Лайтман отвлекся от возни с Вальтером и, поправив гарнитуру у уха, чтобы лучше слышать переговоры, тревожно переглянулся с Сикорски. Разобравшись в ситуации, он указал на его плазменный пистолет и сделал еще пару жестов. Прапорщик без слов вытащил плазменник из кобуры и передал его Джеймсу, после чего оба командира побежали к дверям дома, откуда слышалась стрельба. С собой они захватили одного из близнецов, несущего с собой взрывчатку, и второго бойца с аптечкой. Проинструктированный Хэмиш остался вместе с бессознательным сержантом.
— Мы уже идем. Идите к лестнице и держите её под прицелом. "Лямбда 2", какой тип... боеприпасов.... к вашей штурмовой винтовке? Стандартные пули.... пять-сорок пять... новых пришельцев не берут... даже в упор, и если нет, хух, бронебойных патронов, то вас сожрут. И да — судя по тому, насколько тяжело дышал Лайтман, бежал он ОЧЕНЬ быстро — какой подъезд?
— Подъезд крайний с юга, под нами... — Энн закончила обезвреживать мину и поднялась, пряча её в подсумок. На позиции Хенриксен стягивала маскировочную накидку и расстёгивала "сбрую" с тяжёлыми магазинами от М82. — После прошлого боя я заказала АР, в упор должно работать. Мы пошли.
Она с первого пинка вышибла ржавый замок и ринулась вперёд. Мишель, оставшаяся в одном комбинезоне и лишь с кобурой на поясе, задержалась на пороге, сунула свой ночной бинокль Иезикилю:
— Мистер Вашингтон, пока вашего питомца лечат, понаблюдайте с крыши за меня, ладно?
Капитан подмигнула, передёрнула пистолет и бросилась за напарницей.
Чердак канадки преодолели вмиг, люк не устоял перед каблуком лейтенанта. Энн первой спрыгнула вниз, жестом разрешила спускаться, держа, однако, винтовку у плеча. Соскользнувшая по лесенке Хенриксен сразу увидела, что ствол лейтенантской AUG направлен на дверь квартиры, из которой доносилась стрельба. От створки мало что осталось — в неё будто ударили тараном, разнеся хлипкую филёнку в щепу. Изрядные куски дерева ещё болтались на петлях, остальное устилало пол...
— "Альфа", здесь посреди коридора лежит тварь чёрного цвета, с клешнями как у краба... — Прошептала в микрофон снайпер, выглядывая из-за косяка. — Из-под неё зеленая жидкость растекается...
— Это похожа... на ту... из новых... — Пропыхтел американец. Очевидно, он мчался, перешагивая через три ступеньки, но шагов его ещё не было слышно.
— Больше никого. Коридор просматривается насквозь, четыре ответвления в комнаты — два налево, два направо. — Продолжала Мишель. — У дальнего левого вижу две гильзы нужного калибра на полу, третья — возле твари. Я проверю комнаты.
— От... ставить... — Идея явно не пришлась командиру "Альфы" по вкусу.
— Моя ответственность, "Лидер". — Ушибленное отдачей плечо остро ныло, однако капитан была уверена, что оружие удержит, и на быстроту реакции боль не повлияет. — Энн, прикрывай от входа. Если что — сразу отступлю, выводя противника под огонь.
Рыжая напарница кивнула и, пропустив Мишель в коридор, заняла её место за косяком, вскинула автомат. Хенриксен же тенью скользнула вперёд, сжимая рукоять "Пустынного орла" обеими ладонями. Первый направо — проход на кухню и дверь уборной, пусто. Первый налево — кладовка с хламом, пусто. Второй направо...
Девушка замерла на пороге, глядя прямо в ствол потёртой винтовки системы Мосина. Винтовку держал в руках чрезвычайно колоритный тип — буйно бородатый дед в ветхой шапке-ушанке и почти истлевшей армейской шинели без погон. Сидел дед за опрокинутым журнальным столиком из недешёвого дерева, умело оперев ствол "мосинки" о его край, и выглядел крайне грозно. Особенно учитывая приколотый почему-то на шапку значок, который начитанная Хенриксен сразу узнала.
— Ты ишшо хто? — Спросил дед скорее недовольно, чем удивлённо. В голове у капитана мелькнула мысль о том, что старик должен помнить не только Гитлера, но и Рейгана, а потому сказать что-то по-английски сейчас не лучшая идея... Она медленно опустила пистолет и улыбнулась самой очаровательной из своих улыбок:
— Parlez-vous franГais?...
-Чаво? А ну гутарь по нашенски, хвашист! Хенде хох и Гитлер капут!-дед недобро зыркнул острым как бритва взглядом.— Хранцуз? Тогда "МарсельЁезу" скажи... Чай деревня не колхоз. И швыдче, не то гранату кину! И пряжку покажь, знаю я вас готмитунсов...
Познаний канадки в языках хватило, чтобы уловить суть сказанного — несколько знакомых русских слов, пара немецких, интонация, немного работы головой... Краем глаза она заметила, как встревоженная Энн крадучись входит в квартиру, и чуть заметно махнула ей рукой, приказывая стоять на месте.
— "Marseillaise"? — Она кашлянула. — Э-э... Allons enfants de la Patrie... Le jour de gloire est arrivИ...
Продолжая напевать и не отводя взгляда от хозяина квартиры, она медленно убрала "Пустынного орла" в кобуру. Продемонстрировала пустые ладони.
-Голосок так себе, кхе, кхе... Лучше молчать тобе или курить бросай, девка,-прокашлявшись, голос чуть смягчился,— Но пряжку покажь!
Ствол винтовки упрямо смотрел в переносицу.
Хотя Лайтман, как и всякий американский морпех, вполне положительно относился к физической подготовке, но спритерский бросок на 20 этаж, в тяжелой броне и зимней одежде, осложненный недавней контузией, явно был для него лишним. По крайней мере именно эта мысль пришла в голову Лайтману, когда он услышал разносящийся по лестничной клетке голос какого-то старика, говорящего на каком-то чудовищном русском, внезапно сменившегося песней на французском в исполнении Хенриксен. Переглянувшись с Альфой-4, имевшим не менее ошарашенный вид, Джеймс понял, что он пока еще не свихнулся. Вскинув руку, призывая к тишине, капитан осторожно повел бойца за собой на последний этаж, решив не дожидаться отставших бойцов.Осторожность явно не была лишней, потому что Мак-Грин, услышавшая тяжелое дыхание и шаги бойцов, смотрела в сторону лестницы, и моментально взяла Лайтмана на прицел.
Американец, привыкший соображать быстро, моментально сложил все детали в одну картину. Старческий голос, убитый пришелец, которого пристрелили, судя по калибру и типу стрельбы, из винтовки или автомата Калашникова старых модификаций, стоящая у входа в квартиру Мак-Грин с оружием наизготовку, и доносящийся из самой квартиры разговор... То, что эта чертова канадка влипла по полной, было более чем очевидно. Разве что, Джеймс не мог понять, какого черта Хенриксен поет, но если бы она контролировала ситуацию, делать она бы это ни за что не стала. Да и МакГрин бы не делала такого страшного лица, кивая в сторону квартиры и приставляя руку к переносице, изображая контрольный выстрел из пистолета.
От предположения, что снайпер оказалась в заложниках, логично последовало другое — о личности и складе характера человека, сделавшего это. Во-первых, возраст. Джеймс слышал голос говорившего, и навскидку мог дать человеку лет семьдесят-восемьдесят. Во-вторых, наличие оружия и тот факт, что дедок в свои то годы умудрился завалить тварь, которая абсолютно безразлично отнеслась к сконцентрированному огню целого отделения солдат. В отличие от многих рядовых американцев, выросших на антисоветской пропаганде, Джеймс не питал иллюзий по поводу вероятного противника и трезво оценивал уровень подготовки советских спецназовцев. Эти ребята могли бы провернуть что-нибудь подобное даже на пенсии. И в-третьих, характер и эмоциональное состояние дедушки. Дед боевой, дед подозрительный и на взводе, явно молодость вспомнил, дед вполне может иметь проблемы с головой, иначе бы Хенриксен не пела дурацких песенок — и скорее всего живет скорее в прошлом, чем в настоящем. Последнее заключение Лайтман сделал, основываясь на опыте общения с замшелыми мамонтами, по какому-то недоразумению все еще носящими военную форму или уже вышедшими на пенсию, но никак не желающими успокоится. Жил неподалеку от их дома один такой мамонт... никак не мог поверить, что СССР развалился, и постоянно ждал русского десанта.
Джеймс сделал знак излишне шумящему Сикорски остановиться, и посмотрел на стоящего рядом с ним русского парня. С дедом явно должен кто-то поговорить, но кто именно? Сам Лайтман не знал русской специфики и паршиво говорил по русски, а боец может и не сообразить... И ведь даже ситуацию ему не объяснить, если сам не допрет — до дедка метров пять. Вот проблема, damn it.
Настороженность у деда Антипа не пропадала. Но появление монстра все же пугало... Хотя бояться и вроде нечего уже, Матрена упокоилась, сам пожил не мало, но страшила пугала. А вот как такая на внучка нападет? Это или фашисты или американцы клятые... Те только и ждут как напасть на СССР, вот Хикросиму побомбили, да и негров мытарят у себя...
— Хаву ду в дую? Сеньку в плис?— решил закинуть удочку. Мы тоже умные!
Капитан зря грешил на своих солдат, поскольку глупых солдат в ХКОМ не брали. Неопытных — да, нередко, но вот во всем остальном — новобранцев ХКОМ были бы рады видеть в любом элитном подразделении. Парнишка, пусть и не обладал таким же опытом, как командир боевой группы, но достаточно быстро пришел к тем же выводам. Переглянувшись с Лайтманом, он кивнул и показал, что разберется с гражданским сам. Джеймс согласился.
— Хэй, деда, не стреляй, сваи мы! — с легким акающим акцентом прокричал парень, вешая винтовку за спину и направляясь в сторону комнаты. — Разведка! Ты зачем пилота нашего на прицел взял?
Когда из прихожей донёсся голос солдата, капитан Хенриксен, не снимая с лица улыбки и не опуская поднятых на уровень груди рук, сделала шаг влево, при этом освободив дверной проём. Ствол "мосинки" качнулся следом..
— А ну стоять! Шо удумала? Ежли разведка, то кидай докУмент! Шляются тут... Какие войска, шо за разведка? Я хоть и не СМЕРШ, но нас сам товарищ Кустис интрукс... инсук... рассказывал значется. Так что толк в хвашистких диферсантах понимаем!— дед все еще пребывал в подозрениях...
— Дед, ты рехнулся? Кто ж документы с собой в разведку берет? — парень явно за словом в карман не лез, хотя и был почти двух метров ростом, с типичным простодушным лицом рязанского парнишки из деревни. — Вхожу я, не пали!
Медленно-медленно войдя в комнату, парень встал в дверном проеме, практически полностью закрыв его своим телом. Руки у его были подняты и заложены за голову, а на плече висела американская винтовка. Из-за неудобной позы белый маскхалат задрался, и из под него виднелась форма российского образца и характерный коричневый ремень из кожзама, с тусклой, покрытой сетью царапин металлической бляхой из жести, с звездой и серпом и молотом внутри.
— Это ж диверсанты только документы с собой берут, чтобы своими прикинуться — а разведке документы брать нельзя, вдруг в плен возьмут и по документам узнают, кто и откуда? А разведка — ОСНАЗ ГРУ! — с ощутимой гордостью произнес парень, немного даже приосаниваясь.
-Ну ты никак свой? А чаво имя такое нерусское: Осна Сгру? На татарина вроде не похож... А ну— ка матюкнись по нашему! Такому не учат в диферсантах— дед ружье опустил, но гранату держал в руке.
— Так девушка ж рядом... — смутился парень, немного даже покраснев — Пилот она наш... Я что, нерусь какой, при девице то да по матери? Дед, ну ты чего так... али бандеровец какой недобитый, что ни стыда, ни совести нет? — парень прищурился и напрягся, словно прицеливаясь.
— Может я перед врагом тут распинаюсь каким?
-В мате нет греха, А вот за бандеровца и гранатой угостить могу! А вот девка-то может и сама матом кроет. На импортном своем... Не понимает же, хранцузка она.— дедок второй рукой взял кольцо гранаты...
-Так матом или к Богу?
— Да ты рехнулся совсем на старости, хрыч старый! — не выдержал парень, хватаясь за голову — Ум за разум совсем зашел, на людей с гранатами кидаешься, етить тя в душу, ети мать! Тебя спасать пришли, а ты людей советских порешить хочешь, да моральный облик терять заставляешь? Тебе самому то не стыдно?
-Никак наш? А чаво сразу— то не сказал что наш? Я тут время на него теряю! А у меня еще "Менты" новые не смотрены... Да и новости чуть не пропустил! Геть отседова, спаситель хренов! Я сам еще тебя спасу. И образину там страшную приберите, мож пригодится куда,— дед насмешливо смотрел на парня.
— Так я сразу сказал, что наш, и зовут меня Юра... и на улице же еще образины бегают, разные самые... — тоскливо протянул парень, освобождая проход для девушки. — Нам их еще стрелять и стрелять... Их пули почти не берут, а вы тремя выстрелами зверюшку ухайдачили — может действительно пособите малость, да покажите как, а, дедушка?
Лайтман, слышавший весь разговор по включенной гарнитуре, понимал лишь половину слов — он учил литературный русский, а не этот чудовищный суржик жителей глухих сибирских городов — но общий смысл того, что конфликт разрешен, до него дошел, и он подал знак бойцам сопровождения спускаться вниз, тихонько приказав другому близнецу подняться к деду и помочь вытащить остатки твари оттуда, а заодно завалить лестницу на пару этажей ниже. Мишель он решил не дожидаться, чтобы не напрягать дедушку английской речью. Уже спускаясь по лестнице, Джеймс доложил "Базе" по общей связи о встрече с рехнувшимся дедом, каким-то чудом умудряясь сохранять спокойный тон.
-Вот, сынок, держи ружжо. Оно... Впрочем сам увидишь. А стрелять... Так, чаво стоим, пошли на кухню, сейчас все расскажу! Выпьем, если тобе можно, не "казенки" какой, а своего, настоящего. Там и кой— чему может и подучить смогу...
*спустя некоторое время*
-А ежли чего, то я подсоблю. Есть у меня ишшо одна пукалка, не слабее той, что тебе дал. Я— то ишшо сноровку не потерял... А ты заходи коли чего надо, мобыть чегой и расскажешь антиресного.
Убедившись, что солдат и старик нашли общий язык, Мишель тихонько, не привлекая лишнего внимания, вышла в прихожую, где её ждала хмурая Энн. Капитан улыбнулась напарнице и показала большой палец, а потом условный жест — "на позицию". Та кивнула, пропустила снайпера вперёд, оглянулась, убеждаясь, что второй близнец скрылся в квартире, а Лайтмана уже не видать, и... более не сдерживаясь, отвесила Хенриксен подзатыльник.
— Ай!
— "Линза-1", что случилось? — В унисон раздались на командирском канале встревоженные голоса Джима и Маркуса.
— Ничего... "Линза-2" выражает недовольство ситуацией. Я на первый раз не буду расценивать это как нападение на старшего офицера, но... Ай! Всё, всё, я поняла! — Судя по звуку, Мишель спешно карабкалась по чердачной лесенке. — Возвращаемся на позицию, возобновляем наблюдение...
Изи добросовестно изучал в бинокль указанный сектор, периодически подсказывая Штреллеру куда какой контакт и стараясь не думать о том, что сейчас происходит на лестнице. Выстрелов не было, Лайтман добежал — значит всё в порядке.
Обернувшись на скрип открывшейся двери, он увидел смущенную Хенриксен и мрачную МакГрин.
— Что с вами? Целовались, а Лайтман вас застукал? — пошутил Изи, немного не соображая от мороза и адреналина. После чего, глядя на зашедшуюся в коротком приступе хохота Мишель и получив от Энн грозный и многообещающий взгляд, он понял смысл фразы "язык мой — враг мой".
