Хайсмит Марсден провозгласил: — Не подлежит сомнению, что стратегия ксили была ошибочной — что ж, это ясно, если даже у части человечества все еще есть достойный шанс выжить. Мы знаем, что ксили пришлось подождать, пока человек не создаст червоточину, прежде чем они смогли совершить свое путешествие сюда из будущего; к тому времени, по определению, у нас уже было внепланетное присутствие.
Мы уже были рассеяны, и, например, нас нельзя было поймать одним ударом на Земле.
— С момента своего прибытия они надвигались на нас медленно, преднамеренно, безжалостно — но не перекрывая наши пути отступления, такие как к поясу Койпера и облаку Оорта. Похоже, они не создали глобальной наблюдательной сети, такой как наши собственные "Эйри". Возможно, их так сформировал предыдущий опыт. Возможно, они не ожидали, что мы будем такими находчивыми, такими неуловимыми.
Пул обдумал это. — И, возможно, именно так нам удалось победить их в войне Ликующих. Или удастся.
Марсден посмотрел на него. — И если это означает, что вы являетесь одним из самых высокоразвитых разумных существ в Галактике, тогда я в отчаянии, Майкл Пул, я в отчаянии.
Грантт продолжал: — Итак, у нас есть этот промежуток, эта передышка, и мы должны использовать ее с умом. Мы, сотрудники Хирона, разработали собственный план...
Еще одна комната, еще одна экспозиция.
На самом деле Хирон был относительным новичком в планетной Солнечной системе, как теперь узнал Пул. Вероятно, он начал свое существование как сборище обращающихся по орбите обломков в поясе Койпера, за Плутоном, оставшихся после образования планет. Случайные столкновения с другими телами, столкновения или гравитационные пращи привели к тому, что он дрейфовал во внутреннюю систему с выталкиванием его на нынешнюю орбиту, петляющую между Сатурном и Ураном.
— Но, вероятно, он находится здесь всего десять миллионов лет или меньше, — сказал Грантт.
— И, если его оставить в покое, еще через десять миллионов лет близкие столкновения с Сатурном или Ураном, вероятно, сбили бы его с его нынешней орбиты. После этого, может быть, он подплывет близко к Солнцу и превратится в короткопериодическую комету; может быть, столкнется с Сатурном или Юпитером. Или — его вообще может выбросить из системы.
Мириам улыбнулась. — Ах. И, может быть, если вы слегка подтолкнете его, то в следующий раз подплывете поближе к Сатурну...
— В этом и заключается идея. Побег Хирона из Солнечной системы можно обставить так, чтобы он выглядел естественно. У ксили нет причин для тревоги. А потом мы отправимся на медленной лодке к звездам. Даже если мы правильно прицелимся, пройдут тысячелетия до приземления в новом месте, но у Хирона есть все, что нам нужно, чтобы выжить. После этого — что ж, если ксили не выследят нас, посмотрим, что принесет будущее.
Пул повернулся к Мириам. — А вы? Галлия-три прямо сейчас скрывается в троянцах — на орбите Юпитера, намного ближе, чем Хирон.
— И в стабильном гравитационном положении, — сказала она. — Если мы выйдем оттуда, это будет далеко не так убедительно с точки зрения одурачивания ксили. Что является одной из причин, по которой мы никуда не собираемся в ближайшее время. Но программа ксили по уничтожению астероидов в конечном итоге достигнет троянцев.
Марсден кивнул. — Я полон решимости, что даже если нам придется перенести среду обитания, мы не сбежим. Мы были первым человеческим убежищем, которое было скрыто — как вы помните, Майкл Пул, по моей рекомендации, в самом начале всего этого, несмотря на шквал возражений. И мы многого достигли. Я считаю, что наш долг — оставить хотя бы одно человеческое сообщество внутри системы, которая породила нас, даже когда остальные разбегаются.
Грантт кивнул. — Я вам не завидую. Но вижу, что это правильный поступок. — Он повернулся к Пулу. — Но, конечно, остается самая большая проблема. Самое большое человеческое убежище из всех.
— Земля, — сказала Мириам. — Миллиард человек. Застряли на планете, медленно превращающейся в огромную криогенную лабораторию. Что с ними дальше?
— Мы работаем над этим, — прямо сказал Пул.
Марсден посмотрел на виртуальные изображения, висящие в воздухе вокруг них.
— Во всем этом есть какая-то абстрактная, безмолвная красота. Теперь у Марса есть кольца, как у Сатурна.
— Но эта фаза продлится недолго. Ксили может потребоваться сто тысяч лет, чтобы завершить работу. Но с точки зрения геологии или астрофизики, это мгновение ока. И после этого мига Солнечная система превратится в руины, — грубо сказал он. — Мельче, чем в руины. Пыль. Все это. Это будет так, как если бы Солнечная система вернулась к своему рождению, когда не было ничего, кроме молодого Солнца и пылевого диска, которому еще предстояло сформироваться в планеты. Здесь не будет ничего, кроме Солнца, пыли и ксили.
Марсден уставился на виртуальный солнечный свет. — Знаете, я родился на Земле. Я фактически, вырос в Ачинете. Мы не были богаты, у нас не было хороших связей. Но я был привилегированным. Потому что ни один человеческий ребенок никогда больше не будет расти так, как я, под открытым небом. — Он повернулся к Пулу и крепко сжал его руку, Виртуальная плоть прижалась к виртуальной плоти. — Заставь за это заплатить, Майкл Пул. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать тебе инструменты, которые тебе нужны. Заставь ксили заплатить.
Пул пробыл неделю на Хироне.
Он провел время с Фламмарион и Вайнбаумом и их друзьями, все они щеголяли татуировками в виде тетраэдра. Большинство из этих молодых людей уже забыли, что когда-либо существовал какой-то другой мир, кроме этого сердца кентавра, в котором можно было расти, и им не нужно было прощать Пула за то, что он сделал с Землей. Пул надеялся, что часть чувства обновления, которое он получил от этих детей, передастся и его оригиналу, живущему на холодной Земле.
Мириам и Марсден вернулись в Галлию на шестой день. Пул подозревал, что больше никогда не увидит Мириам; не в первый раз, у него были планы, еще не раскрытые. Он чувствовал, что у нее такая же интуиция. Их прощание не было холодным, но казалось поверхностным. Короткое объятие. Потерянное будущее. Они расстались с секретами.
На седьмой и последний день Грантт устроил вечеринку. Пул болезненно назвал это поминками по своему недолговечному виртуалу.
Затем, в тот вечер, наконец настало время для передачи обратно на Землю, для загрузки обратно в его оригинал. Из-за необходимости скрытности выбор времени был довольно строгим, вопрос в непонятных алгоритмах; направления передачи и тайминги должны были быть оптимизированы с минимумом обнаружения, учитывая относительное положение ксили и их известных объектов в Солнечной системе.
И именно благодаря этому анализу перемещений ксили в последнюю минуту эта копия Пула узнала о поразительном новом событии, как раз в тот момент, когда он готовился к своей собственной виртуальной смерти.
По всей Солнечной системе беспрепятственно продолжались великие проекты ксили.
Остался Тайник, источник зондов, убежище для парагонов и создателей пыльной чумы и других сущностей.
Но корабль ксили исчез.
67
3665 г. н.э.
В пятнадцатую годовщину Перемещения Пул и Никола созвали встречу в семейном комплексе на Земле принцессы Элизабет — месте, которое больше не было одним из самых холодных на планете, о чем Пул размышлял с мрачным юмором каждый раз, когда приезжал сюда.
Конечно, ни одно семейное собрание Пулов не обходилось без повестки дня. На этот раз Пул и Никола должны были сделать объявление. Итак, они собрались в гостиной: Майкл, Гарри, Мюриэл — Гэа тоже — все были здесь, и Шамисо Имри. Они сидели с напитками. Гарри вручил Пулу односолодовое виски, в эти дни роботы — редкость, хотя и не такая редкость, как само солодовое виски. Сначала разговор был тихим. Пул совсем немного посидел неподвижно.
Чувствуя себя отстраненным, он подошел к огромным панорамным окнам гостиной.
И, стоя там, мягким, почти беззвучным приказом он запустил в небо виртуальную проекцию.
Майкл Пул поднялся, как камень, брошенный из вазы со льдом. И он посмотрел вниз, на холодную Землю.
Отсюда, сверху, Земля выглядела призрачной в звездном сиянии своего далекого Солнца, чисто белой, абстракцией своей прежней сущности. Но все еще можно было различить ее географию, знакомые очертания континентов, похожих на гипсовые скульптуры, текстурированные замерзшими озерами и горными цепями, и более гладкие равнины, которые покрыли океаны.
И эти бледные пейзажи были нарушены пятнышками зелени. Точками света в темноте. Это были уцелевшие Башни и другие убежища людей — сильно укрепленные и поддерживаемые независимыми источниками питания — и экохабами, как их стали называть, клочками дикой природы, сохраненными потомками поколений эпохи восстановления, которые первыми восстановили эти древние ландшафты столетия назад. В Северной Америке в таких убежищах бродили сбитые с толку бизоны, короткомордые медведи и страшные волки; в реликвиях леса Северной Европы — степные мамонты и шерстистые носороги; в Австралии — огромные вомбаты и сумчатые львы. Жилые дома были даже под океанами, купола из воды внутри утолщающегося льда, поддерживаемые в жидком состоянии энергией инженерных систем.
И если Пул приглядывался повнимательнее, он мог заметить медленное движение транспортных средств по льду. Фары, храбро пробирающиеся сквозь темноту. Даже сейчас, спустя пятнадцать лет после Перемещения, все еще можно было найти разрозненные группы выживших, живущих в более или менее импровизированных гнездах с воздухом и теплом, добывающих замороженный кислород, чтобы остаться в живых. Когда находили и спасали такие тайники с людьми, Пулу всегда вспоминался другой фрагмент из прочитанной им художественной литературы эпохи антропоцена. Ведро воздуха.
Первоначальный драматический жест Пула, открывшего червоточину, чтобы переместить всю Землю и ее население в миллиард человек, был только началом борьбы за выживание, которую, как теперь подозревали все, вероятно, никогда нельзя было считать оконченной. К концу первой недели, после того как закончились сильные снежные бури и небо над Землей прояснилось, температура начала быстро снижаться — среднемировой показатель падал на три градуса и более в день, после первого месяца легко побив рекорды, установленные здесь, в Антарктиде, до перемещения населения. Тем временем, вне поля зрения, замерзание океанов привело к немедленной катастрофе для огромных, с любовью восстановленных китов и другой океанской фауны, которые внезапно лишились доступа к воздуху. И со временем, когда без солнечного света вымер планктон верхних слоев воды, разрушились более широкие пищевые цепочки. Через несколько месяцев или лет вымирание коснулось самых глубоких водоемов.
Люди боролись за выживание. Немедленное затишье было похоже на медленно разгорающуюся глобальную войну, когда толпы беженцев сражались за кров и провизию. В некоторых случаях войны были буквальными, как, например, агрессивное завоевание Исландии, богатой геотермальной энергией, бандой из Северной Европы. Через пять или шесть недель холод сковал всех, кто остался в живых, в тех разбросанных убежищах, которые они смогли найти. Рабочие группы приступили к извлечению тел остальных.
Затем, почти невероятно, всего через два месяца после Перемещения, в воздухе сам по себе начал выпадать дождь. Моря жидкого кислорода скапливались над коркой водяного льда, который сам по себе к тому времени стал твердым, как камень. Эти моря, местами глубиной в несколько метров, в свою очередь замерзли.
И начался азотный дождь...
Повинуясь импульсу, Пул, виртуальный ангел, бросился вниз на планету — в Нью-Йорк, в Центральный парк, куда, как он всегда помнил, однажды отправился Гарри, чтобы увидеть последствия удара атлантического зонда ксили на восточном побережье Америки. Теперь поверхность самого парка, полосы мертвой травы, была скрыта под метрами снега с водяным льдом, застывшего так же прочно, как базальт. Более высокие здания все еще торчали изо льда, разбитые, изломанные, по большей части заброшенные — все еще стоял большой старый купол Парадокса для улавливания углерода — и сугробы азотного снега метровой толщины громоздились у стен темных башен. Изгнанные марсиане смеялись над тем, что азот и кислород, вещества, которые Земля так неохотно отправляла на Марс, теперь лежали повсюду, готовые к употреблению, замороженные для удобства добычи.
Но город выглядел странно красивым, как будто спал под неземным снегопадом.
И он не был мертвым. Над берегами замерзшего воздуха были проложены пешеходные дорожки. Даже сейчас люди передвигались по городу.
Во всех этих ужасах вину сваливали на Майкла Пула.
Расследования были бесконечными. Были требования о проведении судебных процессов, и когда власти отказывались, все равно проводились инсценированные слушания. Сжигались или вешались чучела. Гарри время от времени давал Пулу мрачные сводки о том, сколько попыток убийства было предотвращено за последнее время, а также просил Пула держаться подальше от посторонних глаз. Иногда Пулу казалось, что люди как будто забыли о ксили, которые в первую очередь побудили его предпринять это действие.
Однако никто не был так критичен к Пулу, как сам Пул. Было ли, в конце концов, что-то, что он упустил? Какой-то способ спасти мир, кроме как погрузить его в эту глубокую заморозку? Он чувствовал себя так, словно постарел. Старый и одинокий, независимо от того, кто был с ним. Ему было сорок четыре года.
Между тем, прошло пятнадцать лет, а температура все еще падала. Чем толще морской
лед, тем медленнее происходит потеря тепла и тем более постепенным является общее снижение температуры на планете. Но утечка тепла не прекратилась бы до тех пор, пока Земля не приблизилась бы к температуре межзвездного пространства, всего на несколько градусов выше абсолютного нуля: температура, установленная слабым послесвечением самого Большого взрыва.
Во Вселенной не было ничего холоднее. Человечество жалось друг к другу, чтобы согреться.
Пул поднялся выше. Зависнув в космосе, он отвернулся от планеты и уставился в небо облака Оорта. На звезды — жесткие, яркие и неуютные звезды здесь, на краю межзвездного пространства. Его отвлек проблеск света, вспышка на фоне терпеливых, немигающих звезд.
Вероятно, это была одна из колоний ловцов солнца, странных, отдаленных сообществ, которые переселились сюда задолго до появления ксили в Солнечной системе — изолированный, замкнутый народ, живущий за счет ресурсов кометных ядер, собирающий настолько слабый солнечный свет, что требовался зеркальный парус шириной в километр, чтобы отражать достаточно тепла для согрева ладони своей руки. Они могли быть застенчивыми, но после Перемещения осторожно стеклись на внезапно оказавшуюся в затруднительном положении Землю. Подобно уже присутствующим на Земле марсианским беженцам, они знали холод и то, как его пережить. Все это было пятнадцать лет назад.
Пятнадцать лет. Пул знал, что любая годовщина на Земле теперь была чем-то абстрактным. У Земли все еще был свой день; она продолжала вращаться вокруг собственной оси. Но Солнца не было, и год был просто абстрактным интервалом. Тем не менее, люди почти одержимо считали дни и складывали их в годы, и отмечали годовщины, подобные этой, пятнадцатой со дня перемещения.
