Зорея снова красноречиво наставил на некроманта пистолет. Тот обернулся и пошел дальше, потирая виски. Опыт был и правда... необычный. Вот, значит, как оно ощущается, когда чтец пытается пролезть в мозг бодрствующего человека... Он как будто бы вспарывает какую-то защиту, и в дыру эту и просачивается — если у него выходит. Вот же... Тварь. Точно. Этот чтец и есть самая настоящая тварь. Видать, что-то там в голове у этого Катха перемкнуло, раз его принципиальность и высокоморальность, которыми обязан обладать каждый чтец, обернулись таким боком. И, вероятно, именно поэтому его, как отброс, и швырнули на Мертварь. Может, он хочет доказать, что все еще достоин быть в гильдии? И именно поэтому пошел на верную смерть?
Да уж, чтецы не зря обучают свою молодежь иначе, чем все остальные маги. Камориль рассмеялся про себя. Ведь если подумать, проводя юность и детство в закрытых лицеях за высокими стенами, тяжело отрастить себе нормальную, здоровую психику. Процент психов среди чтецов, вероятно, высок, как нигде.
Марик поглядывал на Камориль снизу вверх очень заинтересованно.
— Что?.. — спросил некромант.
— Ты странный такой, — ответил мальчишка. — И страшно, и интересно. У меня в книжках и в поликлинике люди другие внутри.
Камориль глубоко вздохнул, приняв наконец полностью тот факт, что этой ночью никого нормального на побережье нет. И этот мальчишка — не исключение. И его прикосновение, конечно же, так же опасно, как прикосновение любого другого мага. "Стоит начать носить перчатки", — подумал Камориль.
Они уже вышли из леса, в который было снова спустились, продвигаясь к берегу. Теперь их путь лежал вдоль высокого, потенциально опасного оползневого обрыва, тянущегося вдоль широкой прибрежной полосы. Безлунную ночь то и дело пронизывали черные тени — то ли летучие мыши, то ли какие-то ночные птицы. Безумно громко стрекотали сверчки, не боясь никого и ничего. Двигаясь по этой высокой тропе можно было разглядеть берег на много километров вперед, вплоть до того места, где он заворачивался в мыс, высокий, с естественной аркой в теле скалы, под которой смело могли бы пропылить и лодка, и небольшой катерок. Полоса песка у самой воды была широкой и пологой — метров сто в ширину, не меньше. Но спуститься к ней покуда не представлялось возможным. Только вдалеке, на полпути к мысу, можно было различить зигзагообразные тропки, соединяющие песчаный берег и многослойные, выщербленные уступы, по которым петляла пешеходная тропа.
С этой высоты было легко заметить черную дыру в реальности, темнеющую бесформенной кляксой ближе к мысу. Вокруг нее, подчеркивая ее черноту, расползалось, мерцая, жидкое золото, стекая в море и бледнея по мере того, как смешивалось с соленой водой.
— ...Ты мне потом расскажи, о чем тоскует черный океан огромной синею душой... — произнес Камориль тихо, практически про себя, и ветер унес его слова далеко. Некромант пожалел, что не может сейчас вспомнить всей песни целиком.
Зорея Катх ткнул его пистолетом в спину.
— Чего встал? Иди давай.
— Да вот, восхитился красотой природы, — хмыкнул некромант. — Кстати, ты можешь спрятать свою игрушку, я уже понял, что ты нас так просто не отпустишь и всячески убьешь, вдруг что.
— Еще чего, — ответил Зорея.
— Ну, ты же забрал у меня пистолет, что я тебе сделаю?
— От тебя можно ждать чего угодно. И именно ты пойдешь и отрубишь твари оставшиеся три головы.
Камориль не сразу ответил, замешкавшись. Но потом проговорил:
— Да, конечно. Пускай это буду именно я.
Никаких трех голов у твари не было.
Через некоторое время, уже на подходе к тропкам, по которым можно было спуститься вниз, Камориль спросил у чтеца, не надеясь, впрочем, на какой-либо адекватный ответ:
— То есть, ты предполагаешь никак не таиться и... прямо вот так, запросто, по берегу подойти к Драконьему Богу и... отрубить ему три его головы?
— Да.
— А если я не справлюсь? Что если я... — Камориль хотел сказать "взорвусь", но, глянув на Марика, решил сгладить угол, — так же точно закончу, как чернодырые?
— У меня два пистолета и пара гранат.
— На магию свою, стало быть, не надеешься? — хмыкнул некромант, начав спуск вниз.
Чтец долго молчал. Камориль показалось это странным: судя по прошлым диалогам, Зорея был горазд огрызаться самым примитивнейшим образом. Но Катх все же заговорил — минуты через две, когда они уже наполовину спустились к берегу:
— Тут кончается магия. Тут начинается мистика.
Здесь с Зореей было не поспорить. Происходило что-то и вправду странное.
Летняя ночь, кажущаяся бесконечной, пылала над головой тысячей тысяч звезд. Море вздыхало шумно, ласково, как будто бы признаваясь в том, что нет в нем ничего страшного, что самое опасное и ужасное, что могло бы в нем быть, сейчас лежит на берегу, похожее на выбросившегося кита, вздымаясь черными гладкими телесами над бархатным песком.
Трое магов — Камориль с Мариком впереди, а Зорея Катх сразу за ними — подошли к исполинской туше достаточно близко. Ближе, чем те из поглощающих, что не успели даже выстрелить там, у Сестрицына Зуба.
Камориль расстегнул куртку и вынул из-за пазухи замотанные в тряпье реберные кости, понукаемый тяжелым взглядом Зореи и снятым с предохранителя оружием в руках чтеца. Некромант стащил с себя куртку и бросил на песок. Потом размотал тряпки, выбрал самую длинную кость (на ней еще оставалось мясо, но это делу не мешало), остальные тоже выбросил. По привычке, от которой стремился избавиться, начал читать заклятие, сбился, выругался. Сосредоточился, взял кость двумя руками и сломал посередине. Сложенные вместе две половины кости явили на сломе мягко мерцающее жало, похожее на пламя газовой горелки. Это было не слишком удачное и довольно жалкое призрачное лезвие — но уж, какое вышло.
Камориль обернулся глянуть на Марика и мельком на Зорею.
— Давай, иди, — отрывисто скомандовал чтец. — Я прослежу, чтобы ты выполнил свой долг и не сбежал, как в прошлый раз, дезертир. Помни: здесь тебя ждет только пуля в лоб. А там — твое наследие.
Камориль ничего не ответил, только цыкнул, покачав головой. Вздохнул. Опомнился, подмигнул мальчишке-одуванчику и, развернувшись и держа призрачный клинок наготове, двинулся к огромной туше, что теперь загораживала горизонт.
Идти по вязкому, сухому песку было сложно. Удобная, рифленая подошва сапог отлично помогала в горах, но здесь — нет. Камориль шел немного наискось относительно берега, решив проделать остаток пути по песку, смоченному водой — он должен был быть крепче.
Туша зверя становилась все ближе. Камориль смог отчетливо рассмотреть, как из множества отверстий в теле Драконьего Бога стекает золотая кровь. Сколько ж ее в нем? Сколько еще времени пройдет, прежде чем она вся вытечет?
Ветер дул прямо в лицо, принося иногда соленые, холодные брызги. Камориль видел, что тварь дышит и иногда дергается. Когда чудовище дергалось, его телеса тряслись, а золотая кровь начинала выходить толчками.
Камориль не видел у твари никакой головы.
Точнее, он видел гигантский зубастый рот, вросший прямо в тушу, и россыпь бугорков тут и там, которые, возможно, могли бы быть глазами, — но если и так, то сейчас они оказались закрыты.
До Мертвари оставалось десять метров. Камориль был все еще жив. Он быстро и неглубоко дышал, слышал, как бьется его собственное сердце, и ощущал, что жив, пожалуй, наиболее четко чем когда-либо за все свои двадцать лет, которые были не то чтоб самыми мирными и спокойными из возможных. Через пару шагов он наступил на песок, пропитанный сияющей кровью чудовища. И все еще остался жив.
Ветер трепал его серую форменную майку и пытался распутать завязки мешочков с костяной дробью и гадальными костяшками. Ветер холодил шею и затылок, ставя волосы дыбом.
Камориль перехватил реберные кости поудобней.
До гладкого черного бока, омытого жидким золотом, оставалось два метра. Или три широких шага.
И когда Камориль сделал два из них, все множество бугорков на туше чудовища раскрылось, расцвело сияющими золотыми глазами. Все они, как один, уставились на Камориль не моргая.
Некромант сглотнул. Потом, не выбрасывая костей, отозвал призрачное лезвие. Реберные кости, которыми его вызывал, заправил за ремень. Камориль понял, что он эту тварь не убьет. Ее никто не убьет. И сама она не умрет, даже если... даже если захочет умереть. Это существо совсем другого порядка. Такое два раза в жизни не встретить. Это что-то вовсе из ряда вон, и гадальные кости не врали, возможно, единственный раз за всю историю своего существования.
Некромант, высоко подняв подбородок и, простившись мысленно со всем, что было ему дорого, сделал свой первый последний шаг, протянул руку и коснулся черного, гладкого бока твари.
А потом оказалось, что никакой твари нет. Как будто бы огромная черная туша была миражом или... зеркалом.
Перед некромантом раскинулся все тот же широкий, пологий берег и далекий мыс с естественной аркой в середине скалы, но твари здесь не было. Камориль стремглав обернулся — и не увидел за собой ни мальчика, ни чтеца. Но потом он посмотрел на небо и увидел, что над горизонтом поднимается алый щербатый месяц. Месяц плыл по небу быстро, как будто бы полчаса проходило для него за одну секунду. Месяц выбрался на середину неба и так же торопливо скрылся на западе, нырнув за острый мысов хребет. Звезды были неподвижны, ночь и не думала кончаться.
Камориль растерянно обернулся вокруг себя. Он не мог понять, что происходит. Где тварь? Где чтец и мальчик? Может быть, он уже... умер?
На востоке снова появился тот же самый алый месяц и стал забираться на небо еще быстрее. Он пролетел над головой некроманта стремительно, как комета. Снова нырнул за мыс на западе. Камориль обернулся на восток: красный серп теперь мелькал над морем быстро-быстро, как будто бы множество раз за секунду проходя одну и ту же точку. Как будто это кадр из кино. В конце концов, месяц повис в одной точке, подрагивая и слегка смазываясь, а потом застыл недвижно, как обычно и приличествует ночному светилу.
Камориль снова обернулся и увидел вдалеке, возле арки, какой-то свет. Присмотревшись, некромант различил человеческий силуэт.
Силуэт слегка расплывался, как оптическая иллюзия. Камориль, взглянув на месяц еще раз (он вовсе перестал дергаться, разве что был красным, как кровь), подумал, что делать нечего. Очевидно, он должен идти за этим... тем... тем существом золотого цвета, что стоит там, вдалеке, на темно-зеленых камнях.
Некромант сделал шаг вперед и тут же оказался на одном из огромных валунов. Справа от него вздымались скалы, на вершинах которых Камориль различил какие-то древние исполинские развалины. Мосты и арки, башни и зубчатые стены застыли черным кружевом между небом и землей, рваными своими силуэтами отбирая место у ярких звезд. Внизу, между камней, об которые разбивались черные, антрацитовые волны, плавали человеческие кости и множество грязных надтреснутых черепов. Чуть дальше на деревянном столбе покачивался фонарь, огонь в котором горел зловещим зеленым светом и чадил так, что вверх поднимался столб черного дыма. Дальше этих фонарей становилось все больше, они сливались в одну светящуюся полосу, и там же на пределе зрения Камориль различил все ту же золотую фигуру. Некромант примерился и спрыгнул на другой покатый валун, а когда восстановил равновесие и глянул вперед, обнаружил себя стоящим на входе в грот. Обернулся. Сзади было море и какие-то совсем незнакомые горы, высокие и молодые. Алый месяц оказался на месте, застыв между двумя острыми горными вершинами, похожими на выгнутые воловьи рога. В гроте, перед входом в который очутился Камориль, было темно, и пройти туда по суше не представлялось возможным. Камориль вошел в воду прямо в сапогах, пожалев о том, что не прихватил с собой какой-нибудь череп. В гулкой пещере было ожидаемо холодно и темно, как в гробу, и он вступил в эту тьму, как в воду нырнул.
Похоже, шутки с перемещением кончились, потому как некроманту пришлось довольно долго идти, разыскивая путь наощупь, пока он, наконец, не вышел к огромному каменному колодцу внутри скалы, посреди которого возвышался полузатопленный остров-башня, сложенный из грубо отесанных валунов, покрытых мхом и едва заметными облупившимися письменами.
Дальнейшее Камориль помнил плохо, отрывками. Он помнил, как нашел в башне ступени с впаянными в них золатунными плитами и поднялся по ним. Как вышел наверх, и увидел того, кому принадлежал светящийся силуэт. Человек (а человек ли?) стоял к Камориль спиной, и до самого пола за ним стелились золотые светящиеся волосы, трепещущие на невидимом ветру, как приличествует лишь рваным призрачным саванам. Камориль знал, что эти волосы мягкие и теплые на ощупь, потому что ему казалось, что он их уже расчесывал, перебирал и заплетал, причем не как обычно, а удивительным множеством собственных рук. Когда это было — сейчас, в прошлом или в будущем — некромант не смог бы сказать.
Камориль не помнил, но знал, что человек обернулся к нему. Камориль не смог бы точно описать черты увиденного им лица, но кое-что врезалось в память крепко: глаза у золотого видения были нечеловеческие, зрачки горели слепящим белым, а кожа напоминала отполированную бронзу. Тем не менее светящийся человек не был похож на металлическое изваяние: все в нем было живым и дышащим, движущимся и пульсирующим. Одежды на нем не было, но его как будто бы окружало пламя, в которое он и сам превращался то целиком, то лишь какой-то своей частью.
Некромант пребывал в ощущении того, что сам рассыпается на множество разных сущностей, что он находится сразу в огромном числе миров. Вот частью себя он стоит в каменном колодце на вершине полуразрушенной башни, при этом пребывая сразу и здесь, и еще в триллионе незнакомых мест. Другой же частью своей сущности он плавится в мягких объятиях огня, которые почему-то не сжигают его, но дарят тепло и тягучую, до дрожи сладостную негу, пронизывая целиком его тело, и насквозь, как рентгеновский луч, просвечивая душу. Камориль чувствовал горячие поцелуи на своей шее, в то время как светящийся золотой демон смотрел ему прямо в глаза, стоя напротив недвижно и прямо. Человеческая оболочка демона мерцала, проявляясь то огромным золотым драконом, то маленький птичкой — соколом, то обращаясь женщиной с длинными волосами, то становясь высоким мужчиной-воином с луком и ростовым щитом.
— Отпусти меня, чудо... зверь, — произнес Камориль, не веря сам себе. Как же можно у этого существа такое просить? Куда же от него бежать? Зачем?..
Но ответа он не получил. Или получил, но не запомнил? А может быть, ответ был выгравирован, вытравлен этим огнем где-то на изнанке его души, — но кто ж, кроме золотого демона, это ведает.
И демон сказал слова, и они изменили все. Спорить с ним никто бы не смог и даже не помыслил бы.
Последнее, что Камориль запомнил о той встрече — это слепящий взгляд белых светящихся глаз, ощущение осмысленности бытия, ценности себя самого, невероятный экстаз замершего во времени полета и... голос, не похожий ни на что, но воплощающий в себе одновременно шепот моря, рев бури и звон расколотых бронзовых колоколов.
