, позаботилась, чтобы им до поры до времени не досаждали неприятности вроде головной боли или самовольно закрывающихся глаз. В счет будущего, предупредила она, на следующее утро им предстояло спать и спать, пока измученное тело не возместит свое. Чем оно, собственно, и занималось, сообразил Роланд, когда открыл глаза и увидел, что по-прежнему сидит в кресле возле кровати. Он плохо помнил, когда успел заснуть, но с тех пор, как все разошлись, минуло уже несколько часов. За окнами царила глубокая ночь, свет в спальне погас, только в дальнем углу, возле стола, за которым листала книгу недремлющая леди Аламин, горели свечи.
Роланд не знал, что его разбудило, вырвало из череды ярких, беспорядочных снов, наполненных отражениями картин и событий минувшего дня. Тепло и тишина, уютный полумрак и первая за долгое время спокойная ночь взывали, умоляли вернуться обратно в царство грез. Но что-то случилось здесь, и через мгновение король понял, в чем дело. Адельгейда застонала, ее лицо исказилось, как от боли, она будто пыталась заслониться от чего-то пугающего, мучительного, преследующего ее. Волшебница, хоть и сидела далеко, тоже это почувствовала, бесшумно встала и подошла к кровати. Легонько проведя ладонью над головой девушки, она прошептала:
— Я подумала, ослабело заклинание, притупляющее боль, но с магией все в порядке. Это просто сон.
— Догадываюсь, что ей снится...
Роланд снова сел на кровать и осторожно погладил Адельгейду по щеке, поправил на подушке свернувшиеся золотистыми змеями косы. Спать хотелось немилосердно. Он с трудом подавил зевок, и это не укрылось от целительницы.
— Вам не стоит здесь оставаться, милорд, — мягко посоветовала она, — я глаз с нее не спущу.
— Куда же я денусь посреди ночи?
Как ни глупо это выглядело, но за всей сегодняшней суматохой король, уступив спальню даме, совсем забыл позаботиться о собственном ночлеге. Конечно, не составит труда поднять на ноги слуг, и подходящая комната найдется в считанные минуты. Но затевать поиски не хотелось.
— В конце концов, это моя кровать, — решил Роланд, чем немало ошарашил волшебницу.
Однако она ничего не сказала, только сделала реверанс и вернулась на свое место за столом, старательно пряча понимающую улыбку.
Король скинул сапоги и забрался на просторное ложе (которое Кассандра обозвала странным словом "полигон" и отвесила не вполне пристойную шутку по поводу восьми человек, которые на нем легко поместятся). Спать поверх покрывала и в одежде — может, не вершина комфорта, но после ночевок в лесу и полного отсутствия ночевки накануне Роланду и сеновал показался бы сказочной роскошью.
Он придвинулся к Адельгейде, коснулся губами ее щеки и шепнул, что он здесь, рядом, и больше никому не позволит обидеть ее. Что мерзавцы, осмелившиеся омрачить даже ее сон, исчезнут навсегда, и не только из снов. Непонятно, как, но спящая девушка заметила его присутствие, приникла к нему, и успокоилась, когда нашла его руку и сжала горячими пальцами.
Роланд никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Он думал, что потерял ее, и теперь всегда будет помнить, как и любой, кому довелось испытать подобное, как беззащитно перед неумолимой судьбой все, что наполняет светом его жизнь. Просто помнить, но и этого довольно.
Он отодвинул с подушки длинную косу и прилег поближе. Теперь Адельгейда спала тихо и безмятежно, и Роланд почувствовал, как неудержимо закрываются глаза, как отступает круговерть мыслей. Случившееся сегодня — лишь начало. Он никому не позволит думать, что можно безнаказанно посягнуть на его трон или королеву, вывернет наизнанку всю эту историю, вытащит из потаенных углов на самый яркий свет, сколько бы грязи ни пришлось пролить. И, если угодно, крови. Никакой расправы, никакой мести, только холодное, неотвратимое правосудие, за каждую жизнь, отнятую у тех, кто был ему дорог и верен, за каждую рану. Он может позволить себе эту роскошь — правосудие. Так легко быть справедливым и беспристрастным, когда сердце не разрывает боль, когда в душе воцарился мир.
* * *
Наступила ночь, и если бы кто-то мог посмотреть на Алуа с высоты полета птиц по-настоящему видящим взглядом, то сквозь темноту узрел бы целую радугу ярких, искренних чувств, охвативших город, который лишь сначала мог показаться спящим.
Это было радостное оживление, несмотря на то, что рассвет еще только осторожно намекал на свой грядущий приход. Оно пульсировало под крышами из красной черепицы, как невидимое горячее сердце. Самые ушлые трактирщики, не дожидаясь утра, пинками выгоняли на работу зевающих служек и кухарок — расставлять побольше столов, готовить с изрядным запасом угощение для завтрашних посетителей. А в самом модном веселом доме недремлющая хозяйка под шум еще только затихающего веселья бодро составляла на утро список поручений для прислуги — купить побольше вина, развесить цветочные гирлянды, обновить коврик у порога.... Все видели, что король привел с собой целую армию, и пусть сегодня (вернее, уже вчера) его солдаты занимались тем, за что им платят, в ближайшем будущем платить начнут уже они сами — за еду, выпивку и ласку.
Это был страх, перед которым стали равны тюремные стены и особняки под серебристыми крышами. Те особняки, чьи гордые владельцы боялись взглянуть в глаза королю, запятнав себя если не изменой, то касательством к ней, и теперь ждали, что им придется разделить участь своих сообщников, уже сменивших роскошные покои на городскую тюрьму.
Это было горе потерь, потому, что даже скоротечная схватка за власть — все равно война, а на войне льется кровь. Пусть при штурме не погибло и двух десятков солдат короля, потери кажутся ничтожными только если глаза закрыли не твоему другу, ученику или наставнику.
Это была печаль Райна Экхарта, коротающего время без сна в покое и безопасности особой комнаты в жилом корпусе Академии. Комнаты, запертой снаружи. И тоскливая безысходность, затопившая сердце его отца, не сумевшего сомкнуть глаз совсем в другой комнате, холодной и мрачной, но тоже запертой не изнутри.
Это было безмятежное счастье, которое наполнило сны короля и осторожно закралось в сны его невесты, прогоняя кошмары и тревоги.
И полное недоумение Кассандры Экхарт, которой никак не удавалось во всем разобраться.
Кассандра смотрела в темноту под сводом балдахина и слушала, как королевский замок медленно погружался в тишину. Еще раздавались редкие команды, из дворика за окнами заканчивали увозить тела погибших, но в общем все напоминало ей то усталое затишье, когда "объект" уже захвачен и победители только начали отдыхать и перевязывать раны, еще не вполне осознавая ни своих потерь, ни того, что можно заслуженно отпраздновать грандиозный успех.
Она вздохнула. Игра оказалась слишком похожей на жизнь. Собственно, разница для нее всегда была главным образом в том, что в жизни лилась настоящая кровь. И она знала многих, для кого разницы не было вовсе, тех, кто в ее мире переставлял фигуры на доске. Или думал, что переставляет — до своего самого последнего мгновения.
Этот странный мир, в который она вошла с насмешкой и черным омутом равнодушной, безнадежной пустоты в сердце, был чужим и не вполне понятным. И все же с некоторых пор — симпатичным. Она искренне радовалась, что Адельгейда осталась жива и, в общем, невредима (уж Кассандра-то отлично знала, что получить десяток ссадин и пару сломанных ребер при таких обстоятельствах — значит, до неприличия легко отделаться). Ей казалось трогательным и милым, что уставший, вымотанный за минувшие безумные сутки король не завалился спать при первой возможности, а остался рядом со своей невестой.
Как ни удивительно, у нее появился новый дом, найти который она не надеялась, да, в общем-то, и не хотела. Но в доме творилось что-то неладное. Что-то не сходилось во всей этой истории, не выстраивалось в привычную, безупречную цепочку причин и следствий. Странная, наивная попытка сбросить с трона короля. Затевая подобное, обычно рассчитывают на некие обстоятельства, которые помогут, оправдают переворот, надеются на чью-то поддержку — армии, знати, толпы, а с учетом здешних особенностей — возможно, магов. И если верить своим глазам, у семейства ее не слишком законопослушных родственников был единственный шанс на успех, погибни Роланд в результате хорошо спланированного покушения. Но как только дошло до открытого противостояния, и без того не слишком изящная конструкция заговора рассыпалась от первого удара. Дело, цена которого — голова, затеяли так поверхностно, небрежно и нелепо, что начинало походить на дурацкую аферу. Она вспоминала допрос старшего Экхарта и думала о том, что он, конечно, не Бонапарт, но, в конце концов, и не полный же идиот. Тогда в чем дело? Что-то было в его словах, такое, чего никто не услышал, ниточка, которую стоило только нащупать и потянуть...
...Белый особняк на берегу океана, похожий на маленький дворец. Внизу шумят волны, полуденное солнце заливает ослепительным светом ступени лестницы. На верхней ступеньке оставили посылку в яркой упаковке, на карточке имя получателя — имя хозяйки сказочного дворца. Кассандра недоуменно взглянула на сюрприз и ее кольнула тревожная мысль — как кто-то смог сюда попасть, минуя систему охраны, самую лучшую и надежную? Кто-то из друзей, из тех, кому проход разрешен?..
...Треснула обертка, шуршащим ворохом соскользнула на пол гостиной. Тяжелый запах, что вполне понятно — коробка измазана кровью, и внутри там не только кровь. Всего лишь обрезки плоти, тронутое разложением, мертвое мясо, но она была отлично знакома с анатомией и знала — без этих "обрезков" жить человек не сможет. Как и предупреждали.
