Россия, город Новоозёрск Волховского района ленинградской области. Квартира 5 в доме 25, что по Пролетарскому Каналу. Комната Витька. Гимли Зирак, гном.
02:14 21 мая 2014 года.
От Волхова в город на такси пришлось. Водила пытался сначала две тыщи содрать, потом скинул до тыщи, как дембелю... На дрянной таратайке типа "Жигули" — классика. Шестёрка, кажется — плохо различаю. Почти одинаковые. Машина, конечно, дрянь, и вообще, и конкретно эта, но двужильная, и ремонтировать без малого на коленке можно. Бюджетный вариант. Себе в ущерб, жалится водила. Сначала усмехнулся — а потом как прикинул... Все эти налоги дикие, бензин, запчасти, прихватизированные дороги, грабительские страховки, да ещё, не дай боже, гиббоны голодные привяжутся... Впрочем, они всегда голодные. Перманентно. Порода такая. Непонятны в этой связи непрекращающиеся стоны местных экономистов по поводу снижения продаж автомобилей — наоборот, удивляюсь, что их вообще кто-то отваживается покупать. Впрочем, наверняка есть какие-то манёвры, наподобие как со спиртным, где акцизы повышают, а сборы с них загадочно падают, при неизменном энтузиазме народа в отношении пьянства.
Подъехал, совсем темно уже было, хоть и белые ночи на подходе, а аккурат за полночь уже слегка. Фонари, как обычно, только на центральной улице, и то местами... Зимой, и то по каналу не горели. А теперь тем более — без месяца белые ночи уже. Расплатился с шефом, всю дорогу вспоминавшим перипетии своей воинской службы. Как же всё изменилось... И не просто к худшему — к совершенно недопустимо отвратному. Куда катится эта страна? Валить надо отсюдва, покеда не поздно. Ладно... С этим потом. Вдохнул полной грудью воздух, напоенный горьковатым ароматом раскрывшейся листвы... По каналу тополя, старые, в два ряда... Насквозь прогнившие лодки на вечной береговой стоянке... Дома!
Из подъезда привычно пахнуло сортиром и хлоркой, засиженная мухами хилая лампочка, вся в пыли и паутине, только на первом. Взлетел на второй, ключи в руках, открыл — чувствую, кто-то есть! Дух в квартире — жилой. Потом вроде как вскрик, женский, затем визг пружин маминой кровати... Бывшей маминой. Свет не стал включать, вижу в темноте лучше людей намного. Всё удивлялся, ну, когда ещё Витьком был. Только чуть в сторону отскочил, чтоб в двери не отсвечивать. Навстречу несуразная женская фигурка в едва накинутом халатике, мелкая, но с явственным пузиком, метнулась, что-то пискнув, проскользнула мимо на лестницу, щекотнув нос разгорячённым потным телом и резкими контрафаксными духами, хлоп — дверью напротив. Понятно. Зинка. С кем?
Захожу — крупный такой парнище в угол жмётся. Без агрессии. Ладно, разберёмся. Включаю свет. Стоит, жмурится, весь из себя нараспашку, даже причиндалы не прикрыл. Только глаза ладошкой от света. Сложением Аполлон. Выраженный мужчина, что называется, в полном расцвете сил и эрекции. И не шелохнётся, но почему-то чувствуется — двигаться должен легко и мягко. И рыжий. Таких не видывал ещё, не кирпичом красно-коричневым или сочной желтизной одуванчиковой, а именно чтоб пламенно рыжий и с веснушками. Читал, ирландцы такими бывают. Не встречал.
— Ты кто?
— Уй в кожаном пальто.
— Ладно, понимаю, дурацкий вопрос. Звать-то хоть как? Можно не отвечать!
— Чего уж... Можно и ответить. Чужие — сволочью рыжей. А свои — Толяном. Толиком ещё. Иногда — Анатолием Борисычем. Чубайсом. Не узнаёшь, что ли?
— Оба-на! Борисыч! Обернулся, что ль? Ну ты даёшь...
— Вот почему то сразу мне показалось, что не удивишься ты, ну вот нисколько. Вернулся, значит, Витёк... Или как там тебя?
— Витьком и зови... Привык уже. Как же это тебя так угораздило?
— Как-как... С печки бряк! Юленьку нашу дорогую, царствие ей небесное, как схоронили, так сосед, гадина, самогону с бражкой на поминках обожрался — у неё ж всегда заначка была, аккурат на такой случай, знаешь, да?
— Откуда? Я ж не по этой части.
— Ну, Саня знал. Неважно. И сосед с первого этажа, дверь справа от входа — тоже, как выяснилось, ты уж с ним разберись, ладно, а? Он заодно и барду всю под это дело выжрал, даже ту, что не совсем поспела ещё.
— Разберусь.
— Я так думал рыбкой разжиться. Хорошая рыбка. Судачок, Саня у рыбаков... Отобрал, наверное. Они ж тянут с работы, потом продают у магазина... А Саня тут как тут, ментяра же. Ну, пару рыбонек конфискует, и всё. По божески, без обиды чтоб. На поминки чистили, голову в ведро... Здоровенная такая головища, свежак, утром ещё в озере плескалась... А я с улицы пришёл, набегался, с кошечкой там... ну, не суть... Чую — пахнет. И так мне её захотелось — прям моченьки моей нет... Эх грехи наши тяжкие... А там уже бутылок сверху пустых набросать успели. Я, конечно, попытался чтоб аккуратно, но поспешил... Голодный же... Бутылки, звон, этот прибежал, чернявый такой, мелкий, алкаш, Гриша зовут... Ваххабит мохнорылый...
— Ладно. Сказал же — разберусь.
— Ага... Значь, эта гнида недовычесанная меня за шкирку — хвать, и смерзеньким таким гоготом в комнату Витькину... Твою, в смысле, комнату — швырь. И голову ту — вслед. Потом народ погудел, попел, поплясал малёха, ну, как водится, да и разошёлся — а я в комнате. И дверь закрыта. Полторы недели, представляешь! Без воды жрать невмоготу... Голова та испортилась, смердеть занялась... Потом и вовсе — такая вонь, и не денешься от ней никуда. А на улице, за окошком — весна! Птички поют! Тварррррри... Окно-то — не открыть, не разбить! Коту-то. А потом потемнело на улице — и гроза. Первая в этом году. Ливнем каак хлынет, в стёкла мокрой дробью, от форточки — знаешь же, щель там, летом, то есть — сырым свободным таким уличным духом потянуло... Листвой омытой... Чую — невмоготу! Глаза закрыл... Вдруг — оп! Сначала думал — всё. Окочурился. Но жажда-то — есть! Значит, не вовсе! А потом смотрю на себя — а я вот такой уже... Сначала, конечно, на кухню рванул, к крану, и воды — тёплой, противной, ржавчиной отдающей — от пуза зато! Ух... А потом сел на кухне — и заплакал... Ты даже представить себе не можешь, до чего ж хреново это, человеком быть. Потому что ты котом никогда не был!
— Ну отчего ж... Котом не был, а перевёртышек и у меня имеется.
— Да? И кто? Неужто... Кошка!?!
— Губозакатинчику дать? Обрадовался... Такая тварюшка... Типа норки или соболя, но с лапками. Чтоб во всякие дыры залезать и там... Ну, подключать, монтировать всякую дребедень. Удорбно. Но не люблю. И ещё одна есть... Но та и вовсе... Типа червя. Вообще-то у многих есть. Ну, там, я откуда. Но у нас этому учат. Полгода или год. До двух, для особо тупых. Потом инициация. Под контролем! Строжайшим! Потому как спонтанная инициация, как у тебя — опасно это. Очень.
— И что, Вы туда и обратно можете, правильно я понял?
— Э, Борисыч, что за церемонии? Мы ж вроде как на ты были?
— Ну... Вы же хозяин.
— Ага. Признал таки. Не надо этого. Ты разумный, я разумный, прочее — чешуя.
— Замётано!
— Да, а Зинка-то откуда взялась?
— А, эта... Отловила. Голову ту я сразу в ведро, конечно, но один хрен — смердела. Был бы котом, и такую б стрескал, с голодухи-то... А человеком — никак. Попробовал — вывернуло... В то же самое ведро и... Шмотки твои мне никак, что ты, что Витёк был, мелкие оба, но треники нашёл трикотажные, напялил кое-как, шлёпки, и бегом к контейнеру. Обратно возвращаюсь — а у двери эта стоит. Кто, — спрашивает, — Такой? А у самой глаза — будто лампочки в них вставлены... Эти... Энергонесберегающие. Похотлива без всякой меры дщерь сия человеческая. И беременная, кстати, месяце на пятом уже, а всё туда же. Твоя, кстати, работа, а?
— Не пойман — не вор. А поди поймай.
— Да ладно. Она всяко замужем уже. Как тебя замели, в смысле, как ты слинял, так сразу и расписалась. Но свадьба так... Скромненько-скупенько. Ни рыбки, ни мяска, ни курочки — всё подожрали, проглотища.
— А муж?
— А что муж... Он днём работает, а эта по сменам.
— Так ночь же?
— Запудрила половинке мозги, будто на работу вызвали.
— А теперь? В смысле, Зинка-то?
— Небось придумала что-нибудь. Та ещё шаболда. Вот говорят, кошки распутные... Женщин нехороших кошками обзывают. На самом же деле кошки — само целомудрие! Особенно если в сравнении с некоторыми... Кстати, а пожрать у тебя нет ничего?
— Найдётся. Кстати, а без меня ты со жратвой — как?
— Зинка приносила... Но помалу. Отощал я...
— А не спрашивала, кто ты да что?
— Не. Только когда попервой перед дверью. Но ответить не успел — сразу внутрь запинала, и... и всё. А потом только всё требовала, чтоб я ей ласковые слова говорил. Мандавоха непраздная. Так пожрать-то...
— Завтра чем-нибудь поприличнее затарюсь... А пока только это — на вокзале прикупил в дорогу, насколько могу судить, условно съедобное, а не понадобилось. Ребята в электричке своим угостили.
— То-то от тебя перегарищем прёт. Не люблю... Так, что тут у нас... Мрррр... С голодухи чем только не оскоромишься...
— Ладно, питайся...
— А ты?
— Говорю ж, поел... Спать вот только хочу.
— Слушай, а научишь... Ну, чтоб обратно...
— Попробую. В принципе ничего сложного. Закрываешь глаза и представляешь себя котом. Особенно помогает шевелить тем, чего у тебя в нынешней ипостаси нет. Хвостом, там, к примеру. Или ушами...
— Ну, уши-то есть...
— Есть-то есть, а шевелить ими только коту по силам, не человеку.
— Ну вот же, смотри... вот. Видишь? Шевелю же!
— Да что ты к словам-то цепляешься! Иль так и хочешь, человеком навсегда?
— Упппасси боже!
— Вот и давай... Сразу может не получиться, предупреждаю, так что ты тужься, тужься... Да, мне ещё приходится как бы медитировать, чтоб зверушке в головёнку вбить, что сделать надо. Она это... туповатая у меня. Слегка.
— У меня наоборот. Когда котом — столько мыслей, чувств, эмоций... Никакого сравнения. А человеком — будто урод неполноценный. Голый, потный, вонючий, без хвоста, в балде хаос первозданный. Только что говорить могёт... Да и толку-то с разговоров тех. Особенно если эти... Нежные слова в ушко... Бррррр.
— Кстати, а от чего ма умерла — не в курсе?
— Откуда... Это где-то далече случилось. Метрах в трёхстах, не меньше, если по-вашему. Почувствовал только. Мы ж чувствуем... Не все, впрочем. И не всё. Нехорошо она умерла. Убили её. Задушили и тут же зарезали. После пожара вскоре. Дом напротив сгорел — знаешь?
— Да? Не заметил — темно... Кажись, свет совсем на улицах перестали жечь. Так и не видно ж его почти, от парадного-то. А у своих спрашивать не пробовал? Ну, у кошек там, у котов...
— Так ты что думаешь, у нас все умные? Отнюдь-с.
— А вот таких, как ты, много?
— Таких как я — один! Ну, в принципе, ещё пара-тройка более-менее соображающих найдётся. Это если на весь город. Наверное. Может, больше. Или меньше. Мы ж не вы. Не общаемся.
— Почему?
— А зачем?
— Ну, вот мы с тобой пообщались, я кое-что полезное узнал, ты...
— А что такого вот полезного я у тебя узнал? Как обратно перекидываться я б и сам догадался. Хавку эту дрянную выклянчил, так на это и мяуканья хватило бы. Выразительного. Люди придумали слова, чтоб скрывать свои мысли, но тем паче — их отсутствие.
— Ладно, ты, философ... Ты с Зинкой где кувыркался? На маминой полуторке? Так я на свою... Чистую. Спокойной ночи.
— Мрррр...
Смотрю, мнётся...
— Чо тебе ещё?
— Ну, эта... А пароль у тебя на компе не скажешь, какой?
— Перебьёшься... Слушай, а давай я тебе рабочий стол сделаю? Отдельно?
— Мрррр...
— Вот, смотри, видишь — это теперь твой стол. Вводишь пароль — какой тебе установить?
— Ну... Мяу2014, допустим...
— Сначала на латинскую, Альт-Шифт, потом вводишь... Ну, допустим, вот так — видишь?
— Понял...
Карточку проверил, сбербанковскую — на месте. Ма, похоже, и не трогала её. В шкаф на кухне заглянул — самогонку и правда всю выжрали, гости дорогие. На поминках ещё, небось. Даже и бражку всю — у ма всегда стояла, как старую перегнала, так сразу новую и поставила. А на девять дней, видно, не осталось ни хрена, вот их и не было, этих девяти дней. Иначе б кота кто-нибудь да выпустил. Такие вот дела. Глаза слипаются — спать.
Однако пришлось перестилаться в комнату к ма — иначе не заснуть было под чпоканье клавиш, сначала неуверенное, потом всё более скорое и монотонное. Интересно, что он там пишет... Мемуары? Lebensansichten des Katers Tschubeiss?
Российская Федерация. Ближнее Подмосковье. Государственная резиденция "Ново-Огарёво". Малый президентский кабинет. Василий Всеволодович Пухов, Президент РФ. Дмитрий Андреевич Медветко, Премьер-министр. Тоже люди.
10:23 20 мая 2014 года.
— Только я вот всё никак не пойму — зачем это всё?
— Да вот, понимаешь... Была у меня мечта... Даже, можно сказать, план. Хотелось мне, как подразведу немного всю эту бодягу вашу... нашу... уйти на покой... На заслуженный отдых, значит. Давно заслуженный. Присмотрел себе монастырёк под это дело. В Греции, неподалёку от горы Афон. Подзаброшенный, конечно — но восстановить не проблема. А вокруг... Представляешь, с трёх сторон холмы, разных оттенков зеленью переливающиеся, на одном, с юга, вроде как всё в белых крапинках, по нему виноградники аж до самого неба голубизны такой, что голова кружится, на других двух оливки и дубы пробковые, а с востока море синью глаза сосёт. Лепота... Погреба винные... Коньячок там ещё неплохой делают, получше Метаксы, это уж точно. Не, я в курсе, бренди это правильно если называется, конечно, но какая в жопу разница? Главное чтоб букет и аромат, а название... Побоку. Вот, думаю, приму постриг, да и настоятелем — туда. Я уже, грешным делом, послушниц себе туда присматривать начал, не, не в смысле чтоб совсем, а вот, бывало, смотрю на девицу, всю из себя ничего себе, так и ловлю себя на мысли, что как бы примериваюсь, на уровне подсознания — взял бы её в этот свой монастырь, или как?
— Э, погодите... Так это что ж, женский монастырь? Тогда как Вы туда настоятелем? Настоятельницей... Смена пола?
— А вот уж хрен! Смешанные монастыри тоже бывают. Или были. Или будут. Вот, значит, братию из друзей набрать, ну и вообще, с кем посидеть пообщаться приятно, и монашек лихих таких посимпотней чтоб да повеселее. Да... Вот я и начал этих самых долгополых помаленьку прикармливать...
— Ничего не получится из этого. Всенепременно обуют. Такие сволочи, Вы уж простите меня, хитрожопые, что просто пробу некуда ставить на пройдошистые рожи их толстожирные.
— И это верно нах. Этим верить блин себя не уважать тля. А с другой стороны блин как вас таких тут бросить нах оставить тля? Перегрызётесь же блин да испаскудите всё к бубёноматери... Так что блин мечта эта моя давно тля накрылась женским половым органом нах гипертрофированным блин и наимохнатейше блин волосато вонючим тля...
— Так Вы бы и это... Финансирование, что ли, прикрыли им. Чего уж теперь-то. В копеечку ведь обходятся!
— Да ещё тля в какую блиннах! Но теперь уже никак тля... Кто ж ёпть знал блин что из этого тля такая блин хрень тля получится нах! И слова блин какие находили про православие тля народность блин веру тля царя-презика блин и отечество нах... В общем тля развели блин как этого самого нах. А теперь блин что поделаешь нах блин... Прилипчивые блин хуже резинки жевательной тля и точно такая же заразная гадость блиннах что всё изгадит к херам к чему ни тля прикоснётся нах. Теперь вот блин вишь тля наркоту им... По твоему блин между прочим нах грёбанному совету!
