Севелина всхлипнула и уткнулась в подушку носом.
Где же ты, Айхен?! Почему не заберешь меня отсюда?.. Прилетай за мной, пожалуйста... А эту... Эту мы оставим здесь... Оставим и забудем... И не будем вспоминать о ней никогда...
Однако лежать так до бесконечности, право же, затруднительно... Очень уж хочется в туалет... А вот где здесь туалет, поди разберись.
Севелина встала и тихонечко, чтобы не разбудить ненавистную девицу побрела по квартире, в коридоре ее встретил пес, лизнул руку и повилял хвостом. Девочка спросила у него, где в этом помещении туалет, но собака никак не отреагировала на ее слова, видимо она не знала всеобщего.
Проблема, впрочем, разрешилась сама. На одной из дверей Севелина увидела табличку, на которой был изображен мальчик за недвусмысленным занятием, нужно быть непроходимо тупой, чтобы не догадаться.
Посетив туалет Севелина почувствовала себя гораздо лучше, в ней даже проснулся интерес к миру. Помимо спящей Маши в помещении никого не было и можно было заняться исследованиями с целью постижения этого странного и опасного мира.
Непроходимо архаичного!
Севелина тихонько ходила по квартире, рассматривала предметы, осторожно касалась их, пытаясь понять что для чего предназначено. Она не очень преуспевала, в ее голове роились самые невероятные предположения, хотя решения, на самом деле были очень просты. Она видела лампу, телевизор, часы, она видела журналы и книги, магнитофон и диски для него, и она ничего не понимала. А любопытство разбирало, и Севелина уже подумывала над тем, чтобы расспросить кое о чем Машу, когда та проснется, а то обидно будет потом вспоминать — была в древнем мире и не вынесла никаких знаний о нем.
В толстые, скорее зеркальные, чем прозрачные стекла окна стучала мелкая снежная крупа, девочка смотрела на расстилающийся внизу серый город, на бегущих по улицам людишек, на вонючие транспорты и думала о том, стоит ли жалеть подобную планету, если вдруг страшные чужие вздумают ее уничтожить. Может быть, на самом деле все эти несчастные люди, которые мерзнут, бегая по улицам под снежной крупой, дышат всякой гадостью и, должно быть, не видят в жизни ничего интересного, может быть они были бы даже рады такому исходу...
Севелина ничего-ничегошеньки не знала о планете, на которую занесла ее судьба, она ничего о ней не понимала, она не верила в нее. Севелина была еще слишком маленькой, чтобы понимать суть вещей за размытыми образами. Принцесса Севелина, девочка-дикарка, мечтающая стать пиратом, ничего-ничегошеньки не понимала о жизни и, как все дети, не верила в смерть.
"Вот если они придут сюда... — думала Севелина, — Если..."
Она попыталась представить, что будет тогда и почему-то ей все-таки стало страшно.
Когда Маша проснулась, она первым делом нашла взглядом Лин.
Девочка стояла у окна, сгорбившись, вцепившись напряженными пальцами в подоконник, внимательно смотрела на что-то, скрытое за серой пеленой и снежной крошкой. Смотрела вниз, а не в небо.
— Лин...
Девочка вздрогнула от неожиданности, обернулась.
— Чего? — спросила мрачно.
— Ты давно проснулась?
Маша поднялась с постели, нашарила ногами тапочки.
— Кушать хочешь?
— По твоему, я все время должна хотеть есть? — хмыкнула Лин, — А если поход, если авария на корабле, а запасов мало? Надо уметь есть мало и редко.
Маша призадумалась. М-да, неожиданные заявления девочки слишком часто ставили ее в тупик.
— Ну хорошо... — проговорила она, — Но мы не на корабле, и голод нам не грозит... Может быть, все-таки...
Лин пожала плечами всем своим видом изображая снисхождение.
— Ну ладно.
— А еще... малышка... может быть ты хочешь помыться?
Наименование "малышка" словно ножом резануло по сердцу. Севелина поморщилась и рявкнув: "Нет!", удалилась в соседнюю комнату, где встала у окна, как статуя командора, скрестив на груди руки и кипя праведным гневом.
"Когда-нибудь я ее выпорю", — устало подумала Маша и отправилась в ванную.
Маленький монстр хочет быть грязным? Да ради Бога!
Больше не предложу!
Маша встала под душ, под настоящий душ из настоящей воды! И какое же это было блаженство! Мыться надо водой, а не под струйками невесомого не пойми чего, что едва касается кожи и, якобы, прекрасно очищает ее, даже не только на поверхности, но и поры раскрывает и вытягивает из них всякую гадость.
Много лет Маша полоскалась в этом "не пойми чем" и за все эти годы так и не смогла привыкнуть к нему. Да, кожа была чистой и свежей, но чего-то не хватало! Должно быть, не хватало горячих струек, бьющих по плечам, стекающих по животу и бедрам ручейков. Ощущения мокрости.
Ну что это, согласитесь, за мытье, когда выходишь из кабинки таким же сухим, каким в нее и зашел?
Маша полоскалась долго, не в силах заставить себя отказаться от сладостного наслаждения быть мокрой и старалась ни о чем не думать.
Имеет она право отвлечься от мрачных мыслей хотя бы на пол часа? Пожалуй, имеет! В конце концов — это уж слишком, когда на ее бедную голову вешаются не только проблемы безопасности родной планеты, но и маленькие монстры, с которыми непонятно как обращаться!
Когда она вышла, то встретила мрачную Лин у порога.
— Когда за мной прилетят?!
"Никогда!" — хотела ответить Маша тем же тоном, что и девочка, но взяла себя в руки и заставила почувствовать себя мудрой седой учительницей, посвятившей жизнь перевоспитанию хулиганов и сорванцов.
— Скоро, — сказала Маша, попытавшись улыбнуться, — Только вот... Вряд ли твои друзья останутся тобой довольны, когда увидят твои грязные волосы и траурные ногти.
Лин насупилась и засопела.
— А когда точно за мной прилетят?
— Не знаю... Но вообще-то это может произойти в любой момент.
Хорошо ли лгать ребенку?
Интересный вопрос. С педагогической точки зрения, наверное, не очень хорошо... Ну да и черт с ним! Вернее, с ней — с педагогикой. Если этого маленького дьяволенка можно затащить в ванную только с помощью лжи, то пусть будет так.
— Ладно... — буркнула Лин, — Туда что ли идти?
— Э-э... Лин... Ты сама не справишься. Я должна буду тебе помочь.
Лин неожиданно густо покраснела.
— Вот еще! Я сама!
— Ну сама — так сама.
Маша внутренне злорадно улыбнулась, уверенная на все сто, что Лин и представить себе не может, что можно мыться водой.
— Если что — позовешь.
Она подробно объяснила девочке, как пользоваться водой, шампунем и гелем для душа, она выдала ей мочалку и полотенце и — отправилась на кухню.
Очень долго в ванной царила подозрительная тишина, только вода журчала, а потом раздался дикий вопль, сменившийся воем смертельно раненного койота.
Маша выронила крышку от сковороды, которой как раз в тот момент собиралась накрыть жарящуюся картошку и рванулась в ванную.
Маленькая Лин, с ног до головы покрытая пеной, стояла по колено в воде и орала, втирая кулачками оную пену в глаза.
— Лина! — закричала Маша, — Что случилось?! Не кричи! Не три глаза!
Она схватила душ и направила его в лицо девочки, свободной рукой тщетно пытаясь оторвать ее руки от лица.
— Лина! Сейчас все пройдет!
Видимо вода прорвалась-таки под кулачки и смыла пену с глаз, боль отступила, и вой раненного койота сменился отчаянным невыносимо горестным рыданием.
Кое-как смыв с ребенка воду, Маша кинула душ на дно ванной, схватила полотенце и набросила девочке на плечи. У нее самой глаза уже были полны слез и она готова была разреветься от жалости и к Лин и к себе и ко всему на свете сразу.
— Малышка... не плачь... пожалуйста.
Маша пыталась взять себя в руки, но ничего не получилось и она ревела вместе с девочкой, вытаскивая ее из ванной, кутая в полотенце, унося на кухню, сажая к себе на колени, гладя по мокрым и спутанным белым волосам, целуя в соленую от слез щеку и бормоча что-то невразумительное.
В конце концов Севелина выдохлась реветь, судорожные всхлипывания стали реже и она сползла с машиных колен.
Не говоря не слова она отправилась одеваться, а Маша рванулась перемешивать подгорающую картошку, недоумевая, что это такое с ней (с самой Машей, а не с картошкой) произошло. Совсем уж стала похожа на старое корыто, чуть что и в слезы! Кошмар какой-то, просто царевна Несмеяна.
На улице стремительно темнело.
Снег прекратился и небо почти очистилось от туч, явив тоненький серпик месяца и редкие звезды.
Космос выглядел пустынным и спокойным. Таким как всегда.
Хлопнула дверь. И с порога послышался бодрый пашин голос.
— Вау! В этом доме пахнет едой! Вку-усно пахнет!
Он ввалился на кухню, кинул на диванчик пакеты с какой-то снедью, упал рядом.
— Ужин-то скоро?
— Угу. Картошка и котлеты... из коробки...
— Ништяк! — обрадовался Паша, — Жрать охота, сил нет! Завтра я свожу тебя куда-нибудь, погуляем напоследок... А сегодня... Маш, а Маш?
Маша обернулась от плиты и Паша аж присвистнул от неожиданности.
— Ты плакала что ли? Почему?
— Сама не знаю, — вяло улыбнулась Маша, — Накатило что-то.
— А я это... Хотел попросить тебя... Если можно....
Он хитро улыбнулся.
— Ты правду сказала, что можно покататься на той штуке, на которой ты прилетела?
Маша задумалась на мгновение.
А почему бы и нет?
— Почему бы нет? — сказала она, — Давай.
Паша просиял.
— Прям сегодня?
— Давай сегодня. Тем более, что завтра у нас может уже и не быть.
— Да ладно... Ты же сказала у нас еще дней пять...
— Никто не знает, сколько у нас осталось... Давай не будем об этом, а? Поедим и пойдем полетаем.
Маша поставила перед Пашей полную тарелку с картошкой, положила ему две котлеты и пошла за Лин. С трепетом душевным.
Лин, видимо, ужасно переживала случившееся, она смотрела в пол и кусала ноготь. Волосы она забыла расчесать и те, успев высохнуть, торчали теперь в разные стороны. Но кушать девочка пошла. Села в углу, уткнулась в тарелку и очень быстро слопала все, что в ней находилось.
— Лин... Мы хотим пойти полетать, — сказала Маша.
Девочка вскинула глаза, в которых сверкнуло что-то вроде надежды.
— Только полетать. По орбите или чуть-чуть подальше... Поверь, я очень хочу, чтобы ты поскорее вернулась домой... Я очень хочу, чтобы тебе было хорошо, чтобы ты не страдала. Но я ничего не могу сделать...
Лин кивнула.
— Ладно. Я с вами пойду... Можно?
Ночь была морозной, но безветренной и тихой. Небо сияло звездами, особенно яркими за городской чертой, на пустынной, разбитой дороге, которая когда-то в незапамятные времена была покрыта асфальтом, и по которой теперь даже тяжелый пашин "джип" пробирался осторожно, переваливаясь с боку на бок.
В машине было тепло и уютно, цветными огоньками светилась приборная панель, тихо играла музыка.
— Ну что, здесь?
Пашин голос звучал торжественно и немножко напряженно, как слегка перетянутая струна. Конечно, он волновался. Конечно, он еще не верил до конца, что на самом деле сейчас сюда прилетит пусть маленький, но вполне настоящий инопланетный корабль, он, Паша, взойдет на его борт и отправится летать вокруг планеты. Если ты не полный псих, то ни за что не поверишь в такое... Паша психом себя не считал.
— Можно и здесь, — сказала Маша.
Она очень хорошо понимала своего спутника и тоже волновалась — за него. Она-то знала, что сейчас это самое невероятное действительно произойдет.
Они вышли из машины и медленно пошли по разбитой дороге, все дальше углубляясь в лес. Паша — встрепанный, в расстегнутой куртке, под которой была только тонкая майка, являл собой образец русской морозоустойчивости, Севелина демонстративно держалась за уши, хотя ее и заставили одеть шапку и толстый свитер поверх летного комбинезона, который, по идее, должен был выдерживать куда более крутой холод, чем легкий московский мартовский морозец.
Маша чувствовал себя в летном комбинезоне весьма уютно, а вот уши и в самом деле мерзли, отвыкли должно быть за много лет от пребывания в суровых условиях окружающей среды. Девушка потерла уши кулаками — пальцы уже покраснели и гнулись плохо.
— Паш... дальше можно уже не идти!
— А как?
Паша остановился и поднял голову к небу.
— Кораблик зависнет на той высоте, которая покажется компьютеру безопасной. Чтобы не задеть деревья. Потом, если я нажму сюда, он спустит трап. Если нажму сюда, он опустится на землю, поломав деревья...
Паша почесал в затылке, честно пытаясь разглядеть какие-нибудь неровности на абсолютно гладком брелке, потом смущенно улыбнулся.
— Ну ты сама знаешь, как лучше...
— Еще пульт может работать с голосом, но мне, честно говоря, в ручную проще... Так привыкла...
Маша плюнула про себя, потому что заметила в голосе своем некие снобистские нотки. Таким тоном мог бы миллионер хвастаться случайно попавшему в его владения пролетарию своей навороченной бытовой техникой.
К счастью, Паша ничего подобного не заметил — он с нетерпением смотрел в небо.
И просмотрел торжественное появление инопланетного космического корабля. Потому что корабль перемещался в пространстве беззвучно и цвет имел подходящий к окружающей среде.
Когда трап тихо спустился к его ногам, Паша ощутимо вздрогнул. И что-то паническое метнулось в его глазах, когда он посмотрел на Машу.
— Это безопасно, — проговорила Маша, с удивлением лицезря это паническое.
Паша был бледен — заметно бледен даже в темноте.
— Вот... Блин... — пробормотал он, — Так это правда все... Это в самом деле все правда?!
Маша раскрыла рот, не зная, что ответить. Честно говоря, она была уверена, что Паша поверил ей с самого начала.
— Паш... — она потянулась, чтобы взять его за руку, но Паша отпрянул.
— Ты меня боишься?! Я не чудовище, я не буду тебя похищать!
— Да иди ты! — махнул рукой Паша, — Не боюсь я... Я просто... Да в шоке я, вот и все!.. Пойдем, что ль?
— Пойдем, — вздохнула Маша.
Лин, которая давно уже топталась у трапа, прислушиваясь к непонятным речам, и не зная, пора уже подниматься или нет, увидев его движение, с облегчением вздохнула и побежала по движущейся лестнице вверх — поскорее в тепло.
Паша достаточно смело шагнул за ней.
И почти невидимая лестница, которая и не лестница в обычном понимании этого слова, а скорее плотный воздушный поток, понесла его к вершинам деревьев к некому сгустку темноты, который невооруженным глазом и не заметишь.
Маша ступила на лестницу вслед за ним, услышала:
— Ну, блин, совсем как на эскалаторе, только как-то...
И Паша уже пропал в темноте.
Темнота переходного отсека, потом теплый, приятный для глаз свет кабины.
— Вау! — сказал Паша, застыв на пороге, — Слушай... Ну, кайф!
— Садись.
Маша вызвала к положенным двум креслам, на одном из которых уже примостилась Лин, дополнительное, показала Паше, куда смотреть, рассказала, что и как будет происходить.
Несколько минут и кораблик вышел на орбиту. Выскочил навстречу огромной, похожей на ноздреватый камень луне, к мириадам звезд, ярких и немигающих.
