— Знаешь, а этого бы хватило у меня дома, чтобы мать твоей матери благословила бы нас безо всяких оговорок, и многие женщины смотрели бы на меня с завистью.
Она вздохнула.
— Но это — на Чарре. Я поняла, что в твоем мире, капитан, как это ни дико звучит, дети часто — обуза для отца. Я думаю, что земные женщины не знают истинной цены своим мужчинам, своим детям, и может быть им так легче?
Я погладил ее мягкие, шелковистые волосы:
— Мне кажется, что мать моей матери не будет возражать. Насколько я ее знаю, она будет рада тебе, ведь ты — это ты. Так что если тебе будет приятно, то я признаю тебя своей женой.
— Главное, капитан, что у меня будет сын, — твердо сказала Эва, — Подробности, как ты говоришь, несущественны.
— Мне так хочется сделать тебе что-нибудь приятное, — пожаловался я, — но ты ни о чем не просишь. Хотя знаешь, что я сделал все, что в моих силах. А ты ничего не хочешь, это даже обидно!
— О, иногда я чувствую то же самое, — рассмеялась Эва, — Но не переживай, просто еще не время. Я попрошу, обязательно попрошу, только сначала мы прилетим на Чарру.
Крылья драконов.
"Каждому иногда приходится валять дурака..."
Эрвин Невилл.
А время все шло. Даже внутри юниверскафов оно не могло уж совершенно остановиться. Мы мчались по моему родному Кольцу Времен вот уж третий автономный месяц, оставив за кормой кораблей плохо представимые толщи Вечностей. У нас давно наладилась спокойная, размеренная жизнь, жизнь людей, вынужденных дожидаться окончания долгого пути. По пути подворачивалось немало симпатичных культур, иногда до безобразия похожих на Землю, но мы воздерживались от соблазна устроить "привал". Нам все казалось — вот в следующей Вечности точно находится искомое, ан не тут-то было. Я давно сбился со счета этим вечностям, мелькающим с размеренностью боя часов за обшивкой наших капсул, и стал напоминать себе флегматичного пассажира поезда скорого следования, не обращающего никакого внимания на мелькающие за окном полустанки.
Юри все ворчала в мой адрес, вздергивая плечо и окрашиваясь в невозможные сочетания цветов во время совместных трапез, Светка вела себя тихо, не причиняя беспокойства, а Эва по прежнему была рядом со мной. Так закончился третий месяц пути и начался четвертый. У меня уже стали появляться нехорошие мысли о том, что этак мы можем ехать на мою историческую родину всю оставшуюся жизнь, как неожиданно произошло много разных событий.
Когда-то в свой набор инструментов, коды которых были запрограммированы в мое сознание на Майе, то есть в список кодовых инструкций для синтезатора со стандартными входами, я включил несколько милых сердцу терранских безделушек. Одной из них был кассетный плейер с набором музыкальных кассет, с головой выдающий мое происхождение, зато предоставляющий относительный комфорт в иных мирах.
Вот с этого-то маленького электронного устройства и начался сыр-бор.
А дело было так: я лежал, слушая свою любимую песню Эрвина Невилла"Everybody play to fooll", то и дело поправляя наушники, не желающие удерживаться на лишенной ушных раковин голове. Музыка напоминала мне о летнем Подмосковье образца 1991 года, о теплом августовском дожде, о ранчо на Проклятой Пустоши, жмущемся к стене заповедного леса, о странной, жестокой, грубой, неуютной, нереальной сейчас моей прежней жизни.
Как часто случалось, когда нахлынули вызванные кассетой воспоминания, музыка постепенно перестала восприниматься, она стала состоянием души, ностальгией по природе и уединению в ней, по простой, незамысловатой жизни в деревянном домике на краю галактики Номай, или, как ее называют на Земле, Млечный Путь.
И в привычном расслабленном мелькании нечетких образов Земли, вдруг, пугающе отчетливый, почти физически ощутимый, проступил, вытесняя их, никогда не виданный мною пейзаж: холмистая равнина (ржаво — фиолетовых тонов глина с полосами черного песка) под ногами, до самого горизонта. Багровое, как на Марсе после песчаной бури, безоблачное, дающее мягкий рассеянный свет небо, и на черте горизонта, разделяющей их, там было что — то, огромное, быстро приближающееся ко мне. Я подумал о том, что стремительно растущая желтая, сверкающая золотом черта может быть кораблем типа "Серебристый Призрак" и тут же убедился в своей неправоте — это было чем-то гораздо большим. Оно было действительно огромным. В этот момент со звонким щелчком сработала охранная программа Тари, и мое сознание расслоилось — я как бы раздвоился, вернувшись большей частью себя на Валькирию. Я ни за что не оторвал бы взгляда от стремительно летящего образования, но тот я, который стоял на краю холма, грустно улыбнулся теперь уже неведомым мыслям и опустил глаза вниз, сорвал одну из реденьких разлапистых багряных метелок и стал поигрывать хрупкой веточкой цвета заката, похожей на земные кораллы. И сказал, почти пропел, словно сквозь вату донесшиеся слова: "Дзи-з-заку умар-рлабранд"...
Тут же по ушам ударил электронный баритон транслятора Валькирии:
— "Город Сияющего Диска", а где это, капитан?
— Не знаю. Похоже, это какое-то странное крипто, — недоуменно сказал я. Наваждение пропало, я выключил на полуслове Эрвина Невилла и тряхнул головой. Прямо передо мной стояла Юри. В ее огромных глазах я увидел тревогу:
— Что это было? Это не крипто. Электронные наркотики, может быть?
Наваждение неожиданно глубоко затронуло мое сознание, изменило его. Я неожиданно понял, что она только притворяется потерявшей свои качества, и походя понял, и легко ее простил, и забыл, как несущественную мелочь, протянул руку и поглаживая черно-зеленые волосы, улыбнулся, видя, как моя рука оставляет сияющий золотой цвет на ее волосах, и сказал:
— " Под сводом голубым есть город золотой
С высокими воротами и яркою звездой,
А в городе том сад, где травы и цветы,
Гуляют там животные невиданной красы..." — в голове чересчур громко проревела слышимая только мне и Юри мыслесирена, заставив обоих поморщиться. Второй звонкий щелчок охранной программы дракона Тари отделил меня от странного, совсем не свойственного мне состояния вселенской мудрости и долготерпения. Я растерянно попытался вспомнить, откуда этот стих, который я только что читал, оторвал свою рассеянно замершую было руку от шевелюры девочки и нахмурился.
Несмотря на тревогу, Юри не могла не прыснуть от того выражения лица, которое в результате всего этого у меня получилось:
— Ох, капитан, с тобой не соскучишься! Да сделай лицо попроще, и люди сами к тебе потянутся. Ты это сам сочинил?
— Н-не знаю, — пробормотал я, — Кажется, нет.
— Не то важно, сам сочинил или не сам, — громыхнула Валькирия, — А то важно, что это было сказано красиво! Кажется, у капитана начал формироваться хороший вкус. Поздновато, но лучше, чем никогда. А это электронное видение я записала, — смущенно призналась капсула, — У меня в это время как раз опробовалась телепатоголовка шестнадцатого поколения, такая славная, такая умненькая, что просто прелесть!
— О чем это вы? — спросила Эва, — Я-то простая смертная и ничего не видела, только услышала эти красивые стихи. О каком городе он говорил?
— Сейчас, милочка, — проскрипела Валькирия, — Это новое программное обеспечение еще медленно работает. Да и неудивительно, я же пока что набросала его в самом общем, самом черновом варианте. Это скорей эскиз программы, а не программа, а тут сходу надо переводить мыслеобраз в объемную картинку для визора. Вот еще немного... Готово!
— Но это совсем не то! — в два голоса воскликнули мы с Юри, увидев в визоре тот же пейзаж, но без растительности и — главное — без летающего предмета.
Тут сразу произошло много событий.
В Валькирии на расстоянии вытянутой руки от меня возникла Светка, она двигалась как слепая вытянув руку в которой была длинная металлическая неприятная игла в другой руке она несла медный по виду диск от которого исходили волны слепящего радужного света. Моя сущность зарегистрировала агрессию и ударно ускорила личное биовремя. Все вокруг замерло, только мы со Светкой продолжали движение. Она развернулась, двинулась в мою сторону, вороненый металл неприятно блестел тончайшим острием. Я узнал это подлое устройство, ими оснащались Охотницы — это была одноразовая комбинация парализатора и микрогипердвигателя. Там мог быть еще и силовой кокон, если галаксмена собирались потрошить. В любом случае, даже с максимальным ускорением, у меня почти не осталось времени — как только игла опознает меня в качестве цели, я не смогу избавиться от нее. Тем временем застоявшиеся боевые программы раскручивались в моей голове все быстрее. Я позвал Валькирию, но капсула молчала. Юри, страшно скривив лицо, закатив глаза, медленно, как мед по стеклу, лилась на пол. Лицо Эвы медленно принимало недоуменное выражение. Откуда-то доносилось глухое, раскатистое львиное рычание. Наконец, я догадался позвать на подмогу Мечи Власти.
Казалось, что время не имеет для них никакого значения — словно я и не ускорялся в двадцать с лишним раз, льдисто мерцающие клинки скользнули теплыми рукоятями в мои ладони. Гакко проворчал:
— "Не стоит ее касаться! Она сама по себе опасна не меньше своего дрянного оружия."
— "Но мы не можем вечно от нее бегать!" — тут же возразил Женьтао.
— Дъявол и ад!!! Да откуда что взялось?! — взорвался я, — Ее же проверили по атому! Наизнанку вывернули, каждую клетку просмотрели!
— Теперь сам видишь, как много ухитрились просмотреть, — скаламбурил Гакко. Мы с Женьтао дружно вызверились на этого весельчака. Львиное рычание стихло, Юри наклонилась над полом под немыслимым углом. Эва начала разворачиваться в нашу сторону, Светка тупо, но целеустремленно пыталась удержать иглу направленной на меня, чтобы сработали системы наведения этого грязного оружия.
— "Мы должны заставить ее упасть. При таком ускорении она разобьется об пол, как стеклянная." — озабоченно родил идею Женьтао.
— "Но мы не можем ее касаться из-за Радужного Диска!" — возразил Гакко. Женьтао молча вырвался из моей руки, исчез, снова появился — уже в ножнах и стряхнул их с себя под ноги приближающейся Светке. Светка перешагнула через прыгающие, медленно — резиновые ножны, уклонилась от вторых, продолжая кратчайшим путем преследовать меня.
— "Вот ведь дерьмо! Ни хрена нет в этой консервной банке, чтобы уронить Охотницу! Хотя... Синтезатор!" — рявкнул Гакко.
— "Да поживей, а то тебя на таком ускорении надолго не хватит!" — добавил Жентао. Рискуя сорвать с костей мясо, я затормозил перед синтезатором и набарабанил первый попавшийся код. Снова рванулся в сторону. Светка приближалась. Теперь она смахивала на труп — дикое ускорение времени сжигало ее изнутри. Впрочем, я тоже не выглядел цветущим. В тот момент, когда я смотрел на Охотницу, что-то внезапно спутало мои ноги, и я полетел над полом, медленно, как в невесомости, начав кувырок. Я вцепился в мои мечи, и они пытались поддержать меня, ладони отозвались адской болью, словно их медленно плющили прессом. Я лихорадочно пытался обрести контроль над движением — при таком ускорении от меня мало что останется, пропаши я носом по обшивке. Меня медленно, но неуклонно развернуло вниз головой, я сжался в комок, чтобы не зацепиться за пол, и увидел, как Светка, отпустив диск, летит следом за мной. На ногах у нее я узнал провода от плейера, который совсем недавно так приятно слушал. За Светкой разлетались брызги электролита от вечной батарейки и пластмассовые обломки корпуса плейера. Сбоку от нас присела неприятно оскаленная Эва, медленно поворачивающая к нам голову с невидящими глазами. Я не стал обращать внимание на чарранку, потому что хотя вид она имела устрашающий, на таком ускорении, как мы со Светкой, Эва просто не успевала отреагировать на наши передвижения. Моя голова проплыла в паре сантиметров от пола, скребя его жесткой щеткой волос, и после томительно долгого ожидания я стал разворачиваться ногами вниз. При этом я цеплялся за рукояти мечей со всей дури, не обращая внимание на идущую из-под ногтей кровь и непередаваемую, чудовищную боль. В результате своих усилий под дикий вопль я ухитрился принять позу парашютиста и в красной пелене ударной перегрузки, под медленный, противный треск позвоночника и выворачиваемых инерцией из сумок суставов, восстановил контроль над движением. Светка плыла позади меня в каком-то метре, отчаянно вытягивая руку с иглой. Я резко подался вбок, ощущая новую волну медленной боли во всем теле. Я начал сдавать, и понял, что пора прекращать весь этот балет. Синтезатор наконец сменил цвет своей панели на зеленый, причмокнул уплотнением и начал открываться. Мои цепляющиеся за рукояти мечей руки ощущались двумя источниками боли, самыми сильными после ног на общем пыточно — застеночном фоне. Игла пролетела в считанных сантиметрах от моего плеча и начала неторопливый разворот. У меня уже совсем не осталось ни времени, ни сил. Я поднажал, как мог, тащась к синтезатору, лениво открывающему панель, ждать я уже не мог, поэтому махнул мечом и отрубил ее. Запустил руку в камеру, нащупал там что-то холодное, твердое и пушистое и подставил летящей прямо в лоб игле. Она не успела отвернуть и погрузилась в мерзлую тушку белой кошки. По мере входа игла стала прищелкивать, как будто кто-то неспешно строчил ткань на древней швейной машинке. Я выпустил кошку из рук и отступил вбок, медленно двигая изнасилованное перегрузками тело. Увидел, как оскаленная Эва летит навстречу Светке, сгруппированная в комок, медленно начинающая выбрасывать ноги для сокрушительного удара в бок. Все вокруг двигалось все быстрее и быстрее, и я понял, что мои ресурсы окончательно исчерпаны. Я возвращался в нормальное течение биовремени. Щелканье перешло в пронзительный вой и кошка, не успев коснуться пола исчезла в белой беззвучной вспышке под стук удара и падения двух тел. Я постарался как можно бережнее приземлиться, все тело адски болело и настолько утомилось, что даже перевести взгляд с одного предмета на другой не удавалось.
Брызги красной терранской крови упали на меня, кремовую обшивку капсулы и расслабленно — напряженную Эву, следящую за вздрагивающим в конвульсиях Светкиным телом. Радужный диск, выроненный ей, теперь слабо мерцал неподалеку от шестиугольного провала камеры утилизатора. Вдруг диск скрипнул и рассыпался в мельчайшую медную пыль. Тут же заорала Валькирия:
— Что тут происходит, в новелл — нетворк вашу маму? Эй, тут есть еще живые? Эн Ди! Юри? Что за сражение без меня? Какая паскуда смогла меня заблокировать?!!!
Юри слабо застонала и пошевелилась. Ее глаза приняли осмысленное выражение, увидев Светку с Эвой, она чуть улыбнулась и прошептала слово, которого я не разобрал. И снова вырубилась. Моему организму очень хотелось последовать ее примеру, но я пока еще держался:
— Кх... Валькирия... Кх... что она такое сказала?
— "Порядок" она сказала, — сообщила капсула, — Кой черт порядок!!! Друг друга чуть не передавили!
