Средневековая история 5. Граф и его графиня

— нет, если бы не я, они бы не прыгнули... ты могла бы быть счастлива с Александром...

Лиля на миг прикусила губу.

— Неважно. Это прошлое. Если человек поддался один раз — он и второй раз бы поддался. А где и когда — не угадаешь. Сделанное — сделано. Не стоит жалеть.

Ганц опускает веки. Он знал, что она так скажет, он так хорошо узнал ее за эти годы — и столько осталось неразгаданного...

— И... в нашей спальне, в моем ящике комода — шкатулка. С голубой крышкой. Ты так ни разу туда не заглянула...

— Надо было?

— после моей смерти. Там письмо, прочитай, пожалуйста. И прости меня за все.

Лиля касается запавшей щеки.

— Это ты прости меня, если что-то было не так.

— Уже давно простил. Когда родился наш первенец... ты позаботишься о них? А я присмотрю... снизу.

Лиля зашипела кошкой, что явно развеселило умирающего.

— Ладно, сверху. Но присмотрю. Позови ко мне патера?

— Кенет ждет за дверью.

— и не забудь. Шкатулка — после моей смерти.

Лиля надулась. Муж, увы, слишком хорошо знал ее. Она бы заглянула туда сейчас.

А ровно через два часа Ганца не стало. Он исповедался патеру Воплеру, еще раз попрощался с женой и детьми — и принял яд.

Ночью Лиля открыла шкатулку. Письмо было очень коротким.

Моя любимая, драгоценная, упрямая, несносная жена.

Я знаю, ты сейчас плачешь обо мне. Не надо.

Я не знаю, сколько мне суждено прожить, это письмо я написал в ночь после рождения дочери. Я люблю тебя. Я редко говорил об этом, но я был счастлив, поэтому ни о чем не жалей. Если я попросил тебя прочитать это письмо — я не лгу. Иначе я попросил бы сжечь его.

Спасибо тебе за тепло, за уют, за детей... и позволь покаяться в грехе, который я не раскрыл бы и альдону.

Ты помнишь ту ночь, когда был зачат Джайс? На следующий день меня вызвал его величество.

Вас видел лакей, он же донес королю. Эдоард оказался мудр. Он поручил мне убрать лакея — и заняться тобой. Он правильно понял, что между тобой и Ричардом возникло... нечто. Если вовремя плеснуть на угли водой — мы могли рассчитывать пригасить это пламя. Если же нет...

Ты помнишь ту политическую обстановку. Даже сейчас, после моей смерти...

Я не знаю, свободен Ричард или нет, но прошу тебя никогда не становиться королевой. Фавориткой — возможно. Подругой, любовницей, даже любимой, но не женой короля. Иначе это всколыхнет королевство. Это моя последняя просьба к тебе.

Мне тяжело это писать, но выбора у меня нет. Ричарду подсунули принцессу, а я стал утешать тебя. Я не знал, что полюблю, что буду счастлив... это не оправдание.

Но я знаю твою душу. Ты — простишь. К тому же, надеюсь, я был не худшим мужем, моя любимая.

Здесь я могу написать это — и рука у меня не дрожит.

Мы с Эдоардом играли чужими судьбами. Он — больше, я меньше, но заплатить за это придется. Надеюсь, что только собой и это не коснется моих детей, как коснулось его.

Если ты сможешь быть счастливой после моей смерти — постарайся сделать это. Я знаю, тебе было со мной хорошо, или хотя бы не было плохо. Ричард — хороший король и за его плечом тебе будет так же уютно.

Будь счастлива, родная моя. Прощай — и не сердись на меня.

Всегда твой, Ганц.

* * *

Лиля вздохнула, стерла с ресниц слезинку... почти два года после смерти Ганца она ходила, как ледяная дева. И в том, что она оттаяла, есть заслуга Ричарда.

Давным-давно, почти тридцать лет назад, они стали любовниками. Потом расстались — и опять вернулись к этому.

Ричард действительно предлагал ей корону, но женщина отказалась и осталась фавориткой. Это терпели. Более того, дети Ричарда, поняв, что она никоим образом не претендует ни на место их матери, ни на власть, ни на деньги — тоже приняли ее. Как женщину, которая любит их отца. Как человека, который скрашивает жизнь королю. Нельзя сказать, что они любили друг друга, но уважали и дружеский нейтралитет сохраняли.

А она... она опять была счастлива.

Ей повезло в этой жизни.

У нее любимое дело, которое будет жить и после ее смерти.

Замечательные дети.

Умные хорошие внуки.

Она была замужем за достойным мужчиной. За мужчиной, достойным этого звания.

Более того, на ее пути встретился Ричард. Сейчас они вместе — и тоже счастливы. А кем назовут ее потомки?

Дианой де Пуатье?

Франсуазой Скаррон?

Разве это важно?

Она хотела счастья — она его получила.

Да, оно своеобразное, не такое, как у многих, но ведь и она такая одна — переселенка во времени и пространстве.

Придут ли за ней другие? Неважно.

Когда-нибудь она напишет свою историю для потомков — и расскажет правду. Но не сегодня. Больше она не собирается ни о чем думать! Она едет к Ричарду в гости.

Лиля решительно поставила перо на подставку и отправилась переодеваться. Благо, стараниями модного дома Мариэль это можно сделать почти без служанок.

И попросить оседлать Лидарха-младшего.

Возраст?

Время?

Пространство?

Мы подвластны им настолько, насколько позволяем. А если кто-то хочет жить, любить, радоваться жизни и быть счастливым — ему не бывает преград.

Лиля улыбнулась вечернему небу.

Я люблю тебя, мир. До безумия. Нежно. Навечно...

И легкий ветерок, как благословение, взъерошил ее волосы.

Я тоже люблю тебя, дитя мое. Будь счастлива...

Пост-эпилог.

Двести лет спустя.

Ативерна. Лавери. Большой Королевский Музей.

Выставка восковых фигур. И учительница ведет серьезных и невероятно сосредоточенных детей, которые послушно построились в колонну по двое. Перед входом в музей внимательно оглядывает своих героев.

— Том, сними берет. Лили, переплети косу, а то у тебя бант выбился. Все помнят, как себя надо вести?

Дети вразнобой кивают.

Руками фигуры не трогать, по музею не разбредаться, не орать, слушать экскурсовода...

Растрепанная девочка с золотистыми волосами быстро переплетает косу. Все, теперь нормально. А то когда волос много — они так и норовят выбиться наружу. Мордяхи сияют предвкушением нового и неизведанного. Их класс лучший в этом месяце, и награда — поход на выставку. Сейчас там фигуры эпохи Зарождения.

Экскурсовод с улыбкой смотрит на детей.

— Доброе утро.

— Доброе утро, — вразнобой отвечают малыши. Хотя не такие уж и малыши, им уже по семь лет. Вполне самостоятельные личности.

— Сегодня у нас выставка наиболее заметных персонажей Эпохи Зарождения. Когда она у нас началась? — начинает экскурсовод. Это совсем молодая девчушка, это ее выпускная практика. И ей важно именно заинтересовать детей. Что может быть важнее истории родной страны? Поэтому девушка заметно волнуется.

— Двести лет назад, — откликаются дети.

— Абсолютно точно. Тогда в Ативерне правил его величество Эдоард Восьмой. Именно в его правление началось то, что мы называем развитием. В те времена школ не существовало. Существовали гильдии. Там работали мастера, они брали себе подмастерьев, и дети вроде вас вынуждены были работать на них за кров и пищу. Часто им не давали и того, они болели, умирали...

Детские личики становятся грустными.

— Чтобы стать членом гильдии требовалось заплатить взнос и сдать экзамен. Но мастерам не нужна была большая конкуренция, очень часто человек мог всю жизнь прожить подмастерьем. Или его могли насильно закабалить, дать денег в долг, начислить на них большие проценты... одним словом — вырваться из замкнутого круга было очень нелегко. Больниц тогда тоже не существовало. Медицина была весьма и весьма неразвита.

Один из мальчиков поднимает руку.

— Мы на уроке читали пьесу 'Больной обманщик'. Там доктора лечили или слабительным, или снотворным, или кровопусканием. Это правда?

Девушка улыбается — и в ответ ей такой же улыбкой зажигаются детские глаза.

— Почти. Были, конечно, травницы, но их было мало. Считалось, что все они шильды и дочери Мальдонаи. Гильдия докторусов не терпела конкуренции.

Дети понимающе кивают. Все они учатся в специальной школе с медицинским уклоном. И перевязывать раны, ухаживать за больными, помогать лекарям составлять лекарства их учат с шести лет. Все они знают, что нет профессии почетнее — и все мечтают стать лекарями.

— Эдоард Восьмой оказался первым, кто принялся бороться с этой системой. Разумеется, эито многим не понравилось. Против него устраивали заговоры, его хотели свергнуть...

Дети смотрят на фигуру пожилого человека с серьезным лицом. Мужчина одет в роскошные одежды, на голове поблескивает простая корона ативернских королей... художнику удалось передать выражение этого лица.

Спокойствие и усталость. И грусть в уголках глаз.

— Именно при нем была организована гильдия лекарей. И самое интересное, что ее главой был назначен иноземец. Великий ученый из Ханганата Тахир Джиаман дин Дашшар. Он вынужден был бежать из родной страны — и нашел пристанище в Ативерне, где был оценен по достоинству. Его величество ласково принял ученого при дворе, а в те времена это было немало. А Тахир Джиаман дин Дашшар вылечил короля от нескольких болезней. Его перу принадлежат труды по анатомии и патологии. Именно дин Дашшар, когда умер, первым завещал свое тело ученикам — для опытов. Он считал, что нельзя узнать от чего болеет человек, не зная, что внутри у человека. Потом это стало почти традицией в гильдии лекарей. А кто был вторым главой гильдии?

— Барон Джеймс Донтер, — вразнобой отвечают дети.

— правильно. Пойдемте, я покажу вам их фигуры.

Дети послушно направляются за экскурсоводом. По дороге девушка продолжает рассказывать.

— Именно Тахиру дин Дашшару Эдоард Восьмой обязан тем, что прожил долгую жизнь и даже успел увидеть внуков. Тахир был знаменитостью в те времена, достоверно известно, что его величество Гардвейг Двенадцатый, правитель Уэльстера, переписывался с мудрым лекарем и считал незазорным исполнять все его советы и рекомендации.

— Это же лекарь! — фыркает кто-то из детей. — Глупо его не слушаться.

— Балбес, — звучит второй голос. — А если тебе кровопускание пропишут или аконитом полечат? Тогда же многого не знали...

Экскурсовод переглядывается с учительницей и обе улыбаются. Именно учительница попросила провести экскурсию именно так. Рассказать о тех, кто имеет отношение к медицине. Этим детям пока неважны заговоры и политичские течения. Им надо знать, кто положил начало их профессии. Вот через два-три года, когда им начнут читать политику и искусство интриги, им будет интересно послушать и о другом. О заговорах, которые росли грибами в царствование Эдоарда. О заключенном секретном договоре с Гардвейгом, согласно которому королевства должны были скреплять дружеский союз браком не реже чем раз в два поколения, но строго следя за генетикой. Наследственные заболевания штука такая...

Тахир Джиаман дин Дашшар выглядит совсем живым. В традиционной белой одежде ханганов, с чисто выбритым подбородком и улыбкой на губах, он сидит за столом и держит перо, словно мужчина приготовился записать какую-то важную мысль.

— Как видите, в те времена борода считалась признаком возраста и была важна для ханганов. Но Тахир дин Дашшар первым открыл, что с волоском в рану может попасть грязь. И сбрил бороду. Именно при нем появилась первая фыорма лекарей, вот она рядом, на кукле, — показывает экскурсовод.

Форма действительно удобная. Простые брюки и рубашка из некрашеного полотна для мужчин, свободная юбка для женщин. Исключение составляют головные уборы.

Лиле никогда не нравились колпаки, поэтому она в свое время предложила нечто вроде банданы для мужчин — и платка, полностью закрывающего лоб и волосы для женщин.

Несколько карманов, все очень удобно и функционально.

— рядом мы видим его преемника, барона Джеймса Донтера. Именно Джеймс заложил основы фармакологии, составил несколько травников, которыми пользуются и до сих пор, снаряжал экспедиции на поиски новых растений... для своего времени он был выдающимся биологом и химиком.

— А я читал, что он был травником?

— Правильно, — улыбается экскурсовод. — Из-за интриг мать барона была вынуждена бежать и найти приют среди простых людей. Ее приютила деревенская травница — и мальчик вырос ученым.

Дети кивают. И слушают истории про медицину, про знаменитых учеников дин Дашшара, про учеников достопочтенного Донтера, про то, что до сих пор все в его семье получают медицинское образование, про первую женщину-лекаря...

— Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон Тримейн, — экскурсовод подводит детей к восковой фигуре. Женщина изображена непринужденно сидящей в кресле. Она откинулась на подлокотник, пальцы вертят простой медицинский скальпель, на губах играет улыбка — и детям кажется, что она о чем-то размышляет. Длинная светлая коса тянется чуть ли не до пола, посверкивают зеленые камни в ушах и на шее женщины.

— Это очень неоднозначный персонаж нашей истории — девушка невольно понижает голос. — Графиня Лилиан после потери ребенка стала первой ученицей знаменитого дин Дашшара. Именно она настояла, чтобы лекарскому делу обучали и девочек и мальчиков. Она щедро жертвовала на больницы и школы. А еще была выдающимся хирургом. Надо сказать, ей во многом повезло.

— В чем? — удивляется детский голос. Экскурсовод послушно принмиается рассказывать.

— Лилиан Иртон была необычайно образованной женщиной для своего времени. Она много читала, сама писала рассказы, сказки, она же когда ей в руки попали старые свитки с лекарской мудростью, сумела перевести их и сберечь. И отдать в руки тем, кто действительно смог оценить всю важность открытия. Сама же попросилась в ученицы к великому лекарю дин Дашшару.

— А кружево и стекло Мариэль...

— Да, этим занималась семья графини и ее мужа. В те времена считалось недостойным дворянина торговать или заниматься производством. Но Иртоны выбились из этого ряда. Несколько поколений графов Иртон занимаются торговлей, им же принадлежит честь открытия микроскопов, телескопов...

Век развития вообще подарил нам много интересного. Компасы, меридиан, множество знаний, были открыты новые земли за океаном...

— Их открыл Эрик Торвссон, — правда?

— Да, правда. В свое время, отважный вирманин с командой предпринял путешествие за океан. Он открыл там неизвестную до того времени землю, названную ее жителями Алилен, то есть — любимый дом. Разумеется, для них вирмане были в новинку. И Эрика принимали там, как короля. Королем он и стал, женившись на принцессе Тиаль.

— а я слышал, тогда чуть не началась война?

— Да, молодой человек, вы правы, — соглашается девушка. — Тогда возник серьезный спор. Вы сами знаете, что все мы верим в Альдоная, но жители той земли не знали истинного бога. И тогда возник спор, едва не расколовший континент на две части. Авестерцы и эльванцы считали, что если люди не верят в Альдоная, то она почти животные. И поступать с ними надо так же. Земли присоединить, людей обратить в свою веру или уничтожить.

— А я знаю! Тогда образовался союз пятерых! — выкрикивает еще один мальчик. Своеобразный разрез глаз отчетливо говорит о его родстве с жителями Алилен.