— Понял...
Надежда вспыхнула и погасла — как пламя свечи на ветру.
— Мне надо бежать?
— Зачем? — удивился брат
— Если они узнают... даже то, что я только говорил с тобой — они обратно отправят меня в тюрьму. И тебя могут тоже...
— Э.... все в руках Аллаха. Давай, отнесем эту землю. А завтра — с утра мы поедем в город. Я отведу тебя к сведущему человеку — и он подскажет, как поступить.
— Давай...
Выйдя из тюрьмы, Борис Ходов прожил недолго — девятнадцатого июля его настигают четыре пули, выпущенные кровником. Двадцать второго июля — Владимир Ходов, появившись на похоронах — требует прервать их и похоронить брата по мусульманскому обряду. Его требование выполняют. Владимир Ходов становится убежденным радикальным мусульманином, а потом — и исламским террористом...
* Вскрыли вены, покончили с собой
** еда, съестное
* * *
Лица, твердо придерживающиеся криминальных, антиобщественных взглядов на жизнь, не желающие вставать на путь исправления, регулярно нарушающие режим
* * *
Это значит, что пришедшего из этой хаты в другой коллективно изобьют. Причем вне зависимости от степени вины и личного участия в беспределе — те, кто видел беспредел и не остановил виноваты точно итак же, как и те кто беспредел творил. Блатному, сидевшему в сминусованной хате и не остановившему беспредел — продвижение по воровской лестнице уже не светит.
* * *
* Блатной жаргон, феня.
* * *
** одна из загадок, мастырок, подлянок в основном имеют распространение на подростковых зонах. Ответ — в любом лесу есть поляны, в любом озере есть острова. Таких загадок существуют сотни...
* * *
* * *
Изнасилование
* * *
* * *
Кто не знает — лампа с зеленым абажуром на столе — по советским меркам один из признаков большого начальника. Это пошло со времен Сталина, который обожал ночные бдения и вместе с ними бдели и все остальные.
Беслан, Северная Осетия
Улица Коминтерна, школа N 1
02 сентября 2004 года.
Весь день наполнен совершенно бесполезными действиями.
Генералы госбезопасности Проничев и Тихонов обсуждают возможности штурма. Присутствующие здесь североосетинские политики бурно протестуют — они понимают, что будет кровь, а кровь им не простят, это Кавказ. О том, какая кровь прольется, если террористов выпустить на свободу, сколько еще будет терактов — они не думают. После меня — хоть потоп.
Группа офицеров среднего звена разрабатывает план штурма. Никто не хочет брать на себя ответственность. Трусость — органическая черта российских генералов. Не всех, но большинства. Все понимают — что за ошибки наказывают, но никто и никого еще не наказал за бездействие... наверное со времен Сталина таких прецедентов не было. Бездействовать — безопаснее.
По телевизору врут — что заложников не более трехсот. Террористы слышат это — установить режим глушения никто не догадался — и звереют. Они кричат, что они воины Аллаха и будут сражаться до последнего патрона.
Одни за другими появляются кандидатуры переговорщиков — старейшины, два арабских телеканала. Все они отвергаются террористами — они не будут разговаривать ни с кем, кроме названных ими людей. Теперь уже и дураку ясно — Дзасохова и Зязикова к школе подпускать нельзя.
Но там — дети.
Днем террористы запрещают пить и выставляют вооруженную охрану у умывальников. Жара и большинство детей раздевается до белья. Террористы психуют.
Во второй половине дня появляется бывший президент Ингушетии Руслан Аушев, который так же как и генерал Дудаев воевал в Афганистане, представитель президента Владимир Яковлев, бывший мэр Санкт-Петербурга. Через Лондон выходят на контактеров Аслана Масхадова — но получают ответ, что Масхадов опасается выходить на связь, несмотря на все гарантии безопасности. Его можно понять — ликвидированы уже очень многие. Его время настанет совсем скоро, восьмого марта две тысячи пятого года. Когда отряд спецназа и кадыровская гвардия окружат дом — его племянник и телохранитель Висхан Хаджимуратов пустит пулю в голову генералиссимусу ЧРИ, второму президенту Чеченской Республики Ичкерия. Его попросит об этом сам Масхадов — застрелиться самому смелости не хватит...
Заложники, мучимые жаждой, собирают и пьют мочу.
Во второй половине дня — Руслана Аушева допускают к школе. Он возвращается живым, с ним двадцать семь заложников. Они передают новый список требований, адресованный лично Путину. Требования — вывод российских войск из Чечни, признание Чечни независимым государством и принятие ее в СНГ, ввод на территорию Чечни миротворческих войск СНГ, оставление рубля в качестве валюты чеченского государства. Клиника. Подписано — раб Аллаха, Шамиль Басаев.
Ближе к вечеру — школу окружают танки пятьдесят восьмой армии. Террористы имитируют расстрел заложников. Нормального кольца оцепления вокруг школы нет, постоянно шляются какие-то подозрительные люди, родственники так и не оттеснены. У многих — в руках оружие, одного выстрела достаточно, чтобы началась бойня.
Антитеррористический штаб ничего не предпринимает. Появляется водка. Генералам — тоже страшно. Они начинают понимать, что кто-то за это за все — будет отвечать в любом случае.
Террористы
В судьбе террористов, по крайней мере, самых заметных из всех — есть общие странности. В принципе — их можно объяснить общей расхлябанностью и круговой порукой в органах. Но, как говорил товарищ Сталин — если случайность имеет политическое значение — к ней не мешало бы и присмотреться.
Убитый девятнадцатого июля две тысячи третьего года Борис Ходов первого июня попадается в руки правоохранительных органов. При нем находят оружие, наркотики, систему спутниковой ориентации. Система показывает, что он шел из Старого Малгобека, где живет еще один будущий бесланский террорист — Торщоев. Бориса Ходова, ранее сидевшего за убийство без какого-либо разумного объяснения выпускают на свободу.
Владимир Ходов безнаказанно разгуливает на свободе — хотя на него есть ордер на арест. ОН принимает имя Абдалла, отправляется, по-видимому, в медресе в Ингушетию. До этого — он много дней и ночей прячется в доме Хаджа Али, сельского муллы — точнее не в доме, а в подвале. Хаджа Али забирает милиция, допрашивает и...
Отпускает.
Третьего февраля две тысячи четвертого года Ходов совершает теракт во Владикавказе. Взрыв на крыльце здания военной академии, семь погибших, десять раненых. Выписывается еще один ордер на арест — но Ходов преспокойно разгуливает по улицам и не прячется.
Руслан Хучбаров, "полковник" — в сентябре две тысячи третьего года взрывает здание ФСБ в Назрани — есть погибшие. Почти через год — он участвует в массированном нападении боевиков на Назрань — как боец или, что более вероятно — как амир джамаата*. Перед самым терактом — он женится в Чечне и у него рождается сын.
В самом районе вокруг Беслана — в течение всего лета происходит одно событие за другим. Раскрыт склад оружия и взрывчатки, со стрельбой сбежал разыскиваемый боевик, другие, как видно — не скрываясь, гуляют по улицам. Складывается ощущение, что кому — то выгодно ослабить режим безопасности и именно в этом районе.
* Командир отделения. Джамаат — это 12-20 боевиков
Беслан, Северная Осетия
Улица Коминтерна, школа N 1
03 сентября 2004 года.
Развязка наступает быстро и страшно.
Утром бизнесмену Михаилу Гуцериеву удается договориться о том, чтобы боевики допустили безоружных сотрудников МЧС, чтобы они вывезли валяющиеся на жаре тела — они разложились и воняют. Это отличный момент — точнее, отличный момент наступит сразу после этой операции: период обостренного внимания всегда заканчивается периодом расслабленности и апатии, тем более что боевики третьи сутки на ногах. В этот момент как раз и можно нападать — боевики сосредоточат свое внимание на школьном дворе, оставив без внимания или почти без внимания остальные направления. Но нет свидетельств того, что спецслужбы готовили штурм — нет штурмовых лестниц, групп немедленного реагирования, на позиции не выведены снайперы, не готовы пожарные, скорые. Антитеррористический штаб — складывается такое впечатление — искренне и наивно надеется что проблема как то решится сама собой. Старая армейская мудрость — не торопись исполнять приказ, будет команда "отставить" — в этот раз оборачивается чудовищной трагедией...
В тринадцать ноль одну во двор школы въезжает автомобиль ГАЗ-66, в кузове — двое безоружных мужчин в форме МЧС. В этот момент — в спортзале гремит мощный взрыв...
Было бы лучше, если бы заложники погибли в ходе неудачно операции по освобождению. Потом — было много спекуляций насчет того, что машина была отвлекающим маневром и это была неудачная операция по освобождению. Правда, не страшнее — она мерзее. Генералы — просто ничего не делали все эти три дня. Они просто не выполняли свою работу — не предоставляли подчиненным ресурсы, не брали на себя ответственность, не разрабатывали никаких планов, не координировали действия различных сил, не вели переговоры с заложниками. Они просто сидели рядом со школой и тряслись от страха.
Это и есть приговор нашей советской системе, плавно перешедшей в советскую. Системе, где трусость — не исключение из правил, а правило.
Происходит три взрыва. Между первым и вторым — небольшой перерыв (но не похоже, что второй стал причиной первого, не похоже, что это детонация). Третий взрыв произойдет только через двадцать минут.
В штабе воцаряется паника — там по-прежнему никто не командует. Нет лидера, никто не берет на себя ответственность, генералы вообще как то самоустранились. В углу — бывший комсомолец Дзасохов, у него истерика. Михаил Гуцериев кричит в трубку "Штурма нет, штурма нет!". Ему отвечают: "Мы взрываем. Аллаху Акбар!"
А штурма и в самом деле нет. НИКТО ТАК И НЕ ОТДАЛ ПРИКАЗ. Все, что происходило дальше — сплошняком реагирование на складывающуюся ситуацию, нет даже попытки перехватить инициативу.
Из окон школы — автоматный и пулеметный огонь. Родственники заложников открывают огонь из своего оружия, под перекрестный огонь попадают и заложники, пытающиеся выбраться из проклятого спортзала, те, кого выбросило ударной волной. Спецназовцы не могут пробиться к школе — огонь идет со всех сторон. Снайперы бездействуют — ни один из снайперов позиции не занял, а сейчас уже поздно. Подавить огневые точки в окнах некому. Наконец, спецназовцам удается приблизиться к школе под прикрытием брони БТР. Этот кошмар потом покажут в новостях — ворочающаяся под окном тяжелая машина, нацеленные непонятно куда стволы, бегущие мужчины, держащие на руках детей.
Паника просто страшная.
Несмотря на то, что подорвались все взрывные устройства* — около восьмидесяти процентов заложников остались в живых, многие погибнут от пулевых ранений. Боевики не пытаются расстрелять заложников — они тоже не ожидали произошедшего. Большинство их них нацелено на отражение штурма — и сейчас они открывают огонь по спецназовцам и по родственникам заложников, прорывающихся к школе. Часть заложников, первыми выбравшихся из школы — попадает под огонь...
Один из террористов — у него шрам на шее, как будто кто-то пытался перерезать ему горло бросает оружие и кричит, что его заставили участвовать в теракте. Он и до этого — был самым мягким среди террористов, иногда приносил детям попить. Это — Нурпаши Кулаев, единственный, кто останется в живых.
Тем временем — банда разделяется. Несколько террористов — сбросив камуфляж и бросив оружие, выскакивает из здания школы вместе с обезумевшими заложниками на улицу. Оцепления нет, но не факт, что оно помогло бы, если бы оно и было. Они бегут к железнодорожному полотну, которое совсем рядом — в ту сторону, откуда они пришли. Но они не рассчитали одного — на них майки и джинсы, в то время как первого сентября все оделись в школу как на праздник. Майки и джинсы выдают террористов с головой, как если бы у них было в руках оружие — и на них начинается загонная охота, в которой участвуют и спецназовцы и милиционеры, и местные жители. Боевики перебегают железнодорожное полотно, вслед градом летят пули, какие-то попадают в цель. Уйти не удается ни одному из них...
Оставшиеся в здании террористы продолжают отчаянное сопротивление, его не удается подавить, не удается даже прорваться в часть здания, в котором они есть. В коридорах — гибнут бойцы Альфы, потом окажется, что в Беслане Альфа потеряла больше, чем в Кабуле при штурме дворца Амина. На улице — разъяренная толпа разорвала подозрительного мужчину, прежде чем к нему удалось пробиться сотрудникам милиции.
Пятьсот пятьдесят четыре пациента в больнице. Пулевые ранения, ожоги, стресс, крайняя степень обезвоживания. В толпе передают бутылки с водой — потом это будет символом, как символом является стакан с водкой, накрытый кусочком хлеба.
Сопротивление в школе продолжается. Последний контакт с террористами состоялся в восемнадцать часов. Тот же переговорщик говорит Гуцериеву — это вы во всем виноваты...
В двадцать один ноль — ноль танк делает несколько выстрелов по зданию школы. Стрельба продолжается. Такое количество патронов — для многочасового боя — на себе принести просто невозможно.
В два часа следующего, четвертого сентября в задней части школы раздаются крики "Аллах Акбар!". Потом раздается несколько взрывов.
Все.
* Пусть кто-нибудь с саперной подготовкой скажет мне — как можно остаться в живых в закрытом помещении, если там взорвалось ВУ совокупно несколько килограммов в тротиловом эквиваленте.
Владикавказ, Северная Осетия
Садовые участки
15 сентября 2004 года.
Небольшой, серебристый Газ — Газель с глухими боковинами кузова и дополнительной антенной на крыше — остановился в самом конце улицы Кутузова, у садовых участков. Там был небольшой, стихийный рынок, продавали то, что обычно и продают в самом начале осени — яблоки, картошку, морковь. Небо было хорошее, синее, почти без единого облачка. Было тепло — бабье лето...
Водитель машины — не стал выключать двигатель, экономя бензин, как это делали частники. Он осмотрелся настолько, насколько это позволяли тонированные стекла и заметил невысокого, бедно одетого мужичка, стоящего у очереди, где продавали картошку. Мужичок кивнул — и водитель подтвердил, что понял, поднеся раскрытую ладонь к самому лобовому стеклу — это хорошо видно...
Обернувшись, водитель сказал сидящим в машине людям, одетым в бронежилеты скрытого ношения и держащим на коленях большие сумки, в каждой из которых был автомат.
— Он здесь...
Единственный в машине, кто был одет в гражданское: джинсы, легкая кожаная куртка с вязаными рукавами, рано поседевший, с волчьими глазами — набрал телефонный номер. С некоторых пор — оперативники ФСБ предпочитали переговариваться именно по сотовому телефону: удобно, сам телефон легкий, с рацией не сравнить, да и внимания не привлекает — телефон может быть у каждого, а рация — только у тех, кто на собачьей службе. Правда, не всем выделяли деньги на сотовые, они тогда стоили дорого... но Департамент по борьбе с терроризмом финансировали хорошо.
