Глава 2
Тыл Южного фронта. Конец ноября 152-го года э.с.
Наверное, случай в лице простого писаря армейского передвижного госпиталя свёл Масканина и Бембетьева в одну палату, койки им тоже достались соседствующие. Офицерских палат для выздоравливающих, занимавших часть восточного крыла, в бывшем гостиничном корпусе имелось с дюжину, а на всякие там личные предпочтения писарю было наплевать. И надо же, составил он список переведённых и вопреки собственной вредной натуре, свёл в одну палату однополчан из многих воинских частей.
Послеобеденное время в палатах для выздоравливающих отличалось известной скукой. Благословенной мирной скукой, да и сам госпиталь воспринимался прибывающими с передовой раненными как настоящий курорт. Большинство счастливо и беззаботно дрыхли, успев уже за последние дни и наговориться, и пообсуждать скудные новости. Здесь тыл, тихо и мирно, регулярная кормёжка и койки с самыми настоящими простынями, подушками и тёплыми шерстяными одеяльцами и главное: сегодня, кажется, не убьют — что ещё надо для счастья?
Госпиталь, бывший в мирное время санаторием для партийного руководства Хаконы, располагался в живописной дубраве. Из всех санаторских достоинств на первом месте выделялись оборудованные под купальни минеральные источники, только вот бани не были предусмотрены. Хаконцы не отличались любовью к баням, обходясь обычными душевыми. Однако баня в русской армии считалась делом обязательным. А посему после размещения в бывшем санатории госпиталя уже на третий день выросли аккуратные срубы на некогда ухоженных газонах и полях для конного поло. Бани посещать можно было невозбранно хоть каждый день, в порядке очереди конечно, главное чтоб медики дозволение дали.
В тихий час кто не мог спать, играли по-тихому в картишки, чаще в подкидного дурачка. Таких в данный момент нашлось всего трое. По вечерам же картёжниками становилась чуть не вся палата, группки там и сям расписывали пульку или болт. Были и любители шашек. Чемпионом палаты по шашкам считался прапорщик Язов, соперничать с которым зареклись почти все. Масканин, например, бросил играть с ним, продув тому девять раз подряд. Иное дело — партейка с соседом-майором, у того хоть раз через два выиграть можно. Других игр, вроде шахмат или нардов, в их палате не имелось.
Бембетьев к играм был равнодушен, предпочитая чтение. Разнообразием выбор литературы не отличался, по палатам 'гуляли' три книжки А.Тергена — современного ютонского писателя, неплохо писавшего про тамошние заокеанские приключения подростков. Бог весть как такая 'детская' литература очутилась в госпитале, но за не имением ничего иного, читали. И многим действительно нравилось. Благодаря приключениям, выписанным пером А.Тергена, да и прекрасному переводу (что тоже немаловажно), подростковые романы шли на 'ура!'. Ютонец захватывающе описывал вылазки деток в горы, жизнь контрабандистов и приключения в 'сером терминаторе' — зоне отчуждения между обитаемыми территориями и смертоносными пустошами. Бембетьев книги чуть не до дыр зачитал, а потом, видимо, от скуки, принялся за томик третьей части боевого устава пехоты прошлогодней редакции, который забыл кто-то из прежних обитателей палаты.
Сейчас в палате было тихо, не то что после завтрака и до обеда, когда продолжилось ночное обсуждение вчерашних газет. Доставили их в госпиталь вчера, потому и вчерашние, а на самом деле недельной давности. В 'Выстреле', являвшемся одним из официозов русской армии, писали про успешное наступление на Южном фронте, о взятии Грайфсвальда и занятии голландской области Ваалхавен. Про контрудары велгонцев, пытающихся остановить наступление русских войск на Пеловском фронте. Отдельно и сухо, в отличие от успехов на других фронтах, писали о Невигерском фронте, где хаконцы, силами невигерской озёрной флотилии, высадили десант, захвативший плацдармы на побережье Новороссии. И о тяжёлых боях местного значения с велгонскими частями севернее озера Невигер.
В 'Новых Ведомостях' — официозе правительственном, писали о волнениях в столице и нескольких губернских городах, особенно в Кириллове — крупном промышленном центре Новороссии. В волнениях и беспорядках обвинялись экстремисты и провокаторы некоторых находящихся в подполье партий, за действиями которых редакции 'НВ' виделись происки велгонских агентов. Также изобличались снятые с должностей по обвинению в халатности чиновники, допустившие перебои с поставкой продовольствия в крупные города, особенно в столицу. Ведь известно же по урокам истории, что политика делается в столицах. Особое и бурное обсуждение в палате вызвала статья, где приводились цитаты из выступлений в партийных кружках некоторых деятелей-подпольщиков и публиковались 'в духе разоблачения' лозунги партий о необходимости прекращения войны и заключения почётного мира с Велгоном. Это в лучшем случае. Были в 'НВ' цитаты и других лозунгов о немедленном перемирии на любых условиях, мол, хватит правительству пить народную кровь, прикрываясь 'справедливой' войной. Статью обсуждали полночи, задаваясь вопросом, как её цензура пропустила. Возмущались. В конце концов, все рассуждения свелись к тому, что мы тут воюем, а они там в тылу нож нам в спину. Получается, зря мы, по ихнему, кровушку свою проливаем, товарищей хороним, и патриотизм наш народу не нужен. А сами мы кто? Не народ? Кадровая армия, считай, в первый год войны выбита, так кто теперь воюет?
— Эй, Макс... — шёпотом позвал сосед. — Спишь?
Спать Масканину не хотелось, но лежал он с закрытыми глазами, всеми силами стараясь вздремнуть. Но куда там, выдрыхся, наверное, на полгода вперёд.
— Хорош на массу давить, поручик, — не унимался сосед.
Масканин открыл глаза и уселся, облокотившись на спинку койки. От долгого пребывания в горизонтали голова была что чугунная. Сосед, плотный мордатый майор по фамилии Полудуб, смотрел на него заговорщицки, уже видимо составив план как слинять из палаты. Особо сложного в этом ничего не было, режим в этом крыле оказался послабленным, но разгуливания по территории во время тихого часа не приветствовались.
— Идём, подышим, — предложил майор, — и употребим.
— Вдвоём?
— Почему вдвоём? Олега буди...
— А я не сплю, — отозвался Бембетьев.
— Ну, так как? — подмигнул майор. — Идём что ли?
— Пошли, — согласился Бембетьев за себя и Масканина.
Госпитальных халатов ни у кого не было, чай не мирное время, хорошо хоть прачечная работала исправно. Впопыхах одевшись потеплее, троица покинула палату. На улице как-никак декабрь вот-вот наступит, хоть и тёплый в южной Хаконе был климат, но однако дыхание зимы чувствовалось и здесь.
Из всех постояльцев палаты майор Полудуб волей-неволей сошёлся только с Масканиным и Бембетьевым, как с самыми старшими и по возрасту, и по званию. Остальные раненные были для него совсем уж мальчишками, к тому же в большинстве недавно произведёнными прапорщиками.
Через не заколоченный чёрный ход они вышли из палаты на заваленную разбитой мебелью лестницу, аккуратно спустились со второго этажа, стараясь ничего не задеть, дабы не привлечь к себе внимания грохотом падающих останков санаторской роскоши. Бембетьев осторожно выглянул за дверь, ища на улице признаки возможной неприятности в лице бдительной санитарки или случайно идущего мимо военврача. Но на заднем дворике 'опасности' заметно не было и Бембетьев подал рукой знак. Троица дружно устремилась в дальний закуток, профланировав между посаженным под окнами яблонями ещё не до конца сбросившими пожелтевшую листву.
В закутке валялась всякая всячина, выброшенная из окон как ненужный в госпитале хлам. На корточках сидеть не пришлось, каждому досталось по сломанной тумбочке, в качестве импровизированного столика ещё в прошлое посещение закутка был приспособлен бронзовый бюст какого-то хаконского вождя, успевший под открытым небом покрыться патиной. Не сам бюст, естественно, на роль столика приспособили, просто постамент у него оказался широкий, такой, что кружки удобно в рядок ставить. Кружки были обычные алюминиевые, припрятанные здесь несколько дней назад. Майор извлёк из рукава солдатскую восьмисотграммовую фляжку, запрятанную им так, что со стороны и не скажешь, есть ли в рукаве что-либо. Отвинтил крышечку и принюхался, одобрительно крякнув.
— Нормально, — заключил он.
— Водяра? — спросил Масканин.
— Да откуда здесь водяра? — Бембетьев хмыкнул.
— Правильно, — майор разлил по первой. — Медицинский спирт. Разведённый пятьдесят на пятьдесят. Такая вот гидроколбаса.
— А на закусь что, курятина? — усмехнулся Бембетьев.
— Ну да, — кивнул майор, — со столовки с собой хрен что вынесешь, а сбегать в город — вообще дохлый номер. Поэтому, господа, только гидроколбаса с курятиной.
Масканин почесал нос, пытаясь врубиться. Бембетьев и Полудуб понимающе переглянулись и похлопали его по плечу каждый со своей стороны.
— Это у нас со времён учёбы во владимирском пехотном, — объяснил Бембетьев. — Юнкера — народ не особо богатый, зачастую только водка из выпивки, да сигареты на закусь, если выпадет редкая возможность гульнуть после отбоя. Водка или самогон — гидроколбаса. Выпил, закурил — вот тебе и курятина.
— Понял, — Масканин улыбнулся. — И часто вы так?
— Не часто, но бывало, — ответил майор. — По крайней мере, в моё время.
— Да и в моё, — заметил Бембетьев, смотря на майора. — Ты меня не помнишь конечно, а мы на вас, на выпускной курс как на богов смотрели... Я-то тебя помню, ты нас ещё строевухой на плацу гонял.
— Было дело, да, — начал припоминать майор, проведя ладонью по стриженному под ноль затылку.
— А смысл в чём? — поинтересовался Масканин.
— Так в нашей альма-матер заведено, — ответил Бембетьев. — Каждый август выпускной курс обучает строевой обитуру, то есть уже зачисленных и сведённых в подразделения салаг, но ещё не принявших присягу. Традиция-с.
— Да-а... — протянул Масканин. — Гидроколбаса, говорите, с курятиной. Хэх! Обойдусь, пожалуй, без вашей курятины. А что за повод, кстати?
— Повод есть, Макс, — майор подмигнул. — Всамделешний. Письмецо я получил от жены, сегодня в столовке передали. Шло оно долго, пока туда-сюда, сам знаешь как оно бывает. Короче, рожает моя. Когда — точно не знаю, но если она не ошиблась, то примерно сегодня.
— Сын, дочь? — спросил Масканин.
— Надеюсь, сын. Хватит с меня девок. Фамилию продолжать надо, она у меня редкая. А то вдруг я последний Полудуб на свете? Ну, давайте, мужики, чтоб моя благополучно разродилась.
Кружки глухо лязгнули. Выпили залпом. Масканин жестом отказался от протянутой майором сигареты, затянул воздух через рукав.
— Последним быть никак не можешь, — заявил он. — Где-нибудь ещё Полудуб сыщется. Обязательно сыщется.
— Угу, — буркнул майор, затягиваясь, — примерно то же мне и наш коновал сказал. Мол, подумаешь, два пальца оттяпаю, от вас Полудубов не убудет. Это у него, засранца, шуточки такие.
— Гаврилов? — спросил Бембетьев.
— Гаврилов-Гаврилов, — закивал майор.
— На Гаврилова это похоже, мужик он языкастый. Юмор у него не для всех.
— В общем, пальцы резать я ему не дал. По одной фаланге — чёрт с ним, всё равно раздробило. А он мне: теперь не дуб, а полдуба точно осталось... Шутник, бля.
— Как ощущения? — посмотрел Бембетьев на укороченные пальцы майора.
— Хреново, — скривился тот, разглядывая обрубки среднего и безымянного пальцев правой руки. — Никак не привыкну, что ногтей нет и постоянно кажется, что кончики пальцев свербят. Во, штука какая... Свербит, ноет то, чего нет...
— Между первой и второй, как говорится... — предложил Бембетьев, разливая.
— А ты шустрый парень, смотрю, — одобрил майор. — За боевое братство...
Выпили по второй. Масканин вновь занюхал рукавом, посматривая, как остальные жадно затягиваются.
— За братство — это хорошо, — сказал он, — только знаем мы вас, мотострелков. Что вы, что танкисты — один хрен. Сегодня здесь, завтра там.
— Во-во, — подхватил Бембетьев, — не то что завтра, а через пять минут вас и след простыл. Механизаторы войны, блин.
— Так... я не понял, — ухмыльнулся Полудуб, — это вы к чему?
— К чему, к чему... — Бембетьев окутался дымом, прикуривая новую сигарету. — Вон две недели назад, когда меня с Максом сюда доставили... Ваш двадцатый должен был на Дамме идти. А в итоге? Понесла вас нелёгкая на участок соседней дивизии...
— Понятно, — майор докурил в три затяга, сплюнул и выбросил щелчком окурок. — Мы мобильные войска, куда начальство скажет, туда и прёмся. Обычное дело — с участка на участок прыгать, как блохи. Бывало так за ночь загоняют... А там под Дамме нас к своим же танкистам из двадцать второго полка на взаимодействие бросили. Двадцать второй из нашей же дивизии...
— Вот я и говорю, — встрял Масканин, — рассчитываешь на вас, а кукиш с маслом в итоге. Кто там у нас справа стоял, Олег? Сто шестидесятая? — увидав кивок Бембетьева, продолжил: — Не могли что ли у соседей несколько батальонов для ваших танков взять?
— Много ты понимаешь, Максимка, — в миг посерьёзнел Полудуб. — Взять у простой махры батальоны? А заодно и артиллерию, и сапёров. Ну-ну. Ты пока поручик, вот станешь капитаном, сам докумекаешь. Ну сами, подумайте: во-первых, кто ж их по собственному желанию даст, батальоны эти? Во-вторых, стрелковые подразделения нихрена не способны грамотно взаимодействовать с танками, на то есть мы — моторизованная махра. Танки ведь не универсальное оружие, им защита и прикрытие нужно. Своя обученная пехота, своя артиллерия и свои спецы. А будь по-вашему, господа поручики, вклинились бы мы не далее трёх-пяти кэмэ. А вышло как?
— Знаем, — отмахнулся Бембетьев, — Грайфсвальд взят на третий день...
Майор улыбнулся.
— По пятьдесят кэмэ в день средний темп продвижения. Там где мы с утра были, пехтура на следующий день добиралась.
— Замнём? — предложил Масканин. — Я бы лучше новую байку послушал.
— Ну, Макс, — майор повёл плечами, — я вроде бы все их порассказал.
— Все да не все, — не унялся Масканин. — Что-то там про забулдыгу-трясогуза, тот, что в центральном корпусе прохлаждается...
Майор улыбнулся.
— Это ты про забулдыгу? Это я его так дразню. Слышал что ли?
— Случайно слышал, когда мимо проходил. Запомнилось.
— Это не свежая байка, а давнишняя. Да и не байка на самом деле, а реальная история. Фамилия у него такая — Забулдыго. На 'о' кончается. Рядовой Емельян Забулдыго, бедовый хлопец, два Креста Доблести имеет. И 'Вишенку'.
— И что?
Майор пожал плечами:
— Тогда слушайте, господа. Дело было прошлым летом, когда нашу дивизию на Невигерский фронт бросили. Мы там манёвренную оборону держали, а через полтора месяца вывели нас в тыл на переформирование. Так вот, когда нас в тыл отвели, мой батальон расквартировался в одной деревеньке. Малые Кобылицы кажись называлась она. Месяц отдыха, боевой учёбы да и пополнения приходящие принимать... Сами знаете, что такое молодые парни, вышедшие с передовой, к тому же баб давным-давно не видавшие. А тут еще июль жаркий... Деревенские девчата все в сарафанчиках шастают, босые, глазками так и постреливают. Пигалицы, блин... Короче, расквартировали нас по домам. Мест всем хватило. Деревня — дворов шестьсот... А Емелька наш, Забулдыго, парень хоть куда, рослый, плечистый, по всем статьям — атлет. Глаза голубые, зубы как у лошади! Шучу... Ну, в общем, на него стали засматриваться тамошние красотки. Они как раз все там чернявые, таких как он блондинов, может, и отродясь не видали. И приглянулась же Емельке, дураку пришибленному, не абы кто, а дочка деревенского старосты. Смазливая девка, промежду прочем...