Работа над ошибками главы 1-25

-Есть вопросы? — корректно интересуется Екатерина Львовна, переступая с ноги на ногу. Дорогая и элегантная обувь на шпильке — такая позволительна только директору школы. Екатерина Львовна хорошо выглядит, всегда неброско, но умело накрашена, и одета в изумительные стильные костюмы, о которых Вероника только мечтает. Короче, благополучнейшая женщина.

В классе шум становится все отчетливее. У многих на воскресенье планы, поездки, те же репетиторства. Теперь все придется отменить, а значит — потерять деньги, не увидеть детей, родителей, не съездить на рынок, не отоспаться, в конце концов. Когда об олимпиаде объявляют за неделю или за две, она не воспринимается настолько трагично, но завтра суббота, а послезавтра — долгожданное воскресенье, за которым следует новая учебная неделя. Слишком жестокий удар для усталых учителей.

— А пораньше нельзя было предупредить?

— Да что же это такое, опять олимпиада. Только одна закончилась...

— Екатерина Львовна, может, она будет не у нас все-таки?

— Дамы, — Екатерина Львовна ровна и невозмутима, — олимпиада будет точно у нас. В пятнадцатой прорвало трубу сегодня, мне недавно позвонили. Скажите спасибо, что не в субботу, у нас есть один день на подготовку классов. Я все понимаю, но олимпиаду провести придется. Еще вопросы.

— Екатерина Львовна, а Нина Петровна где сидеть будет? Со мной в коридоре? — шокирую я всех учителей. Обычно не спорю никогда, вздыхаю и делаю, потому что поняла давным-давно: спорить бесполезно. Среди нас есть учителя, которым обязательно нужно выпустить пар и повозмущаться. Но и они тоже будут делать, что сказано, согласны или нет. Никому не хочется иметь проблемы с работой.

-Ее не будет в воскресенье.

-Почему? — ответ Екатерины Львовны задевает меня.

— Она, Вероника Васильевна, отпросилась. У нее серьезные обстоятельства, и я решила не привлекать ее к олимпиаде.

— Я бы хотела тоже отпроситься. И мои обстоятельства очень серьезные, — многие учителя согласны со мной, звук разговоров нарастает. Если бы в воскресенье работали все — не было так обидно. Или бы работали по составленным графикам...

Екатерина Львовна опускает глаза, вновь выдерживая паузу. Она стоит у центральной доски класса, переминается с ноги на ногу (в подобных туфлях не постоишь долго), но никто и ничто не может поколебать ее уверенности. Потому начинает говорить вроде бы задушевно, а на самом деле — с заметной угрозой в голосе:

— Не забывайте, уважаемые учителя, школа — это работа, которая кормит вас. Основная... работа. Я не в курсе обстоятельств вашего случая, Вероника Васильевна, но уверена, что ради работы многое следует отложить или сделать в другое время. Конечно, вы можете подойти ко мне лично, — продолжая свою невозмутимую речь, Екатерина Львовна многозначительно выгибает идеальную бровь. Ничем не прикрытый сарказм и скрытое пренебрежение — вот что могу прочитать по выражению ее лица.

— Подойти лично...но... я уверена: все можно отложить. Как и у всех остальных работников. Умирающих и больных среди вас нет, все остальное... реально перенести, правильно?

— Так Нина Петровна заболела? — для меня уже это принципиальный вопрос. Другие учителя негодующе смотрят на директора, но теперь помалкивают — угрозу поняли все. Кроме Нины Петровны, не назвали еще нескольких педагогов, так сказать, приближенных Екатерины Львовны. Возмущаться учителя уже не рискуют. Даже Роза Андреевна не высказывается.

Я сейчас одна камикадзе.

— Можно сказать и так, — я раздражаю Екатерину Львовну и немного подрываю ее авторитет. Но меня уже трясет от всех выходов в воскресенье и в продленку, в то время как другие легко отбрехиваются. Поездка со Стасом лично для меня очень важна. Если я ему откажу, поступит ли повторное приглашение, или он на выходные найдет леди посговорчивее?

Можно подумать, мол, если хочет быть рядом, подождет. Но Стас — не тот человек, который подождет именно меня. Вот Роберт подождал бы следующего воскресенья, и сколько угодно. Стас же... надо позвонить и поговорить с ним.

Я не могу рисковать работой даже ради развития отношений со Стасом. Слишком дорога для меня школа, которая, по правде сказать, "кормит".

— Но если у вас действительно что-то серьезное, Вероника Васильевна, заходите ко мне в кабинет, поговорим, — все-таки Екатерина Львовна боится сильно закручивать гайки, заигрываясь в игру 'директор-подчиненные'. Она далеко не глупа и хорошо знает историю. Станешь диктатором — получишь бунт на корабле. Пусть у нее есть связи в министерстве и в правительстве, мало ли какую неприятную проверку может подкинуть разобиженный на тебя человек, мало ли куда обратиться...

Поход в ее кабинет ничем хорошим для рядового учителя не заканчивается. Молчи, Вероника, молчи. Работа тебе еще нужна.

— Я попытаюсь решить свои проблемы. Но если не выйдет?

— Хорошо, Вероника Васильевна. Тогда мы вас привлечем в другое воскресенье, — Екатерина Львовна остается непобежденной, давая понять всем присутствующим учителям, что у нас в школе торжествуют справедливость и равноправие. Никого не убедила, но сохранила лицо, — на этом я заканчиваю. Если есть ко мне пожелания...

Ни у кого пожеланий нет. Все — кто быстрее, кто медленнее — вскакивают со стульев и расходятся по кабинетам. Так же поступаю и я. Екатерину Львовну окружает несколько учителей, которым срочно нужно в воскресенье отпроситься. Возможно, у них получится лучше, чем у меня. Поторопилась я.

-Если бы могла, Вероника, с удовольствием тебя подменила, — Роза Андреевна кладет руку на мое плечо, — но, видишь, тоже участвую...

— Все равно теперь, Роза Андреевна. Мне надоели вечные отлучки Петровны. Что мы, лошади? Почему ей всегда все можно?

— Вероника-а...перестань. Я б поняла, если такие слова говорила наивная Юля, но ты-то, ты... тебе ли не знать нашей кухни, моя милая! Или этот хулиган настолько хорош, что от любви голова кругом?

Враз краснею так, как раки не краснеют.

— Роза Андреевна, да ладно вам...

-А что я такого сказала? Я б тоже от такого мужика обо всем забыла. Э-эх, Вероника Васильевна! Нашла из-за чего тайну делать...А вредная бабка раскусила. Обойдется олимпиада без тебя, делай свои делишки. Заболей внезапно.

— Внезапно уже не получится.

-Надо было промолчать. А нынче выходить тебе придется, Вероничка. Сама знаешь Екатерину Львовну. Ну что у вас запланировано на субботу, роспись, что ли? Можно отложить на недельку? На следующей неделе сделать? Или нет?

— Можно...наверное, — отвечаю в глубокой задумчивости. Если любит — подождет? Проверим. А не подождет — и прекрасно. Я пойму: на Стаса не стоит тратить время.

Как бы он мне не нравился, как бы меня к нему не тянуло. Я уже говорила Роберту, 'проще и лучше закончить именно сейчас, чем позже'.

— Стас, привет...

— Привет, дорогая. Как дела? — сдержанная веселость в голосе Стаса.

— Да как-то не очень. У нас в школе олимпиада предметная в воскресенье. Стас, не получится на дачу...не смогла я отпроситься... не отпустили.

-Че, все плохо? Школка без Веронички никак? — кажется, Стас несколько разочарован.

Громко вздыхаю в трубку.

-Получается так. Можно на дачу на следующих выходных, если ты...если тебе...

— Давай на следующих. У тебя точно олимпиада, а не народные песнопения мормонов?

Я готова была брякнуть, что мормонство для меня уже неактуально, но прикусила язык за секунду до чистосердечного признания. Этого знать Стасу пока не стоит.

-Можешь посетить школу в воскресенье и удостовериться. Я в коридоре заседаю. Если очаруешь бабулечку-вахтершу, скорее всего, она тебя пропустит ко мне.

Все-таки нужна, и Стас подождет. Я догадывалась о таком ответе, но успокоилась лишь тогда, когда его услышала.

— Только бабуль я еще не очаровывал, — звучит в трубке веселый голос, — хотя с вами, училками, чему только не научишься...Ты, моя занятая, во сколько заканчиваешь в воскресенье?

— В час или два. Когда все дети уйдут — свободна.

— Я заеду за тобой. Ладно, дача на этой неделе не получается, но в гостях всегда рад тебя видеть. А завтра в субботу просто вечерком посидим, да? После восьми?

— Да.

— Сыграем в шахматы? — веселье продолжается.

-Сыграем. Можно и в шашки, — нейтрально произношу я и стараюсь не выдавать эмоций: зашедшая ко мне в класс Роза Андреевна внимательнейшим образом прислушивается к разговору и довольно улыбается.