— Хорошо. — ответил Хвост — Вчера страшно было, а теперь вроде ничего. — И усмехнулся — Даже там все цело, я думал — разорвет!
— Где "там"? — поинтересовалась девушка.
— Ну, там... откуда оно вышло...
— А! Так там ничего и не могло разорвать. Оттуда ничего и не выходило.
— Как? — удивился Хвост, даже отвлекся от любования красотой Царицы, и был этому немножко рад — Как? Что не было ничего?
— Было. — сказала Царица — Только не здесь, а на той стороне.
— Что-то не понимаю...
— Ну как тебе объяснить! В тебе мара сидела — дух, созданный колдуном. Понимаешь?
— Это вроде понятно. Ну и что?
— Такой дух, которым шаманы человека заклинают, человеческими глазами увидеть нельзя. Ты его почувствовал и увидел, когда Госпожа тебе его показала. И исторгла его из тебя, как некую гадость. А как ты себе представляешь выход чего-то мерзкого из тебя, так оно тебе и привиделось.
— Что, у всех так? — спросил Хвост.
— У большинства так. Некоторых рвет. У женщин, бывает, как месячные... Но только на той стороне, а так, из тела, обычно ничего не выходит. Бывает, правда, что и в самом деле человека так вывернет в призрачном мире, что и в нашем его... стошнит, например. Но это редко. После тебя, кажется, в ушате совсем ничего не осталось.
— Небо! — вздохнул Хвост — А это... эта мара...
— Не вернется ли? Нет, никак. Она так устроена. Может жить только прикрепленная к тому, в ком шаман ее зародил своим колдовством. Видел ведь у него, как будто пуповина была. А оборвалась — мара улетела в призрачный мир, и тут же распалась.
— А если бы она во мне осталась, тогда что?
— Об этом и не думай. Зачем! Просто знай себе ясно, что ее больше нет, и все.
— Как ты говоришь это все! — удивлялся Хвостворту таким словам прекрасного создания — Словно тебе все это нипочем! Часто, значит, такие как я, вам встречаются?
— Да. Матьянторцы к нам почти каждый год приходят, иногда даже не один раз. И всегда с ними или турьянские рабы, или кому-то из воинов шаман успеет подсадить мару, а человек и не заметит. Сначала, когда маленькая была, так я их боялась, как другие девочки мышей боятся, а теперь — привыкла. За день до тебя госпожа сразу из шестерых изгоняла мар.
— Это из них-то? — кивнул Хвост на сидевших в соседней купальне рабов.
— Да. Так ведь и ты слышал.
— Слышал. — подтвердил парень — Теперь понимаю, что я за сон видел там, ночью возле водопада! А кричали, значит, они — пленники?
— Да. Их отчищать намного тяжелее, и Госпоже, и им самим...
— Скажи, госпожа! Ты вот сказала, что боялась духов, когда маленькая была. А когда это было? Правда, что ты тысячу лет живешь?
Девушка рассмеялась:
— Я что, на такую старуху похожу?
— Не-е-е-ет! — поспешил отговориться Хвостворту — Я не про это! Мне Кувалда сказала, что ее названной сестре тысячу лет, а ведь ты ее названная сестра!
— То, что мне тысячу лет, это и правда, и не правда.
— Не понимаю, как это?
— Как тебе сказать, ЦАРИЦА — это не только мы с госпожой. Есть в нас такая сила, начала которой мы сами не знаем. Она к нам не приходит, мы только с годами учимся ею владеть. Просто нам видно все, и известно все в долине. Все — даже до того, как каждая травинка в лесу растет... Чтобы что-то увидеть в нашей стране, нам приглядываться не надо — достаточно лишь подумать. Нам словно дух всего живого и неживого в стране виден и подвластен. Кем, и почему так заведено — мы не знаем. Но только с этой силой вместе, мы — Царица. Мы с ней одно целое, и через нее — со всей нашей землей, так же, как все на свете — одно целое. Разница в том, что обычно это единство от глаз скрыто, а для нас, в долине — привычно и просто. Понимаешь?
— Не знаю даже. — усмехнулся Хвост — Трудно тебя понять!
— Мне от роду семнадцать ваших лет, будет через шесть месяцев. А госпоже — шестой десяток. Но и она, и я, и те хозяйки долины, что после нас будут — все мы Царица, душа самой страны нас соединяет воедино. И раз мы едины со всеми, кто жил много веков до нас, то и нам — столько же веков, правильно?
— Ну, так, наверное. — предположил Хвостворту.
— А раз так — засмеялась девушка — то скажи, права была Кувалдушка, или нет? Сколько лет мне?
— Не знаю! — засмеялся в ответ Хвост.
— А если уж совсем в точности говорить, то настоящая Царица — это сама наша земля. — призналась девушка — Она сама себе хозяйка, мы просто сильнее других с ней связанны. Изменить что-то мы не в силах, нам лишь доверено хранить древний порядок. Даже преемницу себе хозяйка не выбирает. Госпожа мне говорит: придет время — сама увидишь, кого взять на смену.
— Так ты, значит, будущая госпожа и хозяйка? — спросил Хвост.
— Выходит так.
— Ну а злыдень? — спросил Хвостворту. — Он такой как вы, то есть, тоже одно со всем светом?
— Сначала скажи мне: как узнал, что это "злыдень" как ты говоришь? Ведь ты их даже не видел никогда!
— Не знаю... — растерялся Хвост — Сначала говорили, что он из ратайской земли, что злой колдун. А кто еще у нас там может быть злой колдун? Был затворник Ясноок, но его убили... Потом, как его увидел, то вспомнилось почему-то.
— Угадал, значит? Верно угадал! А то, что они со всем светом едины, как прочие люди — вот это уже не правильно.
— Особенные они, что ли? — спросил Хвостворту.
— Еще какие. — сердито сказала молодая Царица — Этот Ясноок был страшный человек. Он на этот свет очень темную силу впустил, какой раньше не бывало на земле. Даже до нас это донеслось, хоть он про нашу страну, наверное, и не знал. И про слуг его мы тоже слышали, но какие они — не знали.
— А теперь знаете?
— Да. Теперь знаем.
— Кто ж они такие? — спросил Хвостворту.
— Они то самое, что ты на болоте увидел: Облик человеческий, а внутри одна сплошная грязь. Не люди, не звери, даже не духи с той стороны. Они — что-то совсем чужое. И они враждебны всему на этом свете.
— Так кто они все-таки?
— Я сказала, что знаю, КАКИЕ они, а не КТО они такие, и ОТКУДА. И чего он у турьянцев объявился?! — как бы с досадой спросила она.
— А турьянцы вам не угрожают?
— Нет! — воскликнула девушка — Они долину стороной обходят, вместе со своими шаманами! Чуют, гадюки болотные, что мы не по их гнилым зубам!
— А если бы их злыдень перевел через болото? — спросил Хвостворту — Как тогда?
— Если бы болото перешли, тогда бы еще не то увидели! — сказала Царица, и в ее голоске раздалась недетская, недевичья суровость — Они сами не знают, что бы с ними было! Госпожа их предупредила и не пустила дальше, только ради нашего давнего мира с турьянцами! Они ведь тоже, ты сам слышал, кричали что идут не на долину, а только отомстить за своих товарищей. А были бы они нам явными врагами — тогда бы узнали, кто такая Царица! Видел у нас — Верхняя Речка, стекает в озеро?
— Да. Речку видел.
— Так вот, по ней с гор бежит талая вода. А есть еще речка Нижняя, что течет в болота под землей. По ней мы с госпожой выпускаем понемногу подземные токи, горячую грязь из-под самых корней гор, чтобы они не вырвались силой, и не залили бы нашу землю. Знаешь, какая мощь огромная в этой земле? Какая у Царицы здесь власть — знаешь? Если госпожа захочет, то всех их кипящим камнем зальет с головой, так что и костей на холодец не останется! Она бы на поприще от долины все выжгла, так что Озеро бы с паром ушло, если бы они нам были опасны! На каждого болотника одела бы по каменной шапке с целый дом!
И Хвосту показалось, что перед ним в купальне действительно сидит не юная беззаботная девушка, а хозяйка целого края, могущественная и строгая. А к тем, кто посмеет угрожать ее народу — к тем и жестокая.
"Турьянцев она люто ненавидит, даром что из себя такая девчонка миленькая!" — подумал Хвостворту.
— А за что их любить? — словно услышала его мысли молодая царица — Ты сам видел, что они с людьми делают! За что вот, скажи!
— Почему тогда у вас с ними мир? — спросил Хвостворту — Вместе с матьянторцами вы бы их в два счета раздавили!
— Нам с ними делить нечего. — сказала девушка — Нам в своей земле хорошо, других мы не ищем. К тому же наша власть не далеко отсюда заканчивается. Болотники к нам тоже не могут пройти, или похитить у нас людей. Зачем нам с ними воевать?
— Но матьянторцев все-таки вы впускаете?
— Рабство нам ненавистно. — сказала Царица — Рабов, попавших к нам, мы освобождаем. Поэтому и матьянторцев впускаем, и то иногда, при крайней необходимости. И как гости, они под нашей защитой.
— А с ратайской стороны к вам приходят? — спросил Хвост.
— Нет. За перевалом, на восходном склоне гор, нашей власти нет. Там под землей живут гномы, очень опасные. Ратаи про них знают, поэтому в горы редко отваживаются подниматься.
О гномах, живших в пещерах и провалах Хребта, Хвостворту слышал уж не раз. Горцы очень их боялись, и долины, где появлялись гномы, считали проклятыми, и избегали туда приходить. Дубравские разведчики, если решались пойти осмотреть такие места, всегда находили их пустынными, а бывало и сами пропадали без следа.
— А кто к перевалу подходит, — говорила Царица — того мы с госпожой дальше не пропускаем. С бенахской стороны тоже к нам никто не пройдет — в болоте увязнет, заблудится в тумане, или еще что-нибудь, но не дойдет до долины. А если кто-то дойдет — то ничего тут не увидит, одни голые камни!
— Точно! — догадался Хвост — Я сам ваши облака из-под земли увидел только когда Госпожа с нами заговорила, хотя они до самого неба, и за сто поприщ их должно быть видно!
— Так и с любым другим бы было. Нельзя, чтобы кто-то лишние знали про нашу страну.
— Это верно! — засмеялся Хвост — Если про такую благословенную землю пройдет слух, так столько людей сюда кинутся, что по самые горы набьется народу! Ну а Кувалда? спросил он. — Она ведь ратайка. Она не из-за Хребта здесь появилась?
— Нет, из-за Хребта она бы не смогла прийти. — сказала Царица — Она к нам с турьянской стороны пришла.
— Как это?
— Она тоже была в рабстве. Поэтому и не вернулась в ратайскую землю. Не помнит она, откуда и кто сама такая.
— Во-о-он оно как! — протянул Хвост
— Она появилась у нашей границы, одна-одинешенька — сказала Царица — просто брела по болоту, сама не своя, как все турьянские рабы, такая же грязная и полуживая. Наверное, матьянторцы разбили где-то рядом турьянский отряд, а она убежала. Я ее заметила издалека, и уговорила госпожу пропустить к нам. Мне было тогда лет пять всего. Я как увидела ее, помню, вся расплакалась... Побежала просить госпожу, чтобы ее впустила. Госпожа и сжалилась ради меня... А то бы она померла, не дойдя до Гор. Она жила у турьянцев в плену, и наверное, долго — совсем лишилась и памяти, и рассудка. Мы с госпожой ее долго выхаживали, чтобы Кувалдушка снова заговорила и человеком стала.
— А вы с госпожой можете память вернуть тем, кто там побывал? — спросил Хвост.
Молодая царица вздохнула:
— Можно было бы попытаться. Но не было бы это к худшему. Я как-то раз, уже намного позднее, лет в четырнадцать, спросила госпожу о том же. Она посмотрела, и сказала, чтоб я сама попробовала...
— И что?
— Я тогда в душу Кувалдушке заглянула. Я посмотрела, и сама от страха, как будто отшатнулась — такая там черная бездонная пропасть клубится! Видимо сестричка такое пережила в плену, чего ей самой лучше не помнить! Очень у нее тяжело на сердце. На всю жизнь израненная душа! И исцелиться тут сложно. Вот если бы ее полюбил кто-то, родила бы деток...
Два года она у нас побыла в первый раз — мы с ней очень привязались друг к другу! Кувалдушка мне из леса и мед носила, и ягоды, и орехи — наберет, и сама не притронется, а только мне несет! Когда я разболелась, то поила меня с ложки. А когда выздоровела, то сестренка меня вот в этой купальне вымыла первый раз, и за пазухой домой отнесла, как щенка! Я куда она, туда и я — и в лес, и в горы, и к озеру за ней впервые спустилась! А устану там, она меня на руках домой относила! Верхом ездить меня учила тоже она. Потом вот ушла с отрядом Сотьера, и стала бывать у нас уже изредка... Они нам иногда приводят турьянских пленников. Мы их излечиваем насколько удается, и потом отпускаем назад с матьянторцами. Так и Кувалдочка с ними ушла. А через два года — вернулась, уже вся в оружии, как витязь.
То-то они удивились, когда сестренка по-ратайски с ними заговорила на болотах! Здесь ведь, когда мы ее излечивали, она говорила по-своему, и никто этого не замечал. И Сотьер тоже не заметил, когда ее забирал. А когда они из долины уже вышли — только тогда поняли, что она ратайского рода! Пришлось ей опять учиться говорить, теперь уже по-бенахски! Но она быстро всему выучилась, она способная! Оружием владеть она тоже сразу научилась — да так, что мужчинам многим до нее далеко! И еще она очень добрая, только турьянцев ненавидит за то, что они калечат людей.
— Это я уже знаю, как она их ненавидит! — подтвердил Хвост — Она когда увидела, что я турьянского раба бил, так у нее лицо сделалось...
— А ты зачем раба бил?! — воскликнула Царица.
— Это нечаянно получилось. Я сам от турьянцев в лесу прятался, а он наскочил на меня, и давай драться. А я ведь не знал, что там у них, да как, и избил его. А Кувалда увидела — так рассвирепела, я думал — на куски меня разорвет!
— Ты что, не видел, какой он из себя? Какой жалкий? — пытала девушка.
— Так когда рассматривать-то было! Когда на тебя из кустов невесть кто вылетает, валит на землю, и начинает лупить со всего маху — тут ведь не до рассмотра! А насчет того, что жалкий — так у меня самого был вид такой, что жалеть впору! Я и сейчас-то...
— И увидела она, что ты раба бьешь, и что? — спросил Царица, уже не строго, а с обычным любопытством, как бы предчувствуя историю.
— О-о-о! чуть на клочки меня не разорвала! Я от нее по лесу бежал, как зайчик! А она за мной бежит, машет топором! — рассказывал Хвост с жаром, размахивая руками — Орет: "Убью, гадюка болотная! Убью-у-у-у-у!"
— Так и кричала? — залилась Царица смехом, не царственным, не величественным, а обыкновенным, веселым девичьим смехом — Так и кричала "Убью"?
— Ну или вроде того! — улыбнулся в ответ Хвост.
— Смешной ты! — сказала Царица. И вдруг добавила: — И красивый.
— Что... — оглянулся на нее Хвост.
— Красивый, я говорю.
— Да что там, какой из меня сейчас красавец, кожа да кости...
"А уж ты какая красивая. Я таких отродясь не видел" — подумал Хвостворту про себя.
— Прямо-таки никогда не видел! — рассмеялась девушка. Ее щеки, красные от жара, вспыхнули еще сильнее — Ну благодарю на добром слове!
Зарделась, опустила глаза, Царица... Даже взяла руками кончики мокрых волос, и стала их теребить. Ни дать ни взять была — девушка, даже не на выданье, а которой еще год-другой играть с подругами где-нибудь на берегу реки, тихим вечером...
— И думаешь ты тоже красиво... — сказала она
— Чего? — не понял Хвост.
— Я про то, что ты сейчас представил: спокойная речка, ветерок плакучую иву шевелит, девушки на лугу играют и смеются, солнце заходит... хорошо... Это там, в той стране, откуда ты?
