Фальшивую площадь окружали куда менее масштабные павильоны: например, больничная палата, где Юнгер в накинутом на плечи белом халате пожимал руку лежавшему на койке старику. Слева от неё расположился школьный класс, полный довольных детей с горящими от обожания глазами, а справа — пункт раздачи еды бездомным. Юнгер из последнего был одет в грязный фартук волонтёра и наливал огромным половником бесплатный суп пропитому белому бродяге. Полицейский участок, пожарная часть, какой-то зал заседаний… Множество вырванных из реальности фрагментов.
— Это что, мать вашу, такое?.. — я растерялся от масштаба и количества Юнгеров на квадратный метр. К счастью, тепловизор показывал, что температура тел не отличается от остальной среды, иначе я бы забеспокоился куда сильней.
— Киностудия, которая обанкротилась лет двадцать назад, — Харрис ухитрился дать ответ, ничего при этом не сказав.
— Я не об этом. Что это за куклы?..
— Куклы как куклы, — пожал плечами главный-мудак-в-Масс Биотех. — Ничего особенного, такой же реквизит. Просто тела, на которые пока не нашлось покупателей. После покушения мы решили, что выставлять Юнгера напоказ слишком опасно.
Эрвин хмыкнул:
— И нахрена так заморачиваться, когда можно сделать компьютерные модели, и никто не заметит разницы?
— Заметят, — возразил Харрис. — Ещё как заметят. Нельзя считать избирателей идиотами: кто-нибудь обязательно распознает обман, причём из-за совершенно незначительной детали. К тому же модели можно отличить визуально, по стилю. Их ведь создают дизайнеры, которые привыкли делать красиво, даже когда делают уродство. Всегда лакируют реальность, добавляют… глянца, понимаете?..
— Понимаю, — вклинился я. — И который из этих Юнгеров настоящий? И настоящий ли ты?..
«Эрвин, сигнал не проходит наружу!» — я попытался выйти в сеть, но не сумел.
«У меня тоже. Эх, такая получилась бы трансляция…»
«Будь наготове!» — интуиция била тревогу, но, к сожалению, не могла сказать, откуда именно мне прилетит.
— Я — настоящий, — тонкие губы искривились в подобии улыбки. — Самый, что ни есть. А Юнгер — вон он.
— Эм-м, на баскетбольной площадке? — посмотрел я в указанном направлении.
«Эрвин, внимание по сторонам!»
«Ничего не вижу. Ни в каком спектре».
— Нет, не там. Левее, — ласковый голос Харриса вызвал неприятные воспоминания о таких же интонациях Эрвина несколькими минутами ранее, когда тот держал лезвие у горла Нтанды. — И если вы пройдёте чуть дальше, то... А, ладно, — тон неожиданно поменялся, и мужчина заговорил торопливо. — Это в принципе неважно. Я, конечно, рассчитывала заманить вас подальше, но так тоже хорошо.
— Э-э… — удивился я. — Что? Что ты говоришь? Рассчитывала?..
— То и говорю, мудила. Поздоровайся с Юнгером.
В следующую секунду головы всех доселе неподвижных фигур синхронно, быстро и точно повернулись в мою сторону. Если бы я уже не был седым, то непременно поседел бы от ужаса.
— Что за шутки?! — я прицелился в Харриса. — Что происходит?!
— Маки! — воскликнул Эрвин, выхватывая из ножен меч и направляя на кукол пистолет-пулемёт. — Что за?..
— Ха! — главный-мудак-в-Масс Биотех сделал шаг вперёд, ухватился за ствол РПД и приставил его к своему лбу. — Давай. Это ничего не изменит, у меня таких Харрисов штук пять собрано. Очень скоро я наконец-то смогу вдоволь в вас, мальчики, покопаться и посмотреть, что же там Блю Ай наворотили. Увидимся на операционном столе!
Выстрел снёс Харрису башку, в свете софитов красиво блеснули осколки металла и микросхем, а куклы всё с той же пугающей нечеловеческой синхронностью бросились к нам. Я завизжал, как увидевшая крысу школьница, и зажал спуск.
Оружие тряслось, вздрагивало и брыкалось, как слишком игривая собака. Заряд в ускорителе закончился, но чрезмерная огневая мощь и не требовалась: тяжёлые пули выкашивали нападающих целыми рядами. Однако им на смену приходили новые — стремительные, тянувшие в мою сторону руки со скрюченными пальцами и до жути молчаливые.
Эрвин прикрывал мне спину, отстреливался и орудовал мечом ничуть не хуже, чем я пулемётом — рубил, колол, крутился вихрем, хохотал и громогласно матерился по-японски.
Я вскрикнул от боли: белобрысый мальчуган в пиджачке и галстуке-бабочке подобрался незамеченным и вцепился в ногу так, что чуть не оторвал. Маленькие пальчики стальной хваткой впились в бедро и тянули вниз рвущуюся штанину вместе с кожей и органическими мышцами.
Пацан развалился на части от одного удара прикладом, но секундная задержка стала роковой: куклы навалились на меня, распластали на полу и прижали всей своей холодной тяжестью так, что я не то что пошевелиться — вдохнуть не мог.
Судя по воплям и печальному звону металла о пол, Эрвина тоже скрутили:
— Твари! Мрази! Уро-оах-кх!
Маленькая девочка с тонкими светлыми косичками повернула ко мне безразличное веснушчатое личико и спросила звонким и чистым детским голосом:
— Тебе страшно? Тебе больно? — волосы на затылке зашевелились, а язык отнялся. — И хорошо. И правильно. Мне тоже было страшно и больно.
Нас подхватили и потащили по коридору: меня несли два Юнгера, старик из «больницы», пара демонстрантов и та самая жуткая девочка, которую Нтанда избрала своим аватаром. Я застыл, совершенно парализованный страхом, и не мог бороться, в то время как Эрвин прилагал все усилия, чтобы вырваться. Краем глаза я заметил, что его повязка пропиталась кровью, которая капала на белый пол, оставляя тонкую красную линию.
— Я выберусь! Выберусь! — кричал он. — И убью вас всех! Шлюха чёрная, надо было прирезать тебя!..
Коридор.
Длинные белые лампы монотонно проносятся надо мной снизу вверх, снизу вверх…
Лифт. Опять весёленькая музычка. По-хорошему мне следовало бы сопротивляться , но я не могу — как-то неожиданно кончились силы. Да и это, похоже, бесполезно: Эрвин, пребывавший в куда более боевом расположении духа, так и не сумел подвинуть своих провожатых.
Новый коридор — гораздо длиннее. Теперь меня несут головой вперёд, так что в этот раз лампы — сверху вниз, сверху вниз.
«Маки! Маки! Можешь пошевелиться?»
Пара попыток.
«Неа».
«И я. Сильные засранцы».
«Их просто много».
«Ага… — задумчиво протянул напарник. — Прости меня, а?»
«За что?» — я удивился и хотел повернуть голову, чтобы взглянуть на скаута, но девочка мгновенно среагировала и сжала мою башку так, что я чуть не взвыл.
«Надо было валить отсюда к чёрту».
«Наверное», — ответил я через пару мгновений.
«А знаешь что? В жопу всё! — с неожиданным воодушевлением воскликнул Эрвин. — Мы выбрались из Блю Ай Фармасьютикалс — и где теперь тот Блю Ай Фармасьютикалс? Нету! Даже здания не осталось, всё взлетело на воздух! И от Масс Биотех не останется. Лично эту пирамиду по кирпичику разберу, ты слышишь меня, Маки? Лично!»
«Слышу-слышу», — я мысленно усмехнулся. Бравада напарника никак не могла побороть ужас и отчаяние, которые подползали к моему сердцу и обвивали его своими чёрными щупальцами.
«Шанс, Маки. Мне нужен всего лишь один шанс. Призрачный, микроскопический — но шанс».
Двери. Вторые. Цвет потолка меняется и становится ещё белее, хотя я был уверен, что виденный мной цвет уже был недостижимо чистым.
В глаза бьёт яркий свет ламп, я зажмуриваюсь и начинаю воспринимать мир на слух и на ощупь. Спине холодно, твёрдо и скользко — «Уложили на операционный стол». Звон металла, жужжание и пищание каких-то приборов. Мёртвая хватка кукол сменяется на крепкие фиксаторы в районе груди, живота, паха и колен. Голову прочно охватывают металлические обручи.
Свет заслонила чья-то тень, и, открыв глаза, я увидел кандидата в мэры Корпа Адама Юнгера.
— Начнём? — спросил он и улыбнулся чужой улыбкой.
— Иди нахуй, — процедил я сквозь зубы, потому что не мог разжать челюсти. По той же причине я не плюнул кукле в рожу.
Рот и нос закрыла холодная резиновая маска.
— Спокойной ночи!
Я хотел повторно послать Нтанду, но не смог из-за загубника. Газ делал своё дело: сознание медленно ускользало, как бы я за него ни цеплялся. Свет сменялся тьмой, а та превращалась в звук. Лицо Юнгера расплывалось, рядом с ним плавали цветные пятна, а до ушей то и дело доносился странный стук, в котором я пытался выявить ритм, но каждый раз ошибался. Последним увиденным в сознании стала голова Юнгера, которая расцвела огромным букетом невероятно прекрасных алых роз, а услышанным — странная фраза, явная галлюцинация. «Никому не двигаться! Полиция!.. Сеньор, они у нас, повторяю, мы нашли их!»
28.
Сначала была темнота, которая разваливалась на части. Этого нельзя было увидеть, но я чувствовал, как массивные глыбы чёрного льда размером с континенты покрываются трещинами, крошатся и в конце концов раскалываются. Свободного пространства во тьме было слишком мало, поэтому глыбы никуда не могли деться и продолжали ворочаться, биться друг о друга и дробиться на более мелкие осколки.
Ещё во тьме не было воды. Совсем никакой — и это было ужасно, потому что она высасывала влагу из меня. Жадно впитывала всё до последней капли, оставляя только высохшее тело, в черепе которого едва ворочался распухший язык. Я чувствовал, что не должен тут находиться, поскольку само существование в этом пространстве причиняло страдания: мерзкая ломота во всём теле не давала покоя и сводила с ума.
А затем во тьме появилась надпись «Абстиненция».
Колоссальные красные буквы размером со всю видимую вселенную зависли в пространстве. Они выжигали глаза своим нестерпимым сиянием: я пытался отвернуться или зажмуриться, но они настигали меня повсюду.
Вскоре буквы исчезли, но радость была преждевременной, поскольку одна надпись сменилась другой:
«Внимание! Обнаружено вводимое вещество!»
Закрутилась анимация загрузки — огромная и голубая, как Сириус, — и тут же застыла без движения.
«Обнаружены следующие вещества:»
Длинный список на три четверти состоял из незнакомых формул, а на оставшуюся четверть — из непонятных названий. Я молил всех известных богов, чтоб они убрали эти громадные буквы, но никто из пантеона не отозвался.
Впрочем, скоро стало легче: сознание начало понемногу проясняться, глыбы подуспокоились, мучения практически прекратились. Я вздохнул с облегчением и смог немного осмотреться, но в следующее мгновение ослепительный свет букв показался мне приятным ночником — я открыл глаза.
Открыл и понял, что огромная, тёмная и пугающая вселенная, внутри которой я находился всё это время, располагалась в моей голове, и теперь, после пробуждения, вселенной стал я сам. Удивительное ощущение.
«Операция!»
Я едва не дёрнулся, но вовремя себя сдержал. В глаза так же беспощадно бил белый свет, а спина ощущала гладкую поверхность операционного стола.
«Спокойно, приятель. Спокойно. Интересно, Нтанда довела дело до конца? И что, если довела? Я теперь под её контролем?»
Быстрая диагностика не нашла никаких следов постороннего вмешательства в голову. Вместо этого выяснилось, что мне подлатали повреждённую ногу, заменили пальцы, извлекли осколки, выправили вмятины и сделали кучу инъекций: в крови плавали дохлые наномашины в невероятных количествах.
Из негатива — разве что отходняк от наркоза, но он, во-первых, уже почти прекратился, а во-вторых, не шёл ни в какое сравнение с тем, что я пережил после затяжного психотропного приключения.
— Если вы думаете, что остались в Масс Биотех, то нет, это не так. Сейчас вы в безопасности.
От неожиданности сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди.
— Кто это?.. — скрипящий голос еле пробивался сквозь пересохшую глотку.
— Вы можете встать?
— А вы можете выключить этот ебучий свет?..
Ответа не последовало, но лампа погасла.
— Спасибо, — «Вот и хорошо. Вот и замечательно».
Попытка сесть удалась куда легче, чем я думал. Мне казалось, сейчас опять нападут головокружение и слабость, а в мозг начнут вкручивать раскалённые винты, но нет. В башке, конечно, раскололась ещё пара континентов, но в остальном я чувствовал себя вполне сносно.
Первое, что бросилось в глаза (и было воспринято мной с огромным облегчением), — это обстановка. Действительно не Масс Биотех — по крайней мере, не тот стиль, к которому я привык. Больничная каталка стояла посреди кабинета, обставленного в стиле богатого особняка века эдак девятнадцатого. Просторная комната вполне могла бы быть уютной, но обилие вещей и старомодность сделали её тесной и душной — настолько, что у меня едва не началась клаустрофобия. Много дерева, резная мебель, как из какого-нибудь дворца, на стенах портреты высокомерных мужиков с орденами на алых мундирах. Много книжных шкафов, забитых громоздкими и потрёпанными томами с золотым тиснением на корешках.
За громадным письменным столом, на который можно было посадить самолёт, сидел мужчина с длинными тёмными волосами, мерзкими тонкими усиками и бородкой-эспаньолкой. Безупречный белый костюм, роскошные золотые запонки с вензелями, острый взгляд — да, это точно владелец дома. Чувствовалась та же порода, что и у Харриса, пусть тот и был подделкой.
— Где я? И кто вы? — вокруг каталки громоздилась пищащая и мигающая медтехника, которая на фоне остального интерьера выглядела как космический корабль рядом с парусником.
— Меня зовут Кристобаль. Кристобаль Ортега. И вы у меня дома, господин Вессен, — он назвал фамилию из поддельных документов. — Или, может быть, вам удобнее, когда к вам обращаются «господин Ван Дер Янг»?
— О, вы настолько хотите меня поразить? — я отклеил от груди и предплечья несколько липучек с проводами. — Погодите, вы сидели тут всё время, пока я был в отключке, и ждали, когда я очнусь, только чтобы эффектно появиться?..
— Надо же, вы дерзите, — усмехнулся Ортега. — Не хотите сказать спасибо?
— Не хочу, — я спрыгнул босыми ногами на мягкий ковёр и поискал взглядом свою одежду: больничная полупрозрачная накидка для ведения этих переговоров явно не подходила. Заметив на стуле недалеко от каталки новенькую чёрную форму, ботинки и большую бутылку с водой, я с наслаждением утолил жуткую жажду, а затем энергичным движением сдёрнул мерзкую синтетическую ткань, напоминающую марлю, и принялся одеваться.
— Напрасно. Несколько моих людей погибли, пытаясь вас вызволить.
— Слушайте, Кристобаль, — штаны болтались на моём впалом животе, поэтому пришлось максимально затянуть ремень. — Я живу в Корпе дольше вас и помню, как ваш дед выстроил весь район вокруг одной своей башни. Я знаю, как делаются дела. Поэтому сэкономьте время нам обоим и скажите, что я должен в обмен на чудесное спасение, а я скажу, готов я на это пойти или нет.
Чёрная бровь взлетела вверх, карие глаза сверкнули — для полного эффекта не хватало только крупного плана и испанского гитарного боя.
