Фура наложила свинцовую пластину на поврежденную трубу и прошлась вдоль нее, сворачивая ее по окружности трубы, как рукав. — Этот человек, возможно, был на одном из двух кораблей, которые мы только что уничтожили.
— У меня такое чувство, что он из тех, кто выживает, даже когда мужчины и женщины вокруг него умирают.
— Тогда мы придерживаемся одного мнения, Разер. Я взяла тебя в свою команду, и мне совсем не нравится, что тебя причисляют к остальным. Ты не имеешь никакого отношения к кораблям, которые я обобрала по пути в Колесо Стриззарди и обратно, или к тому скандалу, который мы устроили с квойнами. — Закрепив пластину на месте и обмотав ее вокруг трубы, насколько это было возможно, Фура вытащила три стягивающихся зажима, чтобы затянуть заплату на концах и посередине, что было лучшим, что она смогла сделать. Когда она занималась этим делом, у нее совершенно не дрожали пальцы, что, по ее мнению, полностью соответствовало потребности глоуи в самосохранении. — Пока есть время, я собираюсь написать письмо, в котором объясню твою невиновность и то, что тебя следует рассматривать как заложника. Если ты согласишься с этой историей, они будут относиться к тебе справедливо.
— Я бы не стал тратить ваши чернила, капитан. Они ни к кому из нас не будут относиться справедливо, и особенно к тем, кто был свидетелем нападения на капитана Уэрранвелла. Пожалуйста, не пишите это письмо. Я бы предпочел, чтобы вы потратили свое время на то, чтобы заставить оружие работать.
Она отодвинулась, чтобы осмотреть свой ремонт. Он был далеко не паропроницаемым, но если бы смог выдерживать некоторое давление, это позволило бы пушкам работать немного дольше. Но она до самого последнего момента не решилась испытывать судьбу, подвергая его давлению.
— Разер, я все равно хотела бы, чтобы ты вернулся внутрь. Против всех абордажников будем ты, я и Тиндуф, и я думаю, было бы неплохо, если бы у тебя в руках был арбалет.
Она услышала скрежет от усилий, когда он нажал на рычаг, возвращающий смотровую обратно в корпус. В последний раз взглянула на свою самодельную работу, а затем пошла доставать оружие ближнего боя.
Линия, по которой они ехали, проходила в квартале от бара Куэлла, но по другую сторону квартала высоких зданий, которые закрывали возможный вид на само заведение. Для безопасности, на случай, если вокруг бара будут слоняться наблюдатели, Рэкамор попросил их задержаться еще на одну остановку. Это привело их к краю городского сада, окруженного высокой оградой: один из тех зеленых уголков, которые Адрана заметила с более высокой точки хаба.
Они вышли из вагона, осторожно опустив коробку со щелкунчиком на обочину, а затем всей компанией прошли через главные ворота в сад. Внутри были извилистые каменные дорожки, несколько прудов с лилиями, декоративные мостики и слегка проржавевшая эстрада для оркестра, теперь побелевшая от скопления голубиного помета. Вдоль дорожек и прудов, наполовину заросших лозами, были расставлены странные массивные статуи, которые Адрана приняла за работы какого-то восторженного, но заблудшего местного художника.
Примерно в центре парка Рэкамор заметил чайный домик с металлическими стульями и столиками, расставленными под зонтиками, и предположил, что это подходящее место для ожидания Адраны и Меггери, пока он занимается Куэллом. Адрана согласилась. Они были не единственными, кто следил за своим багажом, так как некоторые столики уже были заняты путешественниками, которые либо только что выехали из отелей, либо ожидали, пока им приготовят номера.
Они заняли столик под одним из зонтиков, и Рэкамор вернулся с подносом, на котором был кофе и несколько маленьких пирожных с глазурью и миниатюрными флажками на них. Он скривил губы. — На те деньги, которых мне это стоило, дорогие коллеги, вы могли бы обедать в Мазариле целую неделю.
Адрана отхлебнула кофе, и ее новенький металлический палец звякнул о фарфор. — Вы преувеличиваете.
— Совсем немного. Никто дальше не знает, как правильно ценить квойн, так каков же рациональный ответ? Безудержная инфляция. — Он одним глотком допил кофе, проглотил пирожное и встал из-за стола. — Я вернусь примерно через час. Обязательно угощайтесь, но постарайтесь не израсходовать все наши запасы до моего возвращения.
Повинуясь какому-то импульсу, Адрана протянула руку и коснулась его рукава. — Будьте осторожны, Бриска.
Он понизил голос и ободряюще улыбнулся. — Я не собираюсь проявлять неосторожность. И не собираюсь рисковать. Слишком многое поставлено на карту.
Засунув коробку со щелкунчиком под стол вместе с остальным багажом, Адрана смотрела, как Рэкамор уходит и огибает один из прудов. Когда он проходил мимо одной из статуй, увитых лозами, у нее возникло смутное ощущение, что та пошевелилась, реагируя на его присутствие. Однако движение было таким едва уловимым и мимолетным, что она предположила, что его легко можно было бы объяснить циклической игрой света, падающего из оконных панелей.
— У меня болят кости, — сказала Меггери.
— У меня тоже. Но я не так давно была на Малгрейсене, и мы также посетили несколько вещниц с глоталками внутри. А вы давно не были на мире?
— Целый год. — Она на секунду задумалась над своим ответом. — Нет, скорее, два. Два года мы не общались почти ни с кем, за исключением тех случаев, когда в нас стреляли.
— Тем не менее, вы хорошо адаптируетесь. — Перед приездом они обе принимали средства, укрепляющие кости и мышцы, а также лекарства, помогающие восстановить равновесие внутреннего уха, но у всех этих снадобий были свои побочные эффекты, в том числе и боль, о которой сейчас сообщила Меггери. — Возможно, настанет день, когда каждая из нас найдет свой дом, и нам больше не нужно будет приспосабливаться и страдать.
— Вы близки к этому дню?
— Ближе, чем когда я уезжала из Мазарила. Но не близко. Нам еще многое предстоит увидеть и сделать, Меггери. Думаю, нам обеим.
Меггери посмотрела на ворота, за которыми исчез Рэкамор. — Я хотела убить его, когда он раскрыл свою истинную сущность.
Адрана тонко улыбнулась. — Я тоже, и сомневаюсь, что вы были единственной.
— Я просто подумала, что вам следует знать.
Легкий ветерок разбросал крошки от пирожных по их столу. Адрана стряхнула их на землю, чтобы они достались воробьям. — Что вам помешало?
— Я не говорила, что собираюсь это сделать, просто мне это пришло в голову. Когда он заговорил о своем брате, мне показалось, что я вижу его боль. — Меггери почесала одну из своих татуировок. — Я поверила ему. Это делает меня глупой?
— Если это так, то я виновна в той же степени. Я тоже решила поверить ему, даже зная, что он лжет так же легко, как дышит. Он может играть с нами — я прекрасно осознаю такую возможность, — но предпочла бы поверить в его искренность. И если бы я уже не была знакома с его братом...
— Он вам понравился?
— Пол Рэкамор? Я восхищалась им. Я бы не сказала, что он был симпатичным в том смысле, который, как мне кажется, вы имеете в виду. Он был чрезвычайно тщеславен, чрезвычайно самодоволен и твердо уверен, что он немного лучше всех нас. Но он был мужественным, честным, очень способным капитаном, и я думаю, что его интерес к квойнам был исключительно средством достижения цели. В его глазах они не блестели, разве что помогали ему в интеллектуальных занятиях.
— Ему, как и вам, нравилось во всем копаться.
— Возможно, отчасти это передалось и мне, Меггери. И моей сестре тоже. В результате мы вдвоем сидим здесь с инопланетянином, запертым под нашим столом, и едва ли имеем представление о том, что будет означать для нас его прибытие сюда.
Меггери откусила кусочек от одного из красиво раскрашенных пирожных.
— Не знаю, на какие ответы вы надеетесь.
— Неужели вам совсем не любопытно?
— О, это так. Более чем; мне любопытно, как я выпутаюсь из этой передряги, из общения с вами и всего, что с этим связано. — Меггери улыбнулась, потому что не хотела никого обидеть своим заявлением, которое было не более чем простым изложением фактов. — Мне интересно, останусь ли я с этой командой или уйду в другую. Мне интересно, повернется ли ко мне когда-нибудь удача — интересно узнать, каково это — уплывать от вещницы, зная, что твоя жизнь только что изменилась к лучшему. Любопытно узнать, какие еще есть вещницы, которые мы еще не нашли, и что в них может быть. Вам достаточно этого любопытства?
— Для большинства из нас, я не сомневаюсь.
— Но не для вас. Не для Адраны. ... — Она замолчала, не упомянув фамилию "Несс", потому что, хотя рядом с их столиком и не было посторонних, само по себе имя могло быть очень хорошо произнесено услужливым ветерком.
— Этого было достаточно, — призналась Адрана. — Пока Рэкамор не возбудил во мне любопытство. О, это было в какой-то зачаточной форме еще до него. В детстве мы часто посещали музей истории. С удивлением разглядывая эти огромные длинные таблицы, изображающие тринадцать Заселений, и огромные промежутки черного цвета между ними.
— У нас никогда не было исторического музея.
— Я думала, что такие места есть в большинстве миров.
— Наверное, вы имеете в виду, в большинстве приятных миров. Но я тоже видела эти фотографии и изучала свои Заселения. — Меггери кормила одного из воробьев. — На самом деле, вопреки распространенному мнению, мы должны что-то знать, чтобы работать с ионами.
— Я в этом не сомневаюсь. Вы когда-нибудь задумывались, почему существуют такие периоды темноты? Или задавались вопросом, будут ли Заселения после нашего?
— Если это Заселение продлится еще немного — достаточно долго, чтобы я смогла умереть, — почему я должна из-за него терять сон? Эти шрамы проходят через все мое тело, так что не надо беспокоиться ни о каких детях. И, конечно, Заселения продолжатся и после нас. В нас нет ничего такого особенного, что говорило бы о том, что мы должны быть последними.
— Интервалы увеличиваются, — сказала Адрана тихим, сосредоточенным голосом. — Рэкамор знал об этом. Он знал, что, какое бы событие ни послужило причиной каждого Заселения, оно, должно быть, происходит все реже. Так что вполне возможно, что однажды какое-то Заселение закончится, и после него никогда ничего не будет. Однако, есть кое-что более глубокое. Боза, — она замолчала, понизив голос, — нашла какое-то старое исследование, которое указывает на нечто очень необычное. Все известные Заселения разделены промежутками времени, которые точно кратны двадцати двум тысячам лет. Или настолько точно, насколько это вообще возможно определить, учитывая, насколько туманными обычно бывают начало и конец Заселений. Но закономерность — это не иллюзия. В Заселениях есть нарушенная закономерность. Как будто их должно быть гораздо больше, разнесенных ровно на двадцать две тысячи лет, но по какой-то причине большинство из этих гипотетических Заселений так и не приживаются. Это похоже на то, как если бы садовник посадил длинную вереницу цветов, каждый на определенном расстоянии друг от друга, но только один из тридцати трех из них когда-либо расцвел. Эти цветы — история, которую мы знаем, — тринадцать Заселений. Но есть четыреста сорок возможных Заселений, которых никогда не было.
Меггери выглядела озадаченной. Она взболтала остатки кофе в чашке. — Вас волнуют вещи, которых не было?
— В этих теневых Заселениях есть какая-то загадка, Меггери. Если мы хотим понять, почему известные Заселения становятся все более редкими — удаленными друг от друга с увеличивающимися интервалами, — тогда мы должны понять механизм, лежащий в основе всех Заселений, включая те, которые остались в тени.
Меггери легонько подтолкнула коробку. — И вы думаете... что он... даст вам ответ?
— Возможно, у него есть ответы не на все вопросы. Возможно, ни у кого их нет. Я думаю, что один вопрос может касаться отсутствующих Заселений, а другой — окончания тех тринадцати, о которых мы знаем, и на них можно ответить в разной степени. Возможно, нет ответов, которые объяснили бы все к нашему удовлетворению. Но я склонна думать, что он знает больше, чем все мы, и это только начало.
Меггери огляделась вокруг, и ее взгляд стал рассеянным. Она окинула взглядом чайный домик, парк, город, мир веретен, другие миры и всю безумную славу Сообщества.
— Вы ведь хотите, чтобы это Заселение прекратилось, не так ли?
— То, что мы имеем, несовершенно, Меггери. Наша маленькая цивилизация местами убога, а местами несправедлива. В значительной степени она построена на жадности и неравенстве. Но она не так уж безнадежна, и, что не менее важно, это все, что у нас есть. В ней есть и прекрасные стороны. Есть прекрасные миры, больше, чем вы или я когда-либо увидим в своей жизни. Есть прекрасные города и сказочные руины. Если нам хочется приключений, есть вещницы. Если нет, то есть чайные домики и пирожные, и я бы не стала ставить одно выше другого. Я хочу, чтобы в моей жизни было и то, и другое: приключения и комфорт. Я хотела бы знать таких людей, как Ласлинг, которые видели и совершали ужасные и мужественные поступки, а потом смеялись над ними. Такие мужчины, как Рэкамор, и такие женщины, как вы, инженер ионов на корабле, заслуживают гораздо большей удачи, чем та, которую они видели. Но мне также хотелось бы знать таких людей, как мой отец, который ошибался в проявлении своей доброты, но, тем не менее, был добр. И моя мама, у которой никогда не было желания увидеть больше одного мира, но она любила музыку, танцы и холодные вечера, когда так приятно задернуть шторы и оказаться в тепле.
— Вы хотите слишком многого.
— Хочу и не извиняюсь за это. Однако, в принципе, я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы не дать этому Заселению закончиться. И мне все равно, через десять лет оно закончится или через тысячу: мысль об этом ранит меня так же сильно.
— Другие, должно быть, думали так же.
Адрана кивнула с грустью и смирением, потому что от нее не ускользнуло то же самое наблюдение. — Не только в этом Заселении, но и в предыдущих. Должно быть, всегда были люди, которые понимали, что ничто не вечно. Они тоже должны были что-то предпринимать. И все же, как свидетельствуют записи, все, что они пытались сделать, оказалось недостаточным.
— Тогда лучше молитесь, — сказала Меггери, — чтобы то, что они предприняли, не стало причиной их гибели.
24
У Фуры оставалось около тридцати минут до прибытия ракетных катеров. Они быстро пересекали пространство, форсируя реактивные двигатели и не предпринимая никаких усилий, чтобы замаскировать свое приближение.
Она сделала с пушками все, что могла, и, кроме того, Тиндуф и Паладин выжали максимум из парусов. Ветер дул в их сторону, а "Мстительница", прихрамывая, несомненно продвигалась вперед, все еще находясь под каким-то жалким подобием управления. Фура подумывала о том, чтобы притвориться мертвой, позволить своему кораблю дрейфовать, как неживой громадине, и даже выпустить немного дыхали из шлюзов для пущего эффекта, но у нее было предчувствие, что эскадра ожидает именно такого маневра, и вряд ли ее удастся обмануть. Было бы лучше рассказать им свою версию правды, попытавшись убежать, и, как мошенник, обманывающий доверие, использовать это единственное проявление искренности, чтобы заставить их принять ложь другого рода.
