Слезы снова потекли по его щекам, и он поспешно вытер их.
— После моего дня рождения мы внимательно следили за тобой, — сказал Сириус, наблюдая за своим другом. — Мы наблюдали за всеми признаками. Твоей силой, головной болью и медленными движениями — и, когда, как раз перед полнолунием, ты пошел "домой": мы знали.
— Мы пробрались под мой плащ-невидимку и последовали за тобой в больничное крыло. Мы последовали за мадам Помфри, которая завернув тебя под этот большой плащ, и повела через территорию к дереву Гремучей ивы. Она обездвижила дерево своей палочкой, ударила по чему-то в проходе и вы двое исчезли под ним. Через пятнадцать минут она вышла одна, — объяснил Джеймс.
Слезы текли по его щекам, и он попытался вырваться из рук своих друзей, но они схватили его, лежа на его теле, чтобы удержать его на месте.
— Прости, что я солгал вам! — воскликнул он, борясь под ними. — Я чудовище! Дамблдор знает. Он посадил для меня дерево, чтобы я мог убежать от людей и защитить их! Я... я посмотрю, смогу ли я получить новую комнату!
— Новая комната? — в замешательстве спросил Сириус. — Зачем тебе новая комната? Это то, что под Ивой?
Джеймс посмотрел на Сириуса и снова повернулся к Римусу.
— Мы все еще хотим, чтобы ты был в нашем общежитии, Рем.
Римус посмотрел в карие глаза Джеймса.
— Что? Ты хочешь жить в одной комнате с отвратительным злобным монстром?
Джеймс выглядел потрясенным.
— Римус! Как ты смеешь так грубо говорить о Пите! Ты ведь знаешь, как он чувствителен к своему гневу!
Питер естественно пожал плечами.
— Не заставляй меня злиться. Я превращусь в большую зеленую машину для убийств.
Сириус рассмеялся.
— Отсылка к Халку, мило, — сказал он, ухмыляясь Питеру. — О чем мы бы никогда не узнали, если бы ты не показал нам свою коллекцию маггловских комиксов, Рем.
Римус уставился на них троих. Они просто шутили, как обычно. Как будто только что не была сброшена огромная бомба.
— Что, мать вашу, не так с вами тремя? — взорвался Римус, оттолкнув их и вскочив на ноги, его глаза сверкнули гневом. — Ты только что узнал, что я проклятый оборотень! Ты хоть представляешь, насколько я опасен? Я проклятый монстр!
— Ты просто похож на Рема. — просто сказал Сириус.
Гнев Римуса мгновенно улетучился.
— Тебе... тебе все равно?
Джеймс ухмыльнулся ему.
— Мы уже знаем, какой ты классный, и смешной, и умный, и серьезный друг, настоящий гений шуток, но теперь мы знаем и твой секрет. Так что иногда ты можешь быть опасным. Ты оборотень. Так что, блядь?
— Но... но я болен! — пробормотал он.
Сириус закатил глаза.
— Ты собираешься укусить кого-нибудь из нас во сне?
— Что? — растерянно сказал Римус. — Нет, зачем мне...
— Вот именно, — сказал Сириус, ухмыляясь Питеру.
— Разве Джейми только что не сказал, что он умный?
Питер пожал плечами.
— Может быть, он потерял несколько клеток мозга, когда мы повалили его на землю. — Джеймс широко ухмыльнулся и потянул Римуса обратно на пол пещеры, где они вчетвером прижались друг к другу. — И для протокола, Рем, мы не думаем, что ты монстр. Ты просто Римус. Наш лучший друг.
Сириус вдруг захихикал, удивлённо прикрывая рот рукой.
— Мерлин! Рем, я только что понял!
— Что понял? — осторожно спросил Римус. Он все еще был в полном шоке от того, что трое просто приняли его, как если бы он был нормальным.
— Твое имя... приятель, ты должен был стать волком.
— Что?
— Римус Люпин, оборотень! Приятель, твое имя практически означает Волк Джон Волк! — сказал он, смеясь.
Питер ухмыльнулся, смех вырвался у него изо рта.
— Мерлин! Сириус, ты прав!
Римус просто смотрел на них, пока они все смеялись.
— Меня зовут Волк Джон Волк, и я вою на луну, — сказал он, широко улыбаясь.
— Сукин сын.
Глаза Джеймса стали серьезными, когда он обнял друга за плечи.
— Эй, Рем, ты, я имею в виду, когда ты знаешь трансформацию и все такое, ты всегда один?
— Конечно, я один! — воскликнул Римус, широко раскрыв глаза от шока. — Я бы причинил кому-нибудь боль, Джейми! Я бы, наверное, убил их! Я даже... я бы даже не вспомнил об этом!
Джеймс кивнул.
— Но только людям, верно?
Римус выглядел сбитым с толку.
— Что? О чем ты?
Легкая полуулыбка появилась на лице Сириуса, когда он посмотрел на Джеймса.
— Джеймс, ты действительно крайне хорош!
Питер посмотрел на них троих в полном замешательстве.
Джеймс улыбнулся Римусу.
— Оборотни не кусают животных.
— О чем ты, Джейми? — раздраженно сказал Римус.
— Я превращаюсь в неуправлемого волка! Я могу вырвать глотку любому животному, если захочу!
— Нет, — сказал он, широко улыбаясь. — Я имею в виду, если вы укусите животное, скажем, кролика, например, они не превратятся в гибрид кролика и волка.
— Ну, очевидно, нет, — осторожно сказал Римус, удивляясь, почему его друг задает такой глупый вопрос.
— Я имею в виду, что кролик, вероятно, был бы мертв, но нет, он не стал бы оборотнем.
— Животные в безопасности.
Питер все еще выглядел сбитым с толку.
— Значит, Римус может быть рядом с другими животными, когда превращается в оборотня, ну и что?
Сириус хлопнул Питера по спине, сжав его плечо.
— Именно то, что говорит Джеймс, Пит.
Он ухмыльнулся Римусу.
— Если бы мы все были животными, тебе не пришлось бы быть одному.
Джеймс кивнул.
— Именно так.
Римус не знал, что сказать. Все трое широко улыбались ему с любовью и восхищением, и он никогда не чувствовал себя так хорошо за всю свою жизнь.
— Вы... вы хотите быть животными, чтобы я не был один?
Джеймс ухмыльнулся.
— Да. Мы научимся становиться анимагами.
— Звучит здорово! Джеймс, ты не знаешь, если мы выберем наше животное? Я думаю, я хотел бы быть чем-то очень фантастическим, как огнедышащий мать его дракон!
— Сириус, будь реалистом! Как бы мы могли тайно тусоваться с Римусом, если бы ты был драконом? — сказал Джеймс, закатывая глаза. — Хотя это было бы блестяще!
Питер ухмыльнулся.
— И тебе не нужно выбирать, Сириус. Мой дядя Дон — анимаг и ворон. Он сказал, что лучше всего летать.
— Асы! — воскликнул Сириус. — Я почти уверен, что в кабинете моего отца есть старая книга о превращениях анимагов. Я найду ее, когда приду домой на Рождество.
Джеймс с ухмылкой хлопнул себя по ладоням.
— Отлично! Не могу дождаться начала.
— Ты... ты действительно сделаешь это для меня? — в шоке спросил Римус, глядя на них широко открытыми глазами. — Предполагается, что стать анимагом невероятно сложно и болезненно. На это могут уйти годы! Ты не продумал это до конца", — настаивал он, поднимая руки к своим волосам и заставляя их вставать дыбом, когда он выглядел еще более измученным.
Сириус и Джеймс просто улыбались, пока Сириус говорил.
— Это для тебя, Рем, нам не нужно об этом думать.
Джеймс ухмыльнулся Сириусу.
— Может быть, ты мог бы быть грифоном, они довольно величественны!
Питер рассмеялся.
— Также трудно молчать на территории школы. Я хотел бы быть жирафом.
— Ты просто хочешь быть выше, карлик, — сказал Сириус, расстегивая мантию-невидимку Джеймса и накрывая ею всех четверых. Будучи самым старшим в тринадцать лет, он также был самым высоким из четверых.
Питер вздохнул.
— Да, было бы здорово быть побольше.
— Нам всего двенадцать, Пит, наберись терпения, — сказал Джеймс, смеясь. — Оооо, как здорово быть львом или гигантским медведем?
— Злюка, — сказал Питер, утягивая Римуса под плащ. — Пошли, Римус, нам нужно вернуться в общежитие, комендантский час уже давно прошел.
Римус переместился под плащ со своими друзьями.
* * *
Его друзья.
Они приняли его.
Он никогда не чувствовал себя более нормальным мальчиком за всю свою жизнь.
Он смотрел на восход солнца в саду за его домом четырнадцать лет спустя и выливал остывшую чашку чая. Трое из них изменили свою жизнь ради него. Они так усердно работали, чтобы провести исследование.
Сириус нашел книгу и принес ее в школу после зимних каникул. Они потратили месяц на исследование, и Сириус очаровательно расспрашивал МакГонагалл о том, каково это — стать кошкой. Минерва, казалось, всегда питала слабость к Сириусу. Ему даже удалось получить от нее баллы за умные вопросы и внеклассную работу в школе.
Была середина февраля, когда они наконец согласились начать зелье.
Питер, один из лучших студентов факультета на гербологии, убедил профессора Спраут дать ему несколько листьев мандрагоры. Они должны были держать лист мандрагоры во рту целый месяц, в том числе во время еды и сна. Питер был великолепен в этом, но Сириус пригрозил, что его вырвет при первом же вкусе листа на языке. Джеймс был безразличен, сосал толстый мокрый лист, как будто это была конфета. Целый месяц они преданно сосали их листья, ни разу не вытащив их изо рта.
К концу месяца Джеймс взял на себя ответственность найти свежую росу на траве. Хитрость заключалась в том, что он должна была быть свежой и не подвергаться воздействию ни человеческих ног, ни солнечного света в течение целой недели. Расспросив Хагрида о том, где он может найти такую вещь, Хагрид предложил Запретный лес. Джеймс, накинув на себя мантию-невидимку, улизнул после тренировки по квиддичу и нашел тайник посреди леса. Питер четыре дня после этого заикался о своей храбрости, а Сириус закатывал глаза и дразнил его за то, что он преклонялся перед Джеймсом.
Сириус, который был в довольно дружеских отношениях с Лили Эванс, убедил ее очаровать профессора Слагхорна, профессора, безмерно обожавшего Эванс, и позволить ей позаимствовать несколько ключевых ингредиентов из его запасника зелий. Сириус избегал говорить ей, для чего они нужны, только вскользь, потому что она подозрительно посмотрела на него, когда он сказал ей, что они практикуют несколько зелий, чтобы подготовиться к экзаменам.
Джеймс варил зелья. Из четверых он лучше всех разбирался в зельях. Они решили спрятать его в пещере за зеркалом на четвертом этаже. Насколько они знали, никто больше даже не знал о пещере. Было темно и сыро, и зелье нужно было любой ценой беречь от солнечного света, так что это казалось идеальным местом.
Наконец, когда в июне выглянула полная луна и когда мадам Помфри утащила Римуса под Гремучую иву для его трансформации, Джеймс, Сириус и Питер прокрались к Астрономической башне под мантией-невидимкой Джеймса, чтобы плюнуть листьями мандрагоры в прозрачный флакон, прямо под яркими лучами полной луны.
Питер осторожно разлил зелье в три отдельных сосуда, и они добавили в каждый свои флаконы.
Следующая часть была самой сложной, Римус вспомнил, как им приходилось ждать подходящей грозы, особенно удара молнии.
Прошли месяцы, но они все еще ждали, когда, наконец, в начале третьего года грянула буря, которую они ждали. Они были в середине истории магии, когда раскат грома сотряс комнату.
Сириус тут же вскочил на ноги.
— Профессор, можно мне в туалет?
Профессор выглядел слегка сбитым с толку, но кивнул, и Сириус поспешил покинуть комнату. Питер уколол себе палец пером и показал свою окровавленную руку в качестве предлога, чтобы пойти в больничное крыло, а Джеймс просто настоял на том, чтобы пойти со своим другом. Римус вспомнил, как они втроем вбежали в комнату в общежитии незадолго до обеда, широко улыбаясь.
Они сделали это. Для него. Они были готовы к трансформации.
Джеймс добился успеха первым, две недели спустя. Каждый день на рассвете они повторяли заклинание "Amato Animo Animato Animagus", а каждую ночь на закате они повторяли слова снова, пытаясь изменить свое тело, и каждый день ничего не происходило. Но потом начались признаки. Сначала у Джеймса появился мягкий белый мех, который, казалось, рос вокруг его рук, ног и шеи; его уши слегка навострились, когда он снова и снова бормотал заклинание. И вдруг очаровательный белый олененок, спотыкаясь о собственные ноги, гарцует по спальне мальчиков.
Ему потребовалось полтора часа, чтобы понять, как вернуться назад в человеческий облик. Но после еще шести попыток Джеймс освоил это. Он был белым оленем.
Следующим был Сириус, всего через несколько дней после Джеймса. Его черные волосы, казалось, утолщались и становились мягче, растекаясь по коже, его нос становился все длиннее и больше напоминал морду, а уши становились длинными и висячими, прежде чем крошечный черный щенок немецкой овчарки взволнованно тявкнул и погнался за олененком по комнате.
Римус вспомнил, как сильно он смеялся при виде их.
Питеру потребовалось еще две недели, чтобы освоить его, но когда он превратился в крошечного розового крысенка, Римус в изумлении подхватил его на руки.
Они действительно сделали это.
И они сделали это для него.
На освоение трансформаций у них ушло почти полгода. Они практиковались ежедневно, и чем больше они тренировались, тем больше их животные превращались в мальчиков, которых они представляли. К октябрю своего пятого года они, наконец, освоили интенсивную трансфигурацию, став полностью взрослыми анимагами. Джеймс, величественный белый олень; Сириус, неряшливый черный пес; и Питер, коричневая пушистая крыса.
Римус прислонился головой к оконному стеклу. Он не просил их сделать это, но они попросили. Он не просил, чтобы Сириус был с ним, когда он трансформировался с тех пор, как вернулся, у него был Гарри, и он это понимал. Но теперь... мысль о том, что он сможет быть самим собой, когда оборотень возьмет верх... это было ужасающе. Хотел ли он быть Римусом Люпином, когда он мог смотреть на себя как на монстра, которым, как он боялся, он был, и действительно помнить каждый момент, запертый в разуме существа? Хотел ли он этого? Но в то же время, если бы он мог выглядеть как существо, но быть Римусом Люпином, которым он хотел быть... он в отчаянии ударил рукой по окну.
Его выбрали для Гриффиндора, факультета храбрых сердцем. Он не был бы трусом. Он последует примеру своих друзей и без сомнения знал, что делает это не только для себя, но и для Сириуса.
Он снова посмотрел на фотографию четверых из них и выругался себе под нос.
Он выпьет проклятое зелье.
И оттуда он увидит, что произошло.
Глава 29: Эпизод с серией неудачных событий
Римус готовил завтрак на кухне, когда на следующее утро Сириус с Гарри спустились вниз. Сначала он почувствовал запах бекона, и Гарри радостно бросился на кухню и завопил от восторга при мысли о французских тостах и беконе на завтрак.
Сириус смотрел, как Римус целовал и обнимал Гарри говоря доброе утро, прежде чем вернуться к готовке. Он взял чашку чая, которую протянул ему друг, и сел за кухонный стол, медленно прихлебывая.
— Ты был прав, — осторожно сказал Римус, доставая последний кусок бекона из сковороды.
— "Мне немного страшно".
— Рем...
— Нет, — сказал Римус, перебивая Сириуса.
— "Позвольте мне получить это."
Когда Сириус кивнул, он осторожно выложил на три тарелки бекон с толстыми ломтиками французских тостов.
