— Не думаю, что ты отплатишь добром, если к тебе отнестись по-другому.
— Отплачу, — скривившись, сказал Каладин. — Хотя бы один раз. Смотри, Газ, я не хочу все время воевать с тобой.
Газ заколебался.
— Твои люди очень рассердятся. Я не хочу, чтобы они считали виноватым меня.
— Я скажу им, что это моя идея.
— Хорошо, убедил. Третий колокол, встречаемся у западных ворот. А Третий Мост будет чистить горшки.
Он быстро ушел, как если бы боялся, что Каладин передумает.
Камень, стоявший рядом с Каладином, поглядел вслед Газу.
— Маленький человек прав. Люди действительно возненавидят тебя. Они ожидали легкий день.
— Они это преодолеют.
— Но что изменится от тяжелой работы? Неужели правда — ты сошел с ума?
— Может быть. Но мое безумие выведет нас за стену лагеря.
— И?..
— И это означает все, — сказал Каладин, глядя на барак. — Это означает жизнь и смерть. Но нам нужна помощь.
— Еще одной бригады?
— Нет. Я хотел сказать, нам — тебе и мне — нужна помощь. По меньшей мере еще один человек.
Он оглядел склад и заметил человека, сидевшего в тени Четвертого Моста. Тефт. Седой мостовик был одним из тех, кто не смеялся над Каладином, а вчера помог Камню нести Лейтена.
Каладин глубоко вздохнул и пошел к нему, Камень за ним. Сил спрыгнула с плеча и носилась в воздухе, танцуя во внезапном порыве ветра. Тефт посмотрел вверх, заметив, что Каладин и Камень идут к нему. Он принес с собой завтрак и ел его, один; из миски высовывался кусок лепешки.
Борода Тефта была запачкана подливой, и он какое-то время подозрительно рассматривал Каладина, прежде чем вытереть рот рукавом.
— Я люблю мою еду, сынок, — сказал он. — И ее едва хватает на одного. Но не на двоих.
Каладин присел перед ним на корточки. Камень облокотился о стену и сложил руки.
— Ты мне нужен, Тефт, — сказал Каладин.
— Я же сказал...
— Не твоя еда. Ты. Твоя верность. Твое доверие.
Мужчина постарше продолжал есть. На его лбу не было отметки раба, как и на лбу Камня. Каладин не знал, как они попали сюда. Но он знал, что эти двое помогли ему, остальные — нет. Они не полностью сломлены.
— Тефт... — начал Каладин.
— Я уже верил в своей жизни, — сказал Тефт. — Слишком много. И всегда это кончалось одинаково.
— Твое доверие обманывали? — мягко спросил Каладин.
Тефт фыркнул.
— Нет, шторм меня побери. Я предавал. Ты не можешь положиться на меня, сынок. Я принадлежу мосту, я — мостовик.
— Вчера я положился на тебя и не ошибся.
— Случай.
— Мне судить, — сказал Каладин. — Тефт, мы все сломлены, так или иначе. Других мостовиков не бывает. Я тоже потерпел поражение в жизни. Мой брат умер из-за меня.
— Тогда почему ты суетишься?
— Или так, или сдаться и умереть.
— А если смерть лучше?
Суть дела. Вот почему мостовиков не волновало, помогает ли он раненым или нет.
— Смерть не лучше, — сказал Каладин, глядя Тефту в глаза. — Так легко говорить сейчас. Но когда ты стоишь на краю и смотришь вниз, в бездонную темную яму, ты передумаешь. Как сделал Хоббер. Как сделал я. — Он заколебался, увидев что-то в глазах мужчины. — Мне кажется, ты уже смотрел.
— Да, — тихо сказал Тефт. — Да, смотрел.
— Итак, ты с нами? — спросил Камень, приседая на корточки перед Тефтом.
Нами? подумал Каладин, слабо улыбнувшись.
Тефт посмотрел между ними, думая.
— А я сохраню свою еду?
— Да, — сказал Каладин.
Тефт пожал плечами.
— Ладно, идет. Все равно это легче, чем сидеть здесь и играть в гляделки.
Каладин протянул ему руку. Тефт поколебался, но потом пожал ее.
Камень тоже протянул ему руку.
— Камень.
Тефт поглядел на него, закончил трясти руку Каладина и взял Камня.
— Тефт.
Отец Штормов, подумал Каладин. Я и забыл, что большинство из них не знают имен друг друга.
— Что это за имя — Камень? — спросил Тефт, высвобождая руку.
— Очень глупое, — сказал Камень с безразличным лицом. — Но по меньшей мере хоть что-то значит. А твое имя значит что-нибудь?
— Похоже, нет, — сказал Тефт, потирая бородатый подбородок.
— Камень не мое настоящее имя, — признался рогоед. — Но низинники его могут произнести.
— А твое настоящее имя?
— Нет, никто из вас не сможет.
Тефт поднял бровь.
— Нумухукумакиаки'айалунатор, — сказал Камень.
Тефт заколебался, потом улыбнулся.
— Ну, похоже, лучше остановиться на Камне.
Камень засмеялся, расслабляясь.
— У нашего бригадира есть план. Что-то славное и отчаянное. Он собирается провести время после полудня, таская на солнце камешки.
Каладин улыбнулся и поклонился.
— Не только камешки. Нам надо собрать растения, определенного вида. Это тростник, и он растет маленькими группами за лагерем...
Глава двадцать вторая
Мнения, руки или сферы?
Поверни слепой глаз к несчастью, и ты узнаешь, что Аона и Скай мертвы, а ведь именно они сдерживали Расщепленных. Надо помешать любому другому возвыситься и бросить вызов Райзу.
Через два дня после происшествия во время сверхшторма, Далинар вместе с сыновьями шел по каменистой земле к королевскому бассейну для праздников.
Штормстражи Далинара предсказали несколько недель весны, после которых должно было вернуться лето. Будем надеяться, что вместо него не наступит зима.
— Я побывал еще у трех шорников, — тихо рассказывал Адолин. — Все говорят по-разному. Так что, как мне кажется, даже если ремень был перерезан, он к тому времени уже протерся, от соприкосновения с другими частями седла. И все сошлись на том, что ремень разрезали, но не обязательно ножом. Скорее всего, естественный износ.
Далинар кивнул.
— И ни одного свидетельства — или даже намека — на что-нибудь странное.
— Так что все это дело — не более чем паранойя короля.
— Я поговорю с Элокаром, — решил Далинар. — Расскажу ему, что мы уперлись в стену, и пускай он сам выберет дорогу, по которой мы могли бы пойти.
— Да, это было бы здорово. — Адолин заколебался, но все-таки решился. — Отец, ты не хочешь рассказать нам о том, что произошло во время сверхшторма?
— Ничего такого, что не происходило раньше.
— Но...
— Наслаждайся вечером, — твердо сказал Далинар. — Я себя отлично чувствую. Возможно, даже хорошо, что люди увидели, как это происходит. Всякие умолчания только порождают слухи, некоторые из которых намного хуже, чем правда.
Адолин вздохнул, но кивнул.
Королевские торжества всегда происходили снаружи, у подножия холма, на котором располагался дворец Элокара. Если штормстражи предупреждали о сверхшторме — или просто ухудшалась погода — пиршество отменяли. Далинар всегда радовался возможности побыть снаружи. Несмотря на все украшения, в здании Преобразователей он чувствовал себя как в пещере.
В котловину залили воду, превратив ее в неглубокое искусственное озеро. Круглые платформы поднимались из воды, как маленькие каменные острова. Искусный миниатюрный пейзаж был создан королевскими Преобразователями, которые провели воду из ближайшей реки.
Напоминает Сказки Селы, подумал Далинар, идя по Первому Мосту.
В молодости он путешествовал по западным областям Рошара.
И Чистозеро.
Островов было пять, и ограды мостов, связывающих их, имели настолько красивые орнаменты, что после каждого пира ограды уносили, спасая от сверхшторма. Сегодня вечером медленный поток нес цветы. Время от времени проплывала миниатюрная лодка — в пядь шириной, — неся внутри себя заряженный драгоценный камень.
Далинар, Адолин и Ринарин вышли на первую платформу.
— Один бокал фиолетового, — сказал Далинар сыновьям. — После чего только оранжевое.
Адолин тяжело вздохнул.
— Хотя бы один раз...
— Пока вы в моем доме, вы следуете Кодексу. Моя воля тверда, Адолин.
— Хорошо, — сказал Адолин. — Пошли, Ринарин.
Они оба остались на первой платформе, на которой собрались молодые светлоглазые, а Далинар перешел на следующий остров, предназначенный для светлоглазых не самого высокого ранга. Слева и справа от него лежали отдельные обеденные острова — правый для мужчин, левый — для женщин. Три центральных были общие.
Привилегированные гости вовсю пользовались королевской гостеприимностью. Преобразователи создавали совершенно безвкусную еду, а на роскошных королевских пирах всегда подавали привезенные издалека острые экзотические блюда. Далинар чувствовал в воздухе запах жареного поросенка и даже цыплят. Прошло много лет с тех пор, как он в последний раз ел мясо этих странных летающих созданий из Синовара.
Темноглазые слуги, одетые в тонкие красные одежды, торопливо проходили мимо него, держа в руках подносы с оранжевыми ножками крабов. Далинар неторопливо шел по острову, огибая группы гостей. Большинство пило фиолетовое вино, самое крепкое и вкусное. Мундиров почти не было. Кое-кто надел плотные камзолы по пояс длиной, но большинство носило свободные шелковые рубашки с гофрированными манжетами и соответствующие туфли. Богатые материи сверкали в свете ламп.
Все эти модно одетые мужчины стреляли в Далинара взглядами, оценивая его. Он помнил времена, когда на таких праздниках вокруг него клубились друзья, знакомые и, да, даже подхалимы. А сейчас к нему не подходил никто, только торопливо уступали ему дорогу. Элокар сколько угодно мог рассуждать о слабости дяди, но низших светлоглазых его репутация подавляла.
Вот и мост на последний остров — королевский. Его окружали поднятые на шесты гемлампы, светящиеся синим Штормсветом; в центре платформы находилась огненная яма. В ее недрах пылали красные угли, распространяя вокруг себя тепло. Элокар вместе с несколькими кронпринцами сидел за столом, стоявшим рядом с этим огромным очагом. Столы по бокам платформы занимали либо мужчины, либо женщины — но никогда вместе.
Шут сидел на высоком стуле на самом конце моста, ведущего на остров. И он оделся так, как подобало настоящему светлоглазому — жесткий черный мундир, на поясе серебряная шпага. Далинар даже потряс головой, поражаясь иронии происходящего.
Шут оскорблял любого, входившего на остров.
— Ваша Светлость Маракал! Что за катастрофа приключилась с вашими волосами? Как вы храбры, показывая их миру! Светлорд Макарал, как жаль, что ты не предупредил нас о своем визите: я бы отказался от ужина. Ненавижу, когда меня тошнит после еды. Светлорд Кадилар! Как приятно видеть тебя. Твое лицо напоминает мне что-то очень дорогое.
— Неужели? — нерешительно спросил сморщенный Кадилар.
— Да, — сказал Шут, махая ему, — мою лошадь. А, светлорд Нетеб, сегодня ты пахнешь как никто другой — неужели на тебя напал мокрый белоспинник, или он только чихнул тебе на голову? Леди Алами! Нет, пожалуйста, не говорите — так легче поддерживать мое заблуждение относительно вашего ума. А, светлорд Далинар. — Шут кивнул проходившему мимо Далинару. — Мой дорогой светлорд Тазелин! Все еще экспериментируешь, пытаясь найти предел человеческого идиотизма? Понаблюдай за самим собой. Успеха тебе!
Далинар остановился у стула Шута, а раздраженный Тазелин торопливо проковылял мимо.
— Шут, — сказал Далинар, — не слишком ли много?
— Слишком много чего, Далинар? — сказал Шут, его глаза сверкнули. — Мнений, рук или сфер? Я бы ссудил тебе одно из первых, но — по определению — человек может иметь только одно. И, если я его лишусь, кто же будет шутом? Я бы ссудил тебе свою одну руку, но, боюсь, мои простые руки так часто рылись в навозе, что не подойдут такому, как ты. А если я дам тебе одну из моих сфер, на что я потрачу оставшуюся? И я очень привязан к ним обеим, знаешь ли. — Он заколебался. — А, да, ты же не можешь видеть. Хочешь взглянуть? — Он встал со стула и потянулся к ремню.
— Шут, — сухо сказал Далинар.
Шут засмеялся и похлопал Далинара по руке.
— Прости. Эта масса пробуждает во мне самый плоский юмор. Возможно, они и есть тот самый навоз, о котором я говорил. Я стараюсь облагородить мое отвращение к ним, но из-за них это очень трудно.
— Подумай лучше о себе, Шут, — сказал Далинар. — Эта масса не будет терпеть тебя вечно. Я бы не хотел увидеть твой труп с ножом в спине; внутри тебя я вижу замечательного человека.
— Да, — сказал Шут, оглядывая платформу. — Это весьма приятный человек. Но, Далинар, боюсь, что предупреждение нужно не только мне. Сегодня ночью, когда вернешься домой, выскажи свои страхи зеркалу. Пошли слухи.
— Слухи?
— Да. Ужасные. И они растут на человеке, как бородавки.
— Опухоли?
— И те и другие. И они говорят о тебе.
— Они всегда говорят обо мне.
— Эти хуже обычного, — сказал Шут, глядя Далинару в глаза. — Неужели ты действительно предлагал отменить Пакт Мщения?
Далинар глубоко вздохнул.
— Это было сказано мною королю, наедине.
— Наверно, он рассказал об этом еще кому-нибудь. Эта масса состоит из трусов — они эксперты в этой области — и, несомненно, в последнее время они обзывают тебя таким же, по большей части.
— Отец Штормов!
— Нет, я шут. Но я понимаю, как легко сделать эту ошибку.
— Потому, что ты выдыхаешь слишком много воздуха, — проворчал Далинар, — или потому, что ты производишь слишком много шума?
Широкая улыбка расколола лицо Шута.
— Ого, Далинар! Я впечатлен! Ты достоин места шута! А я сам, взамен, стану кронпринцем. — Он остановился. — Нет, это было бы плохо. Я бы сошел с ума, слушая их бред, и, скорее всего, перебил бы эту массу. И назначил на их место крэмлингов. И королевству зажилось бы намного лучше.
Далинар повернулся, чтобы идти.
— Спасибо за предупреждение.
Далинар пошел дальше, а Шут опять уселся на стул.
— Всегда рад помочь. А, светлорд Хабатаб. Как ты умно надел красную рубашку вместе с таким солнечным ожогом. Если ты будешь продолжать делать мою работу такой легкой, боюсь, я стану таким же глупым, как светлорд Тумул. О, светлорд Тумул! Я не ожидал увидеть тебя стоящим здесь! Поверь, я вовсе не хотел оскорблять твою глупость. На самом деле она весьма зрелищна и заслуживает много похвал. Лорд Йонатан и леди Мейрав, я не буду вас оскорблять из-за вашей недавней свадьбы, хотя, Йонатан, нахожу твою шляпу весьма впечатляющей. Наверно, удобно носить на голове нечто вдвое большее палатки, особенно по ночам. Ого, неужели это леди Навани? Когда это ты вернулась на Равнины и почему я не почувствовал твоего запаха?
Далинар застыл на месте.
Неужто она!
— Очевидно, твоя вонь заглушает мою, Шут, — сказал теплый женский голос. — Неужели никто не сослужил моему сыну службу и не убил тебя?
— Нет пока, — обрадованно сказал Шут. — Хотя, как мне кажется, уж слишком много задниц покушаются на мою собственную.
Далинар, потрясенный, повернулся. Навани, мать короля, была статной женщиной с искусно уложенными черными волосами. И ей не полагалось находиться здесь.
— Неужели, Шут? — сказала она. — Я думала, что такой юмор ниже тебя.
— Как и ты, я делаю это нарочно, — сказал Шут, глядя на нее с высоты своего стула.
Она округлила глаза.
— К сожалению, светлость, — со вздохом ответил Шут, — я облекаю свои оскорбления в слова, которые эта масса понимает. Но, если тебе понравится, я готов использовать более возвышенные термины. — Он помолчал. — Эй, ты знаешь рифму к слову обкакать?
