— Иди навстречу отряду и передай, что все спокойно, — сказал Мо-кья одному из Су-тхе. Тот кивнул и быстро скрылся из глаз.
— Надо осмотреть место, куда мы переносили запасы перед тем, как ушли к Ге-ч"о, — предложил Мен"ыр.
Вдвоем с Мо-кья они углубились в лес и после недолгих поисков вышли к расходящемуся от самой земли тремя стволами кедру, на котором, на высоте чуть выше человеческого роста, был устроен небольшой настил. Мен"ыр быстро взобрался туда и обнаружил, что запасы целы, лишь тот мешок с рыбой, что лежал скраю, был погрызен какими-то мелкими хищниками. Удовлетворенные, они вернулись к берегу озера, где их дожидались Су-тхе.
Чтобы полностью убедить себя в том, что поблизости нет никакой опасности, Мо-кья и Мен"ыр прошли немного по тропе в сторону родного стойбища. Свежих людских следов не попадалось, хотя думать о том, что враги совсем позабыли об осторожности, было бы слишком опрометчиво. Они, видимо, изредка все же совершали далекие обходы, чтобы удостовериться, что вокруг все спокойно. Нужно будет обязательно выставить здесь, на далеких подступах к пэ-тойо караул, чтобы не быть застигнутыми врасплох.
Военный отряд подошел, когда Осамин уже завершал свой дневной переход. Воины выходили из леса, подходили к высокому берегу, бросали под ноги поклажу и сами валились на землю. По настоянию Сау-кья несколько человек отправили на тропу к стойбищу. Остальные, превозмогая усталось почти четырехдневного пути, стали готовиться к ночлегу: одни собирали и таскали дров и разводили огонь; несколько человек собирали разбросанные по поляне шесты и пытались соорудить из них под защитой деревьев навесы на случай непогоды. Жечь костры не боялись, до тхе-ле, где засели Кагаа и Пыин-ли еще далеко, дым не заметят, тем более, что скоро станет темно, а скрывать следы своего присутствия Тхе-Вей не собирались: завтра же они нападут на врагов и уйдут обратно к Кривому озеру. Кагаа и Пыин-ли долго преследовать их не осмелятся: дойдут до пэ-тойо, да повернут обратно, ведь они тоже понимают, что на тропе их может подстерегать западня.
Мен"ыр спустился к воде и стал умывать лицо и руки. Холодная осенняя вода бодрила. Он разулся и, усевшись на торчащее из берега бревно, свесил ноги в озеро, облегченно вздохнул, чувствуя как ледяной ил просачивается между пальцами. Мимо него пробежало несколько совершенно голых охотников Ге-ч"о: они с шумом и криками влетели в воду и поплыли вдоль берега, то исчезая в расходящейся мутными кругами воде, то вновь показываясь над дрожащей поверхностью Мен"ыр, глядя на них, зябко повел плечами. Зачем они так делают? Хозяин озера ведь может утянуть на дно. А Ге-ч"о, вволю наплюхавшись в воде, спокойно выходили на берег и, весело переговариваясь, шли мимо него наверх. Один из них посмотрел в сторону Мен"ыра и кивнул на озеро.
— Нет, не пойду, — буркнул Мен"ыр и лицо Ге-ч"о осклабилось, а другой, шедший рядом сказал:
— Да они же тонут в воде, точно камни!
Мен"ыр отвернулся от них.
— Дети водяного, — услышал он рядом голос Ге-пья. Главный охотник стоял у самой воды и качал головой. — Заговоренные они...Живут у своего озера, из воды только на ночь выходят. Потому и плавают как рыбы.
Солнце опустилось за край земли. Лес помрачнел, озеро подернулось мелкой рябью, небо стало зеленым. Люди расселись у небольшого костерка и взялись за скромную походную еду.
...А к ночи, когда все вокруг уже спали под шаткими полупрозрачными навесами, Мен"ыр вновь вышел к озеру. Стоя над черной водой, он обращался к духам с просьбой, помочь ему найти свою семью... Он обращался и к Матери, чей неполный еще лик висел над черными верхушками елей, чтобы она защитила его Кья-пу и Сикохку; к ней он простер руки и обнял ее ладонями. "Услышь мою просьбу.." — беззвучно шептали его губы.
Внезапно в ночной тишине прозвучал далекий, похожий на стон, вой волчицы. Всего на мгновение он повис над уснувшим лесом, а потом растворился во влажном воздухе осенней ночи. И Мен"ыр понял: это знак. Да, знак. Но что таит он в себе — плохое или хорошее — не знал. Об этом мог поведать только человек духов...
К стойбищу выступили еще до рассвета. Охотники шли в полном молчании, общаясь друг с другом только жестами; оружие было готово к бою. Добравшись до места, где коротали ночь разведчики, отряд ненадолго остановился: па-тхе обступили караульных и хорошенько расспросили их, не было ли чего подозрительного. И сразу же по веренице людей шепотом было передано повеление двигаться дальше. Мен"ыр, Ге-пья, Пе-тла, По-на-ло с братьями и остальные Сау-кья шли опять в голове отряда, рядом с вождем Ге-ч"о. Мен"ыр все еще ломал затуманенную сном голову над тем, что предвещал для них всех (и, конечно-же, для него самого), слышанный ночью волчий вой. Хотелось верить, что песня серого хищника не таила в себе предвестия беды, а была, напротив, залогом будущих успехов (рассказать о поданном ему знаке, он не решился даже Ге-пья, боясь посеять сомнения в души воинов, потому как знал, что если все будет истолковано как предупреждение об ожидающей их угрозе, военный поход можно будет считать сорванным) . Сородичи, шедшие впереди и за его спиной, были угрюмы: мысли всех перенеслись вперед, туда, где за холмами на широкой луговине, окаймленной лесом и непроходимыми зарослями тальника, дремало в предрассветной мгле стойбище на берегу Двойного озера. Ге-пья низко наклонил голову и от этого плечи его казались еще шире, чем обычно. Он быстро шагал рядом с вождем Ге-ч"о. Последний выглядел и вел себя как человек, которому чувство страха неведомо: он был расслаблен, но во всех его движениях чувствовалась сила и непоколебимая уверенность в себе; казалось, что он идет не на свидание со смертью, а бодро шагает навстречу какому-нибудь торжеству. Лицо его, время от времени оборачивающееся чтобы взглянуть на отряд, не выдавало волнения, он был бодр и спокоен, такой каким его привыкли видеть всегда. Удивительный человек! Глядя на него, Мен"ыр дивился и завидовал умению этого человека сдерживать и управлять своими страстями, его трезвому рассудку и каменной воле. "Духи позабыли вложить в него хотя бы капельку страха", — много раз слышал он от разных людей, пока находился на Кривом озере. И это, очевидно, была чистая правда. Это должно было быть правдой, потому что рядом с таким человеком, и ты чувствовал себя сильнее.
Мой тхе-хте Мен"ыр, человек спокойный и рассудительный, про каких говорят "словно водная гладь", не был трусом, но как и большинству людей, ему был ведом страх. Не тот бешенный неуправляемый ужас, что заставляет каменеть сердце и сковывает волю, лишает сил к борьбе. Совсем не тот. Но страх, заставляющий быть осторожным и осмотрительным, который в самый трудный момент делает тебя ловчее и быстрее, заставляет твой разум и сердце искать правильный путь к спасению. Ведь и водная гладь, такая спокойная и безучастная, кажущаяся податливой и слабой, может тоже покрыться волнами, захлестывающими грузный плот. Таким был Мен"ыр. Он не был трусом.
Ему хотелось одного: чтобы поскорее все началось и закончилось. Пусть Кагаа и Пыин-ли дрогнут и побегут. Их не нужно преследовать, не нужно выискивать в лесу — пускай уходят. Главное, освободить своих сородичей и найти родных. Может статься, что Кья-па вместе с сыном уже пойманы и тоже находятся в стойбище, в плену у врагов. Это пугало его, но в то же время давало надежду на скорую встречу. Ведь, рассуждал он, если мы прячемся где-то в лесу, то найти нас будет не так-то легко: троп много, откуда узнаешь, по какой из них нужно идти?
Вперед опять выслали разведчиков. Но, как не рвался Мен"ыр пойти с ними, Ге-пья оставил его при себе, не доверяя его видимому спокойствию: он-то, как никто другой, знал, что творится у Мен"ыра внутри. Знал и не мог отделаться от мысли, что Мен"ыр, как впрочем, и По-на-ло, не смогут сдержать себя при встрече с врагом и могут раньше времени выдать присутствие Тхе-Вей. Это обидело тхе-хте, но он не спорил. Это было бы еще хуже: Ге-пья перестал бы считать его своей опорой. Может, виной тому был и его вид: трудная ночь, плохой сон и мрачные думы заложили глубокие тени под его глазами и сделали лицо его бледным и осунувшимся. Мен"ыр прикусил губу, но сдержал готовые сорваться с языка слова упрека. Стерпел.
...Вот отряд начал подниматься на последний холм, отделяющий их от болотистой долины, где сквозь густой лес, то тут, то там, проступали большие и мелкие озера. На вершине остановились и стали поджидать возвращения высланных разведчиков. Те вскоре появились и сообщили, что в стойбище волнения не наблюдается: враги не подозревали о подходе отряда; на тропе стоят несколько Пыин-ли; в лесу так же видели воинов, но сколько их — неизвестно. Савай Вей"нья тут же созвал совет. Было решено, что сначала нужно, не поднимая лишнего шума, убрать выставленные в лесу заслоны Кагаа и Пыин-ли, а уже потом, подкравшись к тхеремам, молниеносно напасть на врагов. Воины торопливо натерли лица и руки сажей, проверили оружие и по сигналу вождей, торопливо зашагали вниз, навстречу своей судьбе — победе или поражению...
* * *
Чаа"схе уже знал, что случилось потом, когда отряд Тхе-Вей спустился в долину и стал продвигаться среди деревьев к стойбищу.
Он слышал все это от Пья-ши, своего сородича, дед которого был тогда вместе с Намуг Вей-схе в этом первом походе на Кагаа. Пья-ши — друг отца Чаа"схе, частенько бывал в их тхереме. Он не был искусным рассказчиком, да и вообще, говорил мало. Но его скупые неказистые рассказы о временах Большой войны смутными образами запечатлелись в памяти Чаа"схе с раннего детства, а спустя лет десять Чаа"схе сам пришел к Пья-ши и просил повторить ему все, что слышал когда-то в детстве. Пья-ши был добрым человеком и без излишних понуканий выполнил его просьбу. Собственно, именно с рассказов Пья-ши, и начались для Чаа"схе поиски истины. Легенда, рассказывающая о великах деяниях мальчика, которого вместе с матерью и старухой Кагаа загнали в самое сердце холмов Ге-эрын, пробудила в нем живой интерес к событиям этой жестокой войны. Поэтому он и пришел к Пья-ши, поэтому после он ходил к другим людям и все только ради одной цели — побольше узнать о Войне и о тех, кто сам проливал на ней кровь.
И хотя Котла Вей"нья умел говорить много лучше простоватого Пья-ши, но именно по рассказам последнего Чаа"схе составил для себя представление о тех событиях что произошли в то утро на берегах Двойного озера. А многословное повествование старого жреца лишь дополнило и напитало новыми красками те впечатления, что заложил в душу юноши неуклюжий на язык Пья-ши.
Чаа"схе зашел в тхерем Пья-ши вечером, когда Мана-кья, его наставник, был занят поглощением обильного угощения у очага па-тхе Пыин-ва и совсем позабыл о своем подопечном. Юноша воспользовался отсутствием внимания жреца и, дождавшись сумерек, прокрался к хижине Пья-ши. Он мог бы зайти и к отцу с матерью, которых уже давно не видел, но поборол себя: ничего, зайдет утром, все равно захмелевший Мана-кья будет спать как медведь, долго и крепко. По матери и отцу Чаа"схе успел сильно соскучиться: еще бы! — ведь до стойбища Пыин-ва от угодий Гэнчжа не один день пути, а Мана-кья редко отпускал его от себя больше, чем на один — два дня. Но, тем не менее, Чаа"схе рассудил, что если он не встретится с Пья-ши сегодня, то потом вряд ли вообще ему представится случай поговорить с ним.
Пья-ши узнал его и, несмотря на позднее время, пригласил разделить с ним ужин. Чаа"схе не стал, как лиса, ходить вокруг да около, а сразу обратился к нему с просьбой и Пья-ши уступил его желанию. Сначала, правда, по обыкновению, он пожаловался на свое косноязычие, а уж потом заговорил.
* * *
"Это случилось, когда мой дед был немногим старше тебя. Он только прошел Посвящение и вступил в тайный союз Ча-фья; он успел побывать только на одном собрании, на котором охотники и решили идти на войну. У деда была горячая кровь, он, не задумываясь, решил идти с остальными. Родители его не отговаривали: он был уже совсем взрослым — значит, сам знал что ему делать. И вот, Намуг Вей-схе повел воинов к Ге-ч"о, откуда надо было выступать в Ге-эрын. Савай Вей"нья собрал много воинов от всех родов Тхе-Вей. Только Ка-вья убежали и спрятались, как пугливые бурундуки. Кья-тхе тоже упрямились, но чем все кончилось — не знаю.
Савай Вей"нья повелел идти на Кагаа и подлых Пыин-ли, отступивших от своего народа. По пути бежали Гэнчжа, но не все. Отряд уменьшился. Па-тхе Ге-ч"о строго наказал всем вождям следить за своими воинами.
Когда вошли на земли Сау-кья, то увидели, что враг силен: всюду были их многочисленные следы, все тропы были истоптаны.
Не мешкая, военный отряд пошел к Двойному озеру, к стойбищу Сау-кья. В лесу встретили вражьи заслоны. Сау-кья были злы на чужаков и Пыин-ли и еле сдерживались, чтобы не пустить в них стрелы. Стали окружать караульных. Их было много по лесу. Но все они вели себя беспечно, совсем не смотрели по сторонам. Потому и не заметили наших воинов, крадущихся от куста к кусту, от дерева к дереву; стояли и болтали кто о чем.
Мой дед шел рядом с Намуг Вей-схе. С ними были два охотника Сау-кья. Эти Сау-кья хорошо знали лес и потому, продвигались быстро, дед и па-тхе едва поспевали за ними. Вскоре в тенистом осиннике они увидели двух очень высоких мужчин. Ближний стоял спиной и, размахивая руками, о чем-то оживленно говорил второму, тому, что широко улыбался. Дед на всю жизнь запомнил его расплывшееся в оскале лицо. Наши охотники разошлись и стали обходить врагов. Свои луки Кагаа опрометчиво оставили на земле; если б они знали тогда как, близок их конец!
Вот все заняли свои места. Можно было стрелять. Но никто не решался первым пустить стрелу: слишком велик был риск промахнуться или не сразить врага наповал, чтобы он не успел криком предупредить своих. Первым стрелял Намуг Вей-схе. Он хорошо прицелился: стрела, со свистом пролетела по пологой дуге и ударила одного Кагаа прямо посередь спины: Кагаа успел лишь руками взмахнуть и упал лицом в траву. Второй, метнулся было в сторону, но один из Сау-кья выстрелил и попал ему в шею: Кагаа, корчась и издавая ужасные хрипы, покатился по земле. Тогда дед прицелился и пустил в него свою стрелу, но попал в плечо раненому. Тут выскочил из кустов стрелявший ранее Сау-кья и с копьем в руке бросился на врага. Кагаа заметил его и, хватаясь за траву, пополз. Дед видел его лицо: раненый Кагаа плакал как ребенок. Сау-кья без труда настиг его и поднял копье, готовясь к удару. Кагаа перевернулся на спину и вытянул руки, не то моля о пощаде, не то тщетно пытаясь защититься. Копье опустилось, поднялось и снова опустилось. Кагаа шумно выдохнул и затих. Сау-кья повернулся к подходившим соплеменникам: лицо его и одежда были забрызганы кровью. Он вытер лицо рукой и недобро усмехнулся. Дед не стал смотреть на мертвых. Намуг Вей-схе дал знак, и они направились в сторону стойбища.
Они добрались до становища Сау-кья первыми, остальные еще не подошли, занятые охотой на караульных.
В стойбище все было тихо и спокойно. Над тхеремами поднимались дымки, мирно лежали в траве собаки, тявкали щенки, женщины несли от озера бурдюки с водой. У одного из тхеремов стояло несколько Кагаа и Пыин-ли. Врагов было мало. Наверное, многие ушли на охоту в лес.
