— Нет...
— Teine, — прошептала зеленоглазая, пытаясь поднять руку, не то, чтобы защитить рыжеволосую, не то, чтобы коснуться ее щеки в последний раз. Но рука бессильно падала, на лице не осталось ни единой кровинки.
— Teine...
Взгляд Шены остановился, замер. Зрачки расширились, будто вбирая напоследок весь окружающий мир. Единственная слеза замерла в уголке глаза, смешалась с каплями дождя. Все закончилось. Лена поняла, что сжимает в объятиях мертвое тело.
— Сколько же от тебя забот... — проговорила сквозь зубы ведьма. Она больше не улыбалась. Напускное веселье сползло, как маска, красивое лицо горело жаждой убийства.
На этот раз Шарлей не соблюдал традиций, он напал сбоку, без предупреждения, размахивая молотом. Бретер понимал, что до утра ему не дожить, и намеревался умереть красиво, правильно — захватив с собой врага. Или дотянуться до него напоследок, хотя бы поцарапав.
— Нет, — повторила Лена в третий раз.
Понимание взорвало преграду в сознании. Прорвало, как цунами слабую плотину. Шена мертва. Погибла, защищая ее до последнего вздоха. Этого не должно было случиться, сон обещал совсем иное... Видение солгало, вывернуло действительность наизнанку.
Этого не может быть. Шена не может умереть.
Не может.
Не должна...
Она должна жить.
Лена закрыла глаза, не в силах смотреть на белое, неподвижное лицо девушки с короткими черными волосами. Не в силах кричать и даже думать. Лишь одна мысль осталась в ее голове, поглощая все остальное, сжигая и поглощая, как огненная стена пожара.
Однорукий, потерявший немало крови, Шарлей все же дотянулся до ведьмы. Не так хорошо, как хотелось бы, молот не разбил висок, а скользнул по черепу, срывая клочок кожи. Однако подлинное совершенство недостижимо и, учитывая обстоятельства, мэтр был вправе гордиться собой. Теперь оставалось лишь уйти в глухую оборону, принимая удары на боевую часть молота, потому что сил для повторной атаки у мэтра не осталось. И держаться еще сколько-то мгновений, уже из чистого упрямства, потому что настоящий мастер всегда сражается до последнего.
Шарлей не видел, не видела и ведьма, как рыжеволосая, которая. казалось, полностью выпала из реальности, вдруг подняла голову. Лицо ее было столь же бледным и неподвижным, как у мертвой девушки, но в глазах разгорался неестественный желтоватый огонь, совсем как у мяура. И то было совсем не отражение костров, что горели на палубе. В следующую секунду тело Шены рассыпалось на руках у Лены, растаяло полностью облачком искр, которые гасли одна за другой, как звезды в предрассветном небе, под безжалостным натиском солнца. Стукнула о палубу монета на цепочке.
Бой клонился к завершению, и пираты его выигрывали. Тяжело, с огромными потерями, но шаг за шагом выигрывали, тесня обороняющихся. Над сцепившимися кораблями разносились крики ярости, боли, звучали команды, но вдруг... Окажись здесь сторонний наблюдатель, он заметил бы, что фон битвы изменился, в нем отчетливо прорезалась новая нотка. Она стремительно крепла, набирала силу, вытесняя все остальное. До тех пор, пока над судами не вознесся единый слитный вопль ужаса.
Шарлей не боялся ни единого живого противника, он видел их всех. Однако здесь ... мэтр отступил к борту, борясь с дурнотой, удерживая молот скорее из-за стиснутых судорогой пальцев, замахнуться бретер уже не мог — сил не хватало. А мимо прошаркал мертвец, волоча за собой длинную петлю кишок. За ним еще один. По всему 'флагману' те, кого уложила на красные доски разящая сталь, понимались, независимо от того, пират или 'купец'. Дергано, как марионетки, управляемые неумелым кукловодом, но с молчаливым, потусторонним упорством. И все шли к носу корабля. Раны перестали кровоточить, а десятки пустых глаз с остановившимися зрачками смотрели в одну сторону. На одного единственного человека. Словно невидимый ворот вращался, наматывая одновременно пару десятков нитей, подтягивая мертвецов, заставляя переступать деревянными ногами, шаг за шагом.
Ведьма все поняла первая, очень быстро, можно сказать — сразу. Обрубила первую кисть, что тянулась к ее лицу, быстрым пинком отбросила тело, которое сразу поползло обратно, с жуткой, не рассуждающей целеустремленностью рептилии или насекомого.
— Колдовство!!! — заорал во всю глотку Айнар. — Нечестивое колдовство!!!
Сантели немедленно поддержал и возопил на пару с Каем:
— Поганые некроманты! Бей их, С нами Пантократор! Бог проклинает нечестивцев!
Красноглазая отскочила назад, выигрывая пару мгновений, быстрым взглядом оценила диспозицию. От Елены ведьму отделяло несколько метров и не менее пяти покойников, наступавших с раскрытыми объятиями. Можно было пробежаться к мишени по борту, если сапог не скользнет по мокрой доске на краю бездны, но там уже зло скалился Шарлей. От мачты спешил Кай, разбрасывая пиратов и безразличных к нему покойников, словно кабан в боевой сбруе и наморднике. Схватка как будто обрела второе дыхание, теперь уже обороняющиеся перешли в наступление.
В начале боя лицо красноглазой было веселым, как у садиста. предвкушавшего самые изощренные мучения. Потом злым. Сейчас оно стало поистине жутким, в том числе из-за красного потека, оставленного молотом бретера. Ярость, злоба, безумие — все смешалось воедино, превращая лицо ведьмы в демонический лик. Шарлей присел, готовясь к прорыву красноглазой, чтобы умереть, но захватить ведьму с собой. Но та боя не приняла.
Ведьма бросила в Лену меч, который бретер отбил. Длинная полоса стали улетела за борт, Шарлей выронил, наконец, молот и сам начал падать, утратив последние силы. Но восставшие уже почти окружили красноглазую, отрезав ей все пути. Ведьма еще раз окинула корабль безумным взором, ее красно-фиолетовые глаза полыхали, словно щелочки, просверленные прямо в ад. Затем она вырвала обеими руками из прически гребень в виде костей и сломала над головой. Волна синего пламени, немого и холодного, скользнула по телу ведьмы сверху вниз, ударила в палубу и открылась бездонным колодцем. Тело в черном плаще провалилось в синее окно, спустя мгновение провал сомкнулся.
Мертвецы вздрогнули, все разом, как единый организм. разделенный на множество членов, связанных единой волей. А затем пустые, незрячие глаза обратились в другую сторону.
— Руби канаты, сбрасывай крючья! — закричал капитан пиратского судна так, что услышали даже на 'флагмане'. Восставшие уже шаркали к пиратскому борту. Смерть и холод вытягивали тепло из мертвых суставов, сгущали кровь, замедляя движения, однако до полного окоченения было еще далеко, а мертвецы, безразличные к боли и ранам, устремились к новой жертве. Восставшие игнорировали команду 'флагмана', будто ее не существовало, их привлекали только пираты. А впереди шагающих покойников струился кромешный ужас, как будто вернулись проклятые времена некромантов.
Застучали топоры, перерубая канаты. Отчаянно взывали пираты штурмовой команды, понимая, что кто не успеет вернуться — останется наедине с разъяренными 'купцами'. Бой сам собой стихийно затих. Одни больше не могли его продолжать, другие бежали, торопясь вернуться, сталкиваясь с мертвецами, пытаясь вырваться из холодных объятий.
— Твою... — проговорил Сантели, сгибаясь, опершись ладонью о собственное колено за неимением лучшей опоры под рукой.
Бригадир видел, что пираты сумели утащить сундук на свое судно, а значит, картина потеряна. Мгновение бригадир колебался, борясь с желанием кинуться отбивать ее. Но здравый смысл возобладал. Пламя боевой ярости остывало в крови бригадира. Мимо прошаркал Бизо, мертвее мертвого, и бригадир понял, что на сегодня, пожалуй, в самом деле хватит.
Корабли расцепились, естественная сила волн разводила корпуса в разные стороны, но слишком медленно. Восставшие лезли на вражескую палубу с целеустремленностью муравьев, не обращая внимания на топоры и булавы, которые крошили их черепа, клинки, обрубавшие пальцы, что цеплялись за борт, как железные крючья. Некоторые покойники сорвались, упав между бортами, в черную воду. Некоторые сумели перебраться и, судя по звукам, творили на пиратском корабле сущие безобразия.
Сантели опустился без сил, топор воткнулся в палубу, попав острием в щель между досками.
— Все пропало, — прошептал бригадир.
Дождь шел той же моросью. Недостаточно, чтобы смыть кровь или погасить огонь, однако благодаря ему пожар так и не охватил палубу целиком. Пират отходил все дальше, оттуда неслись дикие вопли. Вряд ли успевшие перебраться покойники смогут перебить всех, но с этой стороны опасность точно миновала.
Сантели вытер лицо, точнее размазал по нему грязь. Секира 'шкурного' зацепила бригадиру щеку, отсекла косичку и разрубила ухо так, что нижняя его часть повисла на тоненьком лоскутке кожи у мочки. Кровь обильно пропитала рубашку и покрыла кожаный нагрудник несмываемыми потеками. Борода повисла бурыми сосульками.
— Перевяжите меня, что ли, — прохрипел с палубы Шарлей, теряя сознание.
Кай ходил от борта к борту и добивал выживших, методично, зло, пробивая насквозь мечом. Сантели взялся свободной рукой за болтающийся кусок уха, дернул и оторвал, шипя от боли и злости. Выбросил окровавленный клочок плоти за борт. Новая красная струйка потекла в бороду.
— Все пропало, — повторил Сантели, глядя в никуда пустым взглядом.
Глава 24
Прах к праху
Без малого половина команды и наемников Раньяна отправилась на тот свет в ходе боя или сразу же за ним. Повреждения от пожара и магических взрывов были терпимы, однако из-за столкновения кораблей разошлись доски на подводной части корпуса, открылись множественные течи, так что помпы работали не переставая. К утру пришлось искать стоянку для хотя бы поверхностного ремонта — корабль терял скорость, а риск повторной встречи с пиратом оставался. Пока рассвело, пока нашли более-менее подходящее место, самые тяжелые раненые отошли в мир иной. Тела на всякий случай поскорее отправили за борт, без молитвы и надлежащих обрядов. Слишком хорошо всем запомнился ночной ужас, слепые, невыразительные лица мертвецов, похожие на глиняные маски. И ужасные крики с пиратского судна в ночи.
Хель работала, не покладая рук, облегчая страдания более удачливых, кого зацепило не слишком сильно. Лицо медички застыло в жуткой гримасе, которая, по замечанию одного из рутьеров, саму Смерть могла отпугнуть. Как будто надрывающая душу истерика почти вырвалась наружу, однако моментально замерзла под сильнейшим заклинанием холода. Чтобы никогда больше не оттаять.
Было серо и хмуро, как после шторма. Дождь закончился, но воздух буквально сочился сыростью, а камни на берегу словно покрылись болезненной испариной. Капитан погнал на берег всех, намереваясь зацепить мачту канатом и 'положить набок' поврежденное судно, но плотник остановил его, указав, что мачта может не выдержать, а менять ее слишком долго. Проще дождаться отлива, но канат все равно надо использовать, чтобы открыть правильный борт. Застучали топоры, резкие команды распугали окончательно прибрежных птиц.
Процессом управлял Айнар. Команду крепко проредило в схватке, так что владение кораблем естественным образом, без особых эксцессов перешло к 'смоляным' и наемникам. То есть к Сантели, который по-прежнему был нанимателем рутьеров и командовал ими как собственной свитой. Поскольку о продолжении пути отныне не могло быть и речи, бригадир имел собственные планы на будущее, и корабль в том числе. Капитан их не разделял, однако за неимением выбора подчинился силе.
Места оказались относительно обжиты, несколько раз вдали, из-за пологих холмов, появлялись наблюдатели, наверное, из окрестных деревень. Близко они, впрочем, не подходили. Может просто не доверяли чужакам, а может, были знакомы с прибрежными пиратами.
Кай стоял спиной к кораблю и точил меч. Вернее, бездумно шкрябал по лезвию бруском. Как будто скрип камня о металл заглушал мысли, водившие мрачный хоровод в голове рыцаря. Сантели подошел сзади, тихо, однако не скрываясь. В руках бригадир держал верный топор, с которого так и не стер кровь. Красная жидкость основательно размылась соленой водой, обещая в скором времени превратиться в бурый налет ржавчины.
Сантели остановился прямо за спиной рыцаря. Кай еще раз провел бруском по лезвию, вздохнул и развернулся, перехватив меч за клинок, у самой рукояти. Мокрый, потяжелевший вдвое плащ облепил плечистую фигуру бойца, лег на плечи, словно тяжелый доспех.
— Это не пираты. Они знали, где и что искать. Они пришли за нами, — Сантели не спрашивал, а констатировал самоочевидную вещь.
Бригадир и мечник стояли друг против друга, лица их были непроницаемы. Рука Сантели обманчиво спокойно повисла, опустив топор. Кай держал меч по-прежнему, за клинок. Бригадир поморщился от боли в разрубленном ухе, дернул головой.
— Матриса? — бригадир вымолвил только одно слово. Подумал немного и сунул топор за пояс.
— Да, — Кай был столь же лаконичен.
— Давно они с герцогом договорились?
— Нет.
Сантели опять помолчал, глядя прямо в глаза Каю. Рыцарь пытался выдержать немигающий взгляд, в котором не было угрозы, только тяжелая печаль. И не смог. Опустил голову.
— Забавно... — сказал бригадир. — Я привык считать себя самым хитрым и недоверчивым. И так глупо доверился... Верно толкуют церковники, гордыня — грех.
— Будешь ей мстить? — осведомился Кай, уже зная ответ. Просто, чтобы заполнить тяжелую, горькую паузу. — Продашь корабль, на вырученные деньги начнешь войну бригад?
— Да. Но речь не о ней.
— Будешь мстить и мне?
— Как же так получилось? — Сантели ответил вопросом на вопрос. Он пытался скрыть боль в голосе, недостойную, принижающую его как бригадира, который не может жаловаться на жизнь и предательство. Отчасти получалось, но Кай слишком хорошо знал своего 'сержанта'.
— Так получилось... я многим тебе обязан, — Кай поставил меч острием вниз, оперся на крестовину, совсем как в студии, у волшебного зеркала. Взгляд рыцарь так и не поднимал, чувствуя, что теперь жалко звучит уже его 'так получилось'. — Но это моя семья.
— Да, семья стоит многого, — согласился бригадир. Вздохнул, снова качнул головой, рана была не опасна, но болела, противно, назойливо, словно болотный паук впился в голову и сосал кровь из разрубленного уха.
— Когда меня должны были убить по первому плану? — спросил бригадир. — Там, в гавани, или еще по пути?
— В Малэрсиде, после передачи картины, — прямо ответил Кай. — Но ... — он прихлопнул ладонью в мокрой перчатке по крестовине. — Но я хотел сохранить тебе жизнь. После того, как ты не оставил меня на берегу, заложником.
— И как же? — саркастически вопросил бригадир.
— Переговорив с отцом. Он счел, что нет смысла договариваться с двумя компаньонами, если можно платить лишь одному. Я думал, что могу его переубедить.
— Видимо у кого-то изменились планы, — усмехнулся бригадир. — Или кто-то слишком нетерпелив.
Подошел Зильбер, сильно хромая. Протянул бригадиру ковш с морской водой. Коротко посоветовал:
— Полей на рану. Хель сказала, убережет от гнили.
