— И что он ответил?
— Он предложил провести ту… Хм, ладно, будем честны, аферу с дровами, маслом и другими товарами.
— Ого! — воскликнул Орди. — А я думал, что это был ты!
— Нет, изначально это была его идея, — отрицательно качнулся король. — После этого я взял мальчишку к себе. У меня ведь не было детей и быть не могло — шестеро жён не справились, — а тут появился вроде как сын… — Тиссур надолго замолчал, судя по всему, погрузившись в воспоминания о событиях пятисотлетней давности.
— Эм-м… Ты расскажешь, что было дальше? — Орди решился прервать его спустя какое-то время.
— Да-да, — согласно качнулся череп. — Я присмотрелся к нему. Потом приблизил, выучил. Мы были отличной командой, сделали много добра для королевства. Отстроили город, разбили всех врагов так, что они, похоже, до сих пор никак не оправятся… И вот уже тогда появлялись первые разногласия. Мы далеко не всегда могли договориться, часто ругались, иногда я его отстранял, иногда он уходил сам. Вильфранд, как и ты, не любил мои методы, считал, что надо действовать мягче. Но мягче тогда было никак нельзя. И сейчас тоже нельзя, кстати, поскольку страх — самый надёжный способ сделать людей благоразумными и честными... Но, кроме прочего, была ещё одна огромная проблема: я старел.
— …И не смог бы сделать Вильфранда преемником, — догадался Орди.
— Именно. Пока я был жив, с ним считались. Называли простолюдином и выскочкой, относились, как к грязи под ногами, строили козни, но считались. И вот как-то раз после очередной фразы «посмотрим, как ты запоёшь, когда король умрёт», Вильфранду пришла в голову интересная идея. За что я его всегда уважал — за умение мыслить широко.
— Магия?.. — Орди остановился у стены обвалившегося приюта и заглянул внутрь, стараясь рассмотреть, что за яркая штуковина лежит посреди почерневших досок.
— Да, магия. Вильфранд организовал Университет, собрал учёных, дал им всё необходимое, создал лучшие условия в мире, подгонял, мотивировал. И в итоге добился успеха: мы стали первыми и единственными, кто обрёл бессмертие. Подчёркиваю — бессмертие, а не вечную жизнь.
— Интересно… — покачал головой Орди. — А на что это было похоже?
— Обряд?.. Ну, всего понемногу. Замок, тёмная грозовая ночь, молнии, странные металлические штуки, горбуны в балахонах.
— Я не о том. По ощущениям как это, когда умираешь?
Череп задумался.
— Я как-то не заметил особых перемен. Не знаю, в чём дело, но я до сих пор вижу в зеркалах себя таким, каким был раньше.
— Странно… — задумчиво произнёс Орди. — Но ладно, это неважно. Что было дальше?
— Через несколько лет после обряда вспыхнуло восстание на севере. Тамошние лендлорды и вожди решили, что я постарел и размяк, а мягкая политика Вильфранда лишь убедила их в этом — вот они и собрались попытать счастья. Хотели создать собственное королевство, болваны. Вот в тот момент всё и покатилось в пропасть. Вильфранд понимал, что это из-за него меня стали считать слабаком, но продолжал настаивать на мягком обращении с бунтовщиками. А играть в доброту было поздно. Доигрались уже. Я в очередной раз отстранил его и отправился в поход… — король замолк, Орди почти видел картины кровавых битв, которые проносились у короля в памяти. — Было много жестокости. Много огня. Мы извели бунт, уничтожили всех, кто имел хоть какое-то отношение к восстанию. На севере наконец-то воцарился мир, но когда я вернулся, то… Вильфранд воспользовался своим влиянием, сговорился с моими врагами и… — пауз в рассказе короля стало слишком много — видимо, воспоминания были слишком тяжелы. — …И человек, которого я считал своим сыном, меня сверг. И обезглавил. А голову отправил с глаз долой: к одному из князьков, который точил на меня зуб за то, что я завоевал его свинарник, построил дороги и приучил гадить в строго определённых местах, а не везде, как они привыкли.
Орди усмехнулся:
— Такое бывает. Кстати, ещё один момент: мне всегда казалось, что бессмертие предполагает некоторую... Эм-м… Нетленность, скажем так.
— Не в нашем случае, — отрицательно качнулся Его Величество. — Я же не специалист, это всё работа Вильфранда и его учёных. Так что нетленности не вышло. По крайней мере, у меня.
Орди пожевал губами:
— Судя по запаху, который я чуял рядом с твоим учеником, он тоже не избежал тления. И для меня загадка, как он продержался так долго.
— Ну, я этого точно не знаю, — ответил Тиссур. — Полагаю, вряд ли он хотел стать… Таким. Может, его учёные ошиблись, а может, с помощью магии в принципе нельзя было решить этот вопрос.
Пауза, заполненная молчанием и раздумьями.
— Ладно, — подал голос Орди. — Да, я вижу некоторые параллели. Но ты к чему-то вёл, правильно?
Тиссур замер и уставился на молодого человека. Этот взгляд, пожалуй, можно было бы назвать внимательным.
— У меня было время подумать над множеством вещей, пока я сидел в шкатулке. Прошлый раз меня ничему не научил: пять сотен лет не пошли впрок — я думал об одной лишь мести. Но сейчас я понял, что и ты, и Вильфранд тогда были правы.
Вообще-то молодой человек старался контролировать свою мимику, но сейчас открыл рот и округлил глаза от удивления. Чего он точно не ожидал от короля, так это признания его — Орди — правоты.
— И в чём же мы были правы? — поинтересовался он.
— В том, что всё нужно делать правильно. Всё и всегда. Без компромиссов, без сделок с совестью, — король глядел на молодого человека так пристально, что тому стало не по себе. — Без пощады к самому себе. Иначе всё потеряет смысл. Первая же поблажка направит на ложный путь, который превратит твою жизнь в кошмар, а самого тебя — в монстра. Единственная ложь, единственное снисхождение — и ты стоишь по колено в телах собственных друзей и говоришь: «Я же хотел, как лучше».
— Хорошо, допустим, — сказал юноша, поборов первое изумление. Его выражение лица просто кричало: «Вот это да!». — Но как правильность поможет справиться с Вильфрандом?.. Всё, что я делаю сейчас, — не даю людям пасть духом. Но никакого плана у меня и в помине нет.
— О, она поможет, — отчего-то показалось, что череп ухмыляется. — У меня есть идея.
30.
Огромный бальный зал, в котором несколько дней назад кружились танцующие пары, а за негромкими разговорами вершились судьбы города, был доверху набит оглушительной и неестественной тишиной. Даже муха стеснялась и не билась в стёкла с раздражающим жужжанием, а смирно сидела на стене.
Люди, расположившиеся за длинным и широким, как королевский тракт, столом, боялись дышать. Узкие воротнички, твёрдые настолько, что о них можно было порезаться, впивались в дряблые старые шеи, по которым стекали маленькие и мерзкие капли пота. О нет, в зале не было жарко. Скорей, душно из-за того, что весь воздух вытеснил практически осязаемый ужас вкупе с ароматом протухшего мяса, щедро политого духами.
— Предлагаю покончить с этой формальностью побыстрее, дамы и господа, — произнёс человек, стоявший во главе стола. Именно стоявший: он мог бы сесть в высокое кресло, обитое красным бархатом, но предпочитал держаться позади, положив на спинку ладони в чёрных перчатках. Эта картина могла бы иллюстрировать понятие «аллегория» в энциклопедии. — Я предлагаю кандидатуру Вариуса, — сидевший где-то ближе к середине стола полный человек с огромными залысинами и красным носом вздрогнул. — Встаньте, пожалуйста.
Краснота от носа медленно расползлась по всему лицу, а на лысине заблестели капли пота, которые принялись скатываться по вискам, лбу и пухлым щекам.
— Итак, Вариус, — продолжил Вильфранд. — Достопочтенный верховный судья. Кто «за»?
Вверх медленно потянулись руки — все, кроме одной.
— Не понял? — капюшон склонился набок. — Почему не голосует господин… Марнар, если не ошибаюсь?
— Он без сознания милорд, — просипел сидевший рядом с ним пожилой мужчина в форме полковника гвардии. — Похоже на сердечный приступ.
— О, Боги, так окажите ему помощь! — всплеснул руками Вильфранд. — Итак, из ста одного делегата Генерального Собрания сто проголосовали «за», один воздержался…
— Он умер, милорд.
Вильфранд пожал плечами.
— Ну что ж, такое бывает. Почтим его минутой молчания попозже, когда результаты голосования будут должным образом оформлены. Я не ошибся в вас, дамы и господа. Вариус! — за время голосования толстяк успел покраснеть, посинеть, побледнеть и сейчас приобретал серый оттенок. — Хоть вы останьтесь в живых! А не то войдёте в историю, как самый короткоживущий регент, — после этих слов Вильфранд громко засмеялся. Все делегаты одновременно вздрогнули и поддержали смех правителя своим — неестественным, визгливым и истеричным.
— Я протестую! — громко хлопнули входные двери, и в зал стремительно ворвался Орди собственной персоной. Он хитро улыбался, как ученик, положивший на стул учителя что-то острое и ожидающий, когда тот сядет.
— Ординари? — слабо удивился Вильфранд. — Вы совершенно не умеете проигрывать.
— Не умею, — улыбка стала шире. — Так вот, повторяю ещё раз: я протестую!
— Вообще-то это не свадьба, — заметил Регент. — И всё уже решено. Вариус выбран практически единогласно.
— О, да! — согласился Орди. — Но на голосующих оказывалось давление. А на этот счёт, если не ошибаюсь, есть определённый пункт в законе.
— Давление? О, Боги, да о чём вы говорите?.. Друзья! — Вильфранд повернулся к делегатам. — На вас оказывалось давление?
«Друзья» тут же принялись наперебой утверждать, что всё в полном порядке и решительно никакого давления, включая кровяное и атмосферное, в этом зале отродясь не бывало. Однако кое-кто — и это не укрылось от глаз молодого человека — косился на Орди с робкой надеждой. Это воодушевляло: значит, он находится на правильном пути.
— Конечно, никто не признается! — оскалился юноша. — Все боятся вас, Вильфранд.
Регент устало вздохнул:
— Ну и зачем вы тогда пришли? На что вы надеялись?
— На справедливость! — громко ответил молодой человек с уверенностью, которой не ощущал. — Генеральное Собрание — это, прежде всего, инструмент, созданный для того, чтобы ограничить власть регента Брунегена и исключить саму возможность злоупотребле…
— Ума ни приложу, при чём тут я, — развёл руками Вильфранд. — Регентом только что стал верховный судья Вариус.
— Да, конечно же, у вас нет ни одной официальной должности и вы, вроде как, ни при чём. Но это и вызывает вопросы… — Орди заложил руки за спину и прошёлся вдоль стола, привлекая всеобщее внимание. — Зачем слушать того, кто формально ничем не управляет?..
— Так, — от голоса Вильфранда повеяло не просто холодом — лютым морозом. — Никак не могу понять, почему я до сих пор с вами говорю.
«Улыбайся, — думал Орди, стараясь побороть дрожь в конечностях и ощущение, что он спорит с диким зверем, который вот-вот на него набросится. — Улыбайся и веди себя естественно, тьма тебя побери». Главная задача сейчас состояла в том, чтобы заставить делегатов сбросить оцепенение и поверить в то, что у них есть власть. А для этого нужно вести себя так, словно в рукавах балахона ждёт своего часа целая колода тузов и россыпь ферзей в придачу.
— Эй! Стража! — крикнул Вильфранд. — Я попросил бы вывести отсюда этого оборванца. Должен признать, вы нахальны, — Регент покачал головой, а в его голосе прозвучало нечто, что можно было принять за уважение. — Явиться сюда, надеясь… Кстати, на что? На что вы вообще надеялись? Ухмылочка не поможет: расклад сил известен всем заранее. У вас больше ничего нет, ведь, насколько я помню, произошло несколько досадных случайностей, связанных с огнём. В магазинах, должно быть, не потушили свечи перед уходом. А дети — такие озорники — наверняка достали где-то спички…
Лицо Орди свело судорогой. Захотелось взять Регента за шкирку и как следует приложить головой о стол.
— Да, конечно, — ответил юноша, титаническим усилием воли сохранив спокойствие. — Однако, несмотря на всякие «досадные случайности», мы продолжаем работать.
— Да, я видел, — подумал вслух мужчина рабочего вида — широкий, с грубыми ладонями, похожий на медведя, которого кто-то ради смеха одел в дорогой костюм. Вильфранд повернул голову так резко, что делегат отшатнулся.
— Стража! — рявкнул Регент.
— Да-да, — саркастически усмехнулся Орди. — Зовите стражу.
— Стража! — повторил Вильфранд.
— Стража! Стража! — поддержал его юноша.
Кто-то, находившийся на достаточно безопасном от правителя расстоянии, позволил себе тонко хихикнуть и сразу же зажал рот ладонью.
— Да, ваше сиятельство? — в распахнутые двери проникло облако серого дыма, из которого, как сказочный волшебник, выбрался Капкан с неизменной сигарой в зубах.
— Где вас носит? — прошипел Вильфранд. — Арестуйте этого бродягу и доставьте в Замок, я побеседую с ним позже. Ах да, и разгоните его людей, доколе честных граждан будут обманывать средь бела дня всякие лавочники?..
— Простите, милорд, не могу.
После этих слов люди в креслах зашевелились. Они позволили себе сесть лишь немного поудобнее: кто-то подался вперёд, кто-то откинулся на спинку, давая отдых уставшей спине, кто-то потянулся к воротнику и задышал полной грудью, — и Орди понял, что половина дела сделана. Люди усомнились во всесилии Вильфранда и его праве приказывать. Конечно же, это было опасным заблуждением: Регент всё ещё был могущественен, но лёд, сковывавший психику главных людей в Брунегене, раскололся, и разъединяющий страх, на котором держалась тирания, стал немного слабее. Без этого страха люди непременно вскоре начнут оглядываться по сторонам и спрашивать друг друга: «А с чего этот тип в балахоне указывает нам, что делать?»
— Что значит, «не можете»?.. — процедил Регент сквозь крепко сжатые зубы.
— Потому что вашим приказом от завтрашнего дня Стража Брунегена будет расформирована за систематические нарушения законности, а наши обязанности перейдут некоему гражданину, которого лично я знаю под кличкой Гриф. Решили загрести жар чужими руками, а?
— И что, сегодня это отменяет ваши обязанности? — к чести Вильфранда, он быстро сумел оправиться от удара. Повелительный тон, небрежное спокойствие, уверенность. От былого гнева не осталось и следа, но поздно, поздно…
— Думаю, да, ваша светлость.
— А я думаю, что во-первых, не вам обсуждать реформы в государстве, а во-вторых, прекращайте этот фарс. Всё уже давно решено. Новый регент выбран. Гриф готовится вступить в обязанности. Стража в прежнем виде убыточна, зато новая, — Вильфранд обратился к делегатам, — станет приносить деньги и сделает всех нас намного богаче. Так что я считаю, вам, господин Капкан, следует выполнить прямые обязанности, которые с вас никто не снимал.
— А я считаю, — Бульдог нахально ухмыльнулся, — что Гриф — мерзкий ублюдок. Маньяк. Мясник. И если есть вероятность, что этот человек возглавит новую «Стражу», — кавычки в последнем слове прозвучали очень отчётливо, — и станет исполнять мои прямые обязанности, то я лучше встану на сторону Ординари. При нём хотя бы на улицах спокойно.
