Мать-настоятельница так пока и не придумала, куда пристроить игуану, так что на данном этапе та проводила дни прямо во дворе, флегматично пожёвывая то специально доставленную для неё пищу, то растущую возле здания монастыря растительность. Сейчас она просто лежала посреди двора и млела на выглянувшем из-за облаков солнышке. Лизетта стояла рядом и пристально её разглядывала. По большей части наклонившись. Потом произошло и вовсе странное: монахиня легла рядом с животным, растянулась на земле и продолжила рассматривать игуану с такого своеобразного ракурса. Поняв, что за важное дело заставило девушку задержаться, я закрыла лицо руками и расхохоталась. Лизетта всё-таки вознамерилась выяснить, кого подарили матери-настоятельнице: самку или самца.
Приготовить большую порцию снотворного не составило труда. От забинтовывавших мои руки тряпиц была двойная польза: они не только скрывали следы от кандалов, но и позволили мне пронести на территорию монастыря листья одного редкого растения, которые вручила мне Хелена. Если подобные травы и можно было добыть на территории монастыря, то только у целительниц, и я как новенькая доступа к ним не получила бы ещё очень долго.
Для того, чтобы превратить листья в сильнодействующее снотворное, требовалось ещё несколько ингредиентов, но все они были сами по себе совершенно безвредны и имелись в изобилии на любой кухне. В итоге я получила внушительное количество бесцветного и почти не ощутимого на вкус порошка, которым осторожно приправила разлитую по кувшинам воду. Я не могла точно знать, что именно будут есть бдящие за Антонией монахини и из которого кувшина станут пить, поэтому решила действовать наверняка. Добавила снотворное во все кувшины, предназначавшиеся для трапезы, а также в те, которые монахини, жившие в нужной мне части монастыря, забирали в свои кельи. Ясное дело, это не давало мне гарантии, что в сон погрузятся решительно все, и вскоре после вечерней трапезы половина монастыря окажется так-таки вымершей. Кто-то мог и воздержаться от питья, а чей-то организм мог оказаться невосприимчив к добавленному мной порошку. К примеру, человек, регулярно принимающий подобное снотворное, не заснул бы от маленькой дозы в силу привычки. Однако мне и не требовался столь глобальный результат. Побег я запланировала на одиннадцать часов вечера — это оставляло достаточно времени, чтобы все или почти все отпили из кувшинов и чтобы снотворное успело подействовать, — а в столь поздний час в монастыре как правило почти все спали и без помощи лекарств. Ну, а если где-нибудь по дороге попадутся одна-две монахини, с такой помехой уж как-нибудь придётся справиться самостоятельно.
Антонию я заранее предупредила о том, чтобы свежую воду она этим вечером не пила. В нашу же келью я самолично поставила кувшин с обычной, нетронутой водой — на всякий случай. Было бы странно, если бы я отказалась пить то же, что и мои соседки.
Мелани мирно посапывала в своей кровати, а вот Лизетта никак не ложилась. Всё вспоминала подробности очередного утреннего визита Теда. Впрочем, я рассудила, что навряд ли она станет чинить мне препятствия. Так что просто потихоньку собралась, благо это было несложно. Заткнула за пояс нож, который тайком принесла из кухни, набросила на плечи плащ, спрятала под него моток припасённой на всякий случай верёвки. И только тут заметила, что Лизетта перестала вдохновенно болтать и очень внимательно следит за моими приготовлениями.
— Ты уходишь из монастыря?
Её взгляд был неожиданно понимающим.
Я кивнула.
— Да, Лизетта. Я должна уйти. У меня было одно дело, но теперь оно закончено...почти закончено.
Я пристально следила за реакцией девушки. Вдруг меня ждёт сюрприз, и теперь она поднимет шум? Впрочем, такой расклад представлялся весьма маловероятным.
Монахиня с сожалением вздохнула и понимающе улыбнулась.
— Что ж, хорошо тебя понимаю. Действительно, что здесь делать такой, как ты? Жалко, конечно, что ты уходишь: с Мелани ведь и не поговоришь толком. Но ты права. Желаю тебе удачи.
Я остановилась у двери и прикусила губу. Нельзя, нельзя идти на поводу у эмоций. У тебя здесь слишком важное дело, ты не можешь распыляться и ставить всё под угрозу из-за одной недовольной жизнью монахини. Не собираешься же ты, в самом деле, облагодетельствовать всех в этом монастыре!
Вздохнув, я подняла глаза на Лизетту.
— Хочешь уйти со мной? — спросила я. — Я смогу увезти тебя отсюда. Но уходить надо тихо и прямо сейчас.
Лизетта смотрела на меня в растерянности. Её руки безвольно повисли, а ноги сами собой сделали шаг назад. Наконец, она покачала головой.
— Нет. Нет. — Во второй раз это слово было произнесено значительно более решительно. — Я... не представляю, как стану жить там, за стенами. Я не смогу. Не сумею. А здесь я как-то привыкла. Приспособилась. Выбегаю иногда прогуляться — и вроде бы всё совсем не так плохо. Нет, уж лучше я останусь. — Она неуверенно улыбнулась. — А ты иди.
На уговоры у меня уж точно времени не было.
— Ну, как знаешь.
Бросив на неё последний взгляд, я вышла из кельи и тихо закрыла за собой дверь. После чего устремилась к комнате, в которой держали Антонию.
О том, что моя затея сработала, и охранница спит, я узнала ещё когда поднималась по лестнице. Храп был настолько громким, что я даже забеспокоилась, как бы она не разбудила соседок — невзирая на то, что те тоже получили свою дозу снотворного. Я присела возле охранницы на корточки, присмотрелась, прислушалась к дыханию. Спит, как убитая. Осторожно забрав у монахини ключ, я отперла дверь.
Антония уже стояла наготове. Когда я вошла, она бросила взволнованный взгляд в сторону двери, туда, где ожидала увидеть охрану.
— Всё в порядке, — ободряюще кивнула я. — Вещи есть?
— Всё при мне, — ответила девушка, почему-то приложив руку к шее.
Видимо прятала под одеждой какой-то ценный для неё предмет, возможно, медальон.
— Тогда быстрее.
Я шагнула к выходу, но остановилась, услышав неожиданно жёсткий ответ:
— Нет.
Я обернулась, изумлённо изогнув бровь.
— Нет? — переспросила я.
Что ж такое, никто кроме меня не рвётся сегодня покинуть монастырь!
— Не так сразу. — Антония изо всех сил старалась выглядеть и говорить уверенно, хотя пальцы, которые она прятала под плащом, легонько тряслись. — Сначала я задам тебе несколько вопросов.
— Так почему бы не задать их по дороге? — раздражённо спросила я, прислушиваясь к происходящему в коридоре.
Пока тихо — если, конечно, не считать храп.
— Потому что я не пойду с тобой до тех пор, пока не узнаю, кто ты такая.
Губы решительно сжаты, глаза сверкают на фоне белого, как полотно, лица.
— Предпочитаешь остаться здесь? — осведомилась я.
Совсем не детский смешок.
— Всё зависит от того, куда меня собираешься увести ты.
Я выглянула в пустой коридор, одновременно напряжённо думая. По-своему девушка права, особенно учитывая обстоятельства.
— Ладно. — Я повернулась спиной к дверному проёму. — Спрашивай. Только быстро. Я не могу гарантировать, что они проспят всю ночь.
Вопросы у Антонии уже были готовы, так что долго раздумывать она не стала.
— Тебя действительно прислал Андре?
Надежда смешивалась в её взгляде с недоверием. Даже не знаю, чего было больше.
— Мне казалось, что это очевидно.
Мой тон оставался спокойным, даже холодным. Главное — чтобы ей не показалось, будто я оправдываюсь. Вот в этом случае шансы завоевать её доверие можно будет похоронить.
— Но Андре пропал больше года назад, — хмурясь, сказала Антония.
— А теперь нашёлся, — невозмутимо откликнулась я.
— Мне сообщили, что он умер в тюрьме, — возразила девушка, не сводя с меня глаз.
— Неправда, — ответила я. — Он действительно был в тюрьме, но не умер, а бежал. Возможно, ты слышала о том, что оппозиционеры взорвали Мигдаль. Тогда Андре удалось скрыться. Потом он сумел перебраться за границу.
Антония помолчала, сжав губы и напряжённо глядя в пол.
— Откуда ты всё это знаешь? Он сам тебе рассказал?
Я покачала головой.
— Я бежала вместе с ним. Мы сидели в одной камере. Потом вместе скрывались от властей и вместе выехали из страны.
— Сейчас он за границей?
— Нет.
Игра в вопросы и ответы начинала мне надоедать. Нет, если бы мы сидели сейчас в спокойной обстановке, у зажжённого камина, с бокалом вина и без храпящей охранницы за дверью, я ничего не имела бы против разговора. Но сейчас атмосфера как-то не располагала. Пребывание в монастыре начинало сильно меня нервировать.
— Андре в Риннолии. — Я всё-таки решила расширить ответ на свой вопрос. — Как только он узнал, что у тебя неприятности, сразу же бросил всё и вернулся сюда. И если ты пойдёшь со мной, то убедишься в этом буквально через четверть часа.
— Ладно. — Девушка нервно облизнула губы. — А ты? Кто ты такая?
— Какое это имеет значение? — с просыпающимся раздражением спросила я.
— То есть сама ты мне не доверяешь, но при этом рассчитываешь, что я доверю свою жизнь тебе? — подняла брови она.
Я усмехнулась. Пожалуй, такой ответ мне понравился.
— Ладно, меня зовут Марта Кемпбелл, — объявила я. — И чем это тебе помогает?
— Ты врёшь, — убеждённо сказала Антония.
Неплохо, девочка. Ещё одно очко в твою пользу. Но ты права и в другом: я действительно не собираюсь так сразу раскрывать перед тобой все секреты.
— Ладно. — Я посмотрела ей прямо в глаза. — Моё имя — Эрта Делл.
На сей раз она ответила не сразу, сперва вглядывалась в моё лицо, чуть ли не встав для этого на цыпочки.
— Допустим. И кем ты приходишься Андре? Просто бывшая сокамерница?
А вот теперь в её взгляде появилось нечто новое. Оценивающее.
— Нет, — невозмутимо ответила я. — Я — его любовница.
Можно было, конечно, не уточнять. Или сказать более красиво — скажем, "невеста". Но в данный момент я делала ставку именно на прямоту и факты. Голые, не приукрашенные, бьющие в лоб. Это могло придать моему рассказу убедительности. Потому как, говоря откровенно, чем я могла доказать Антонии, что говорю правду? Да ничем. Хоть несколько часов могли бы пробеседовать, и всё равно продолжили бы топтаться на одном месте. А этих нескольких часов у меня не было. Да и заставлять Андре нервничать не хотелось. Как-никак я передала ему через Вито вполне определённое время побега.
Возможно, мой последний ответ и не пришёлся Антонии по вкусу, но то ли мой расчёт оказался верным, то ли она и сама поняла, что продолжение допроса в любом случае ни к чему не приведёт.
— И что, он не побоялся отправить свою любовницу в монастырь? — устало спросила девушка.
Прежняя настороженность и враждебность как-то разом исчезли из её тона.
— Я пообещала ему, что монастырь не пострадает, — с каменным лицом заверила я.
Теперь Антония не сдержала улыбки.
— Так мы идём? — Я тоже заговорила мягче.
Она кивнула.
С чувством огромного облегчения я наконец-то повернулась к двери. И застыла, готовая проклинать всё на свете. Поскольку в этот самый момент на пороге появилась Мелани. Решительно вздёрнувшая подбородок, плотно сжимающая губы и совершенно не сонная.
— Вы собираетесь бежать, — не столько спросила, сколько констатировала она.
Отвечать, что я просто зашла к приятельнице поболтать на сон грядущий, а плащ надела на всякий случай — вдруг крыша по-прежнему протекает? — смысла не имело.
— Да, — ответила я и выжидательно изогнула бровь: дескать, теперь твоя очередь, и я тебя внимательно слушаю.
— И, конечно, уже продумали, как отсюда выйти.
Это уже точно не вопрос, а констатация.
Я вздохнула, не считая нужным отвечать. Ну, и что с тобой делать? Спала бы себе спокойно в келье, никого не трогала. Моя рука на всякий случай нащупала ручку ножа. Но я, скривившись, сразу же её отпустила. Убивать девчонку решительно не хотелось.
— Мы уходим, — тоном, не терпящим возражений, заявила я и решительно шагнула к двери.
— Стойте!
Мелани перегородила проход и даже вытянула в стороны руки, чтобы мы уж никак не могли просочиться в коридор. Я оглянулась на Антонию. Интересно, сумеем ли мы вдвоём скрутить эту излишне ответственную монахиню так, чтобы избежать кровопролития?..
Но тут произошло то, к чему я оказалась совершенно не готова. Мелани упала на колени.
— Возьмите меня с собой! — взмолилась она, сцепив руки. — Пожалуйста, я не могу здесь больше оставаться! Я ненавижу это место, оно выпило из меня все соки! Ещё немного — и я его подожгу! Я не буду обузой, я помогу всем, чем сумею. Я на всё готова, правда! На любую тяжёлую работу, и жить впроголодь, и спать под открытым небом, и... — побледнев, она прикусила губу, но решительно подняла глаза и продолжила: — И даже с мужчиной лягу, если понадобится.
Такой апогей немало меня озадачил, и я вышла из состояния оцепенения, лишь услышав смешок Антонии.
— Хорошо хоть, что не с женщиной, — пробормотала я. Но, увидев непонимающе хмурящую брови Мелани, просто заверила: — Не понадобится.
Если бы девушка побежала обратно в келью, сказав, что ей нужно забрать свои вещи, я бы без угрызений совести отправилась восвояси вдвоём с Антонией. Но Мелани, сжав зубы и сцепив руки, ни на шаг не отходила от нас. Что ж, ладно, втроём, так втроём. Дальше по ходу дела будем разбираться. В крайнем случае скажу Андре, что на всякий случай прихватила двух подопечных, дабы у него был выбор.
Разыскать аккуратно замаскированную лазейку в стене, о которой рассказывала Лизетта, оказалось несложно. Первой наружу выбралась Тони, за ней Мелани, потом очередь покинуть территорию монастыря дошла, наконец-то, и до меня. Оказавшись за стеной, мы остановились, пытаясь сориентироваться в темноте: стояла глухая ночь, а факела мы, понятное дело, не брали, чтобы не светиться как в прямом, так и в переносном смысле.
Шорох и скрип сминаемых под копытами веток указал мне направление. А потом выглянувшая из-за тучи луна осветила силуэты лошадей и спешившихся всадников, державших их в поводу. Мы устремились к ним.
Все пятеро моих спутников были здесь; лошадей у них было семь: на появление Мелани никто не рассчитывал. Ринувшийся нам навстречу Андре успел, заметив девушку, бросить на меня удивлённый взгляд, но воздержался от расспросов: обстановка не располагала. Ибо наше исчезновение всё-таки не прошло незамеченным.
Со стороны монастыря послышались крики, и темноту в двух местах прорезали неровные огни факелов. Мы бегом устремились к дожидавшимся с лошадьми товарищам.
— Леди, вы позволите вам помочь? — шутливым тоном осведомился у Антонии не унывающий ни при каких обстоятельствах Вито.
Девушка привычно вскочила в седло.
Мелани, недолго думая, подсадили к Игнасио: в случае, если бы завязался бой, от него в любом случае было бы не много толку, так что их вместе с Антонией можно было со спокойной совестью отправить подальше от места схватки.
Я тоже собиралась оседлать лошадь, но так и осталась стоять на земле, держа в кулаке поводья. Поскольку небо за нашими спинами озарилось всполохом молнии.
