— Ну что, господа присяжные и заседатели! Лед тронулся! Коротко подытожу. Начну с церковников. Как я и предполагал, силу и влияние они представляют немалую, во многом схожую с императорской. Но в рядах святош нет единства, и в настоящее время существуют две непримиримые партии. Правящая — радикалы-николиты, поддерживающие Романа, во главе с действующим патриархом Николаем Мистиком. И практически ушедшие в подполье — ретрограды-ефимиты, поддерживающие Зою, последователи свергнутого, а ныне усопшего патриарха Ефимия I Синкелла. Нам сейчас наиболее интересен Мистик. До того, как в 901 году Николай стал патриархом, он шесть лет занимал должность личного секретаря императора Льва VI. Льву, как человеку истинно верующему, приглянулся монах с римским образованием, сильный в богословии, и способный при необходимости показать пример большего мужества. На софийскую кафедру Мистик пришел уже с большим опытом в искусстве плетения интриг и с обширным кругом нужных знакомств. Немного пообтесавшись в сане патриарха, он делает хитрый ход, позволяющий ему приобрести сильных сторонников среди церковной знати, заинтересованных в его могуществе. А именно — позволил высшим и средним иерархам церкви совмещать духовные и светские посты. Короче — раздал всем по неиссякаемой кормушке и повязал всех чистоганом.
Могущество нового патриарха росло день ото дня. Сначала он перестал прислушиваться к советам императора, потом сам стал давать ему советы — дошло до того, что мистик в открытую стал навязывать свою волю Льву, а когда тот однажды воспротивился — запретил императору появляться в храме. Лев был набожным человеком и мягким политиком, и Мистик не сомневался, что через месяц-другой император приползет к нему на коленях и сам попросит прощения. И надо сказать, что расчет был верным — вот только не учел в своих интригах патриарх такую незначительную фигуру, как молодую четвертую жену Льва — Углеокую. Зоя, несмотря на свой юный возраст, горой встала за мужа, попутно вправив ему мозги. Затеяла от его имени активную переписку с Папой Римским и другими влиятельными патриархами. Результат — в 907 году противостояние закончилось ссылкой Мистика, на чем настояла Зоя, и назначением Ефимия I — духовника Зои и Льва — новым патриархом. Все вроде шло хорошо, но в 912 году помирает Лев, и новым императором становится его брат Александр. Алкоголик и истерик в чине императора пребывал до самой смерти, то есть почти год. За это время он удалил Зою из дворца, чувствуя в ней прямую угрозу своей власти, при этом оставил ее сына Константина при себе в заложниках. Углеокой он пообещал, что немедленно оскопит его, если услышит, что она пытается влезть в политику или хотя бы намеривается сделать это. Этого Александру показалось мало, и он возвращает на кафедру Мистика, как самого непримиримого врага Зои. Патриарха Ефимия николиты (приверженцы Николая Мистика) вытаскивают с кафедры за бороду как самозванца, избивают и изгоняют. Новому императору удалось обезопасить свою власть, но на большее его не хватило. За время его правления в Империю вторглись арабы , болгары, казна опустела, жизненный уровень подданных упал. Когда же он умер, весь негатив народа выплеснулся на Мистика. И не сносить бы ему головы, если б он не догадался вернуть Зою к власти, предварительно совершив постриг ее в монахини, чтоб она в любом случае находилась в его подчинении. Зоя обманула Мистика тем, что накануне пострига съела мясо — сделав обряд недействительным. Став полноправной регентшей, быстро нашла себе сильных сторонников, в том числе командующего флотом Романа Лакапина. И первое, что она сделала, утвердившись на троне — попыталась убить Мистика. Патриарху повезло и он остался жив, но долго прятался. Зоя обратилась к Ефимию, предложив ему возглавить софийскую кафедру, но тот отказался. После чего регентша пообещала Мистику неприкосновенность взамен на полную лояльность. Мистик утерся и согласился. И что характерно — даже не пытался взбрыкивать ближайшие пять лет, пока трон не узурпировал Роман. Лакапин, взявший на себя все головные боли регентши, вместе с ними получил от Зои все рычаги власти над армией, флотом и охраной дворца. Постепенно Роман заменил все ключевые фигуры в армии и охране на своих людей, выдал свою дочь Елену за сына императрицы, а Углеокая получила пинка. Как мне кажется, тайный режиссер этой постановки тот же Мистик — уж больно не вяжется такая долгая многоходовка с солдафонской прямотой Романа. Дальше все понятно — Зоя попыталась взбрыкнуть, ее обвинили в попытке отравления Романа и упекли в монастырь. — Дед, видимо, утомившись своей речью, приложился к кубку, и спросил, — Скажи, Саня, зачем я вам все это рассказал? И на что вам, ребятишки, стоит обратить особое внимание при проведении операции?
— Дед, все понятно... — как можно миролюбивей ответил я — очень хотелось спать, — Политика, религия и т.д. и т.п. Главный злодей — Мистик, и его надо бить сильно, но аккуратно, и будет нам счастье — в виде трупа Романа, и освобожденной Зои — которая исполнит все наши желания.
— Другие мнения есть? — Птиц внимательно посмотрел на каждого из нас, и неожиданно жестко подложил, — Какие же вы тупоголовые — самый опасный злодей — Зоя! Вам, ДЕТКИ, предстоит вытащить из капкана матерую волчицу, которая без труда перегрызет вам глотки, если посчитает это нужным. Вы думаете, почему император Александр взял ее сына в заложники, держал его в заточении до самой своей смерти (да и сама его смерть — загадка) и обещал Зое оскопить его, если услышит в политических кругах ее имя. Почему Мистик, вступивший в прямую конфронтацию со Львом, и с Папой Римским, человек мужественный (в одиночку ходил во враждебный лагерь осаждавших Константинополь болгар) и умный, склонил колени перед Углеокой. Все просто — они ее боялись, и боялись до кровавого поноса.
— Дед, кончай пылить. Мы уже почти сутки на ногах, понятно — мозги работают через раз.
— Ну ладно. Я сказал — вы, надеюсь — услышали. Теперь всем отбой. Всем сразу спать. — посмотрел Дед при этом только на меня с принцессами, — Подъем через шесть часов!
Свои сны я запоминаю крайне редко. Как-то так получается, что красочный сон, наполненный событиями, а порой и важными открытиями, переходя границу владений Морфея, почему-то полностью стирается из памяти, оставив в ней лишь невнятные осколки, которые, подобно снежинкам на ладони, тают, когда ты пытаешься разглядеть их поближе. Но в этот раз я запомнил свой сон.
Я смотрел на звездное небо и не узнавал его — нет, звезды и созвездья были те же, что и всегда, но светили гораздо ярче, и каждая звезда имела свой цвет. Кроме того, каждую крупную звезду обрамляли сотни и тысячи звезд поменьше, как цветной бисер, рассыпанный среди самоцветов. Зрелище было настолько потрясающим, что мне немедленно захотелось с кем-нибудь поделиться своим восторгом. Я огляделся по сторонам, и оказалось, что нахожусь я на лесной поляне. Там я был не один. Неподалеку красивая черная волчица тоже смотрела в ночное небо, но ее взгляд был наполнен не восторгом, а тоской, или даже обреченностью. Приглядевшись повнимательней, я разглядел капкан, надежно сковывающий ее лапу. Несмотря на огромные размеры — не менее метра в холке — хищница показалась мне неопасной, и я, не делая резких движений, приблизился к зверю. Мое появление было оставлено без внимания, впрочем, как и дальнейшая возня с капканом. Лишь когда щелкнул замок, вновь встав на взвод, и я освободил пленницу — последовали эмоции удивления и благодарности. Мне позволили почесать себя за ухом, потрепать по холке. Но как только я попытался оставить волчицу, она показала свои клыки — это было страшно. Пятясь назад, я запнулся и попал во взведенный капкан. И если тот сковывал волчице только лапу, то меня он охватил целиком, и я начал задыхаться.
Проснулся я погребенный под конечностями и головками рыжих. Те, как и привыкли, расположились с двух сторон от меня — только вот кровать была значительно уже, и к тому же их массивные гривы перекрыли мне доступ кислорода. Мешавшие дышать волосы убрал, повернулся на бок и моментально снова заснул, но сон запомнился. Утром, во время завтрака, обратился к Деду.
— Дед, я помню, ты как-то говорил, что твоя половинка увлекалась толкованием снов... Не подскажешь, к чему снится яркое звездное небо?
— М-мм — задумался дед, — Если не ошибаюсь, то готовься к борьбе за свое место под солнцем... Если звезды были яркие и на небе ни облачка — то ты победишь. В любом случае, хороший сон.
— А капкан к чему?
— Попал в капкан — что-то нехорошее, освободился из капкана или кого-то освободил — хорошее.
— А если приснился оскал волчицы?
— К нехорошему.
— А если погладил волчицу?
— К хорошему.
— Дед да что ты как попугай заладил — хорошее, не хорошее?
— Ты, Саня, совсем офигел! — от возмущения птиц едва не подавился, — С чего ты взял, что я должен помнить эту хрень досконально? Скажи спасибо, что благоверная хоть общую концепцию в мозги втюхала.
Итак, получается три фрагмента сна к хорошему, два к плохом. Если сон вещий, то глядишь, и в прибытке еще останусь. Рыжие на наш разговор особого внимания не обратили, зато у Делики ушки были на самой макушке. Ну да у индусов сны почти что пророчества, и им уделяется особое внимание. Настроение было дурашливым, и я продолжил.
— Сорри, Дед. Последний вопрос. Что означает, если снится, будто синеглазая брюнетка лезет в твои штаны?
Птиц только хрюкнул, а ответила мне синеглазка.
— Это означает, что наяву ты раскатал губу, и в скором времени получишь от нее коленом туда, куда во сне тянется ее рука.
На мою улыбку, перешедшую в воздушный поцелуй, от индуски последовала немедленная агрессия в виде запущенного в меня финика. Снаряд был перехвачен и отправлен в обратном направлении, мгновение спустя столкнувшись со лбом агрессора. Короткий рык — и в мою сторону летит уже целая горсть снарядов, успешно миновавшая меня, но не голову рыжей. Реакция Марго не нуждается в рекламе, поэтому и секунды не прошло, как содержимое кубка, который она в тот момент подносила ко рту, отправляется в сторону обидчицы. Рядом с Деликой сидит Касим, и если та готова была уклониться, то друган принимает причитающуюся часть струи прямо в глаза. Приличный кусок пирога, отправленный в ответку Касимом, не попадает ни в кого(сбиты прицелы), если не считать кубок, наполненный компотом, содержимое которого выплескивается на грудь фройляйн. Ну все, понеслось — все против всех. Азартная и веселая схватка продолжалась, пока не кончились все продукты и напитки на столе. Парни легко отделались — просто умылись и поменяли одежду, а вот девчонкам пришлось сложней, особенно Делике — вымывать из длинных волос засевший там творог занятие не для слабонервных. Как говорится — кто с мечем к нам придет... В общем, утро прошло весело, и даже Дед ограничился тем, что назвал нашу выходку детским садом.
Первым делом мне предстояло посетить Агапита. На стук в знакомую дверь мне, как и накануне, открыли без вопросов. Увидав посетителя, Агапит резко посерьезнел, вонзив в меня, сквозь прищур, взгляд потемневших глаз — однако, злопамятные у меня союзники. Долго стоять в дверях не стал — просто оттолкнул здоровяка плечом и вошел внутрь. В принципе, на другой прием особых надежд не было — ведь в прошлое свое посещение я, получается, коварно его избил, связал, надругался над его внешностью, унизил, в конце концов. А ведь работать с ним придется в одной связке.
— Пойми, воин, я вчера не мог поступить иначе — от разговора с Дионисием зависала судьба принцессы, которую ты видел. — я не стал распространяться на тему, что самую большую выгоду, если что, получит как раз сам монах — вряд ли поверит, а Марго он оценил. — Я понял, что через миг ты захлопнешь передо мной дверь, и разговор не состоится. На повторный стук ты бы просто вышел с целью проучить наглеца, а драка на улице и переполошенная городская стража... Ну, ты понимаешь. Если хочешь, давай подеремся по честному — только знай, пока ты был не готов, я мог бить не сильно и очень аккуратно. Если будет драка на равных, не миновать тебе и мне выбитых зубов, разбитых лиц, а может быть, чего-то и более серьезного.
В подтверждение сказанного я пробил две тройки с максимальной скоростью в дощатую стену вестибюля. Со стены и потолка сразу обильно посыпалась какая-то труха — если Агапит и впечатлился, то никак не показал этого.
— Ты меня почти убедил. — внешний вид атлета утратил ярко выраженную враждебную окраску, сейчас в ней преобладали скорее настороженно-недоверчивые тона. — Драка на кулаках, или с оружием, может повредить нашим целям, остается борьба, но как я понимаю, ты задохлик не рискнешь на это пойти.
Ну-ну, решил меня взять на слабо и извалять в грязи. А ведь я, пожалуй, куплюсь на подначку. Тем более, что о таком благоприятном развитии событий я и мечтать не мог.
— Я не знаю правил борьбы. — как бы уцепился я за хрупкую соломинку. — Вдруг что сделаю не так.
— А нет никаких правил... Разве что нельзя бить, давить на глаза, и на то, что между ног. — улыбка Агапита стала вполне дружелюбной, — Упал — поиграл. Коснуться земли коленом можно, если коснулся чем-то другим — проиграл.
— А если коснулись земли оба?
— Незачет! Все снова.
В предвкушении скорой мести, Агапит быстро, почти бегом, расчистил место во дворе для поединка, растащив весь хлам по углам. Скинул хламиду, обнажив свой впечатляющий торс, принял правостороннюю борцовскую стойку и пригласил меня к поединку. Я неуверенно вышел в импровизированный круг, застыв в ожидании. Поскольку я нападать не собирался, Агапит сделал первый ход — соответственно, правой ногой, при этом правой рукой попытался схватить меня за загривок. От загребущей руки я увернулся, при этом опустившись на левое колено, левой же рукой подхватил его правую ногу, находящуюся в перешаге, за щиколотку, и потянул ее на себя и вверх. Ноги здоровяка стали разъезжаться в шпагате, и когда угол перевалил за сто двадцать градусов, еще немного приподнял его ногу вверх. Судорожные взмахи рук атлета и неизбежное падение на пятую точку — чистая победа. Агапит был просто ошарашен, быстро вскочил, и указывая мне на то место, где только что сидела его задница, разразился гневной речью.
— Ты что сделал?! Кто так борется?! Это не борьба, когда тянут за ноги! Это... — что это такое, он не придумал, — То, что ты сейчас сделал, не считается.
— Но ведь ты мне сказал, что правил нет! А сейчас просто пытаешься проигранный поединок выиграть языком. Ну что — будем торговаться, как бабки на базаре, или бороться? — и тут же добавил, — Хорошо, не буду хватать за ноги. Это все? — получив утвердительный кивок, принял левостороннею борцовскую стойку.
— Агапит бросается в атаку и захватывает мое правое запястье, которое я 'не успел' отдернуть. В его глазах торжество — сейчас он притянет меня к себе, и в его медвежьих объятиях мне уж точно ничего хорошего не светит.... Одновременно с его захватом, перемещаюсь вправо и вперед, перехватываю его запястье левой кистью, правую с трудом, но освобождаю в сторону большего пальца. Еще шаг, и здоровяк повернут ко мне левым боком и спиной. Подбиваю правой его локоть в изгибе, и без усилий завожу его левую руку за спину и задираю вверх. Теперь он в полной моей власти. Полшага вперед — и его колено на земле, пол оборота влево — и его плечо и голова касаются земли. Сразу отпускаю и делаю шаг назад. Перед тем, как встать, Агапит с досады сильно бьет ладонью по земле.
