— Кельвин Джонс, — киваю я.
— Ну, тогда у него еще не было фамилии — академия славилась тем, что имена студентов не повторялись, — качает головой Кловис. — Но да, это был он. И он отвел меня к своему руководителю Константину. Ты его знаешь как Констанса Бенуа... Благодаря деятельности этого старикана преследования моего дара прекратились: мы официально стали тройкой, в будущем претендующей на сотворения мира. Кельвин оказался блестящим менталистом, его учитель — хранителем равновесия, я со своим даром уничтожения идеально вписалась в их тандем. И мы начали готовиться. А потом Конс уехал. И Кельвин слетел с катушек, но каким-то образом уговорил меня помочь ему и взять на себя роль санитара леса в его мире свободного выбора без равновесия. Когда он показал мне модель, я и сама воспрянула духом, увидев свою вотчину — изнанку. Она идеально подходила в качестве резервуара для перерождения души. Кельвин держал мир живых и мир энергетических оболочек порознь, но потом общими усилиями мы все же соединили их, надеясь, что Грань станет тем самым островком равновесия, который сможет удерживать хрупкое перемирие двух сторон.
— Что же пошло не так? — нахмурилась я.
— Люди, созданные Кельвином, начали массово погибать, отправляясь на изнанку без видимых на то причин, — Кловис сложила руки на груди, откинувшись на спинку стула. — Не помогали ни стражи Грани, которые были созданы почти сразу же после соприкосновения миров, ни попытки Кельвина спасать погибающих. Вместо того чтобы разобраться в причинах, наш идейный менталист создал семерых архангелов, каждый из которых должен был в своей сфере помогать Творцу, как теперь модно его называть.
— А как же ты? — удивляюсь я. — Ведь, получается, от Кельвина и семерых "помогаторов" работы на изнанке стало больше!
— Я даже не вспотела от увеличения объемов проходящих через Грань душ. Понимаешь, в нашей тройке Кельвин был интеллектом без границ, я, скорее, грубой силой, а Константин должен был все это уравновешивать... Поэтому сколько бы ни было работы, мне она была по плечу...
— А дальше?..
— А дальше беда пришла, откуда не ждали, — грустно улыбнулась Кло. — Грань начала разрастаться, поглощая собой сначала близлежащие участки обоих сторон, потом забираясь все дальше и дальше. И мы стали думать, как это прекратить. В голову Кея пришла блестящая мысль о том, что если реальность была построена по принципу соединения несовместимого, то, возможно, стабилизирующим элементом смогло бы стать что-то такое, что идет вразрез с ее законами.
— Что-то, созданное разрушителем, и что-то, умерщвленное Творцом... — догадываюсь я.
— В точку, — кивает, соглашаясь, Кловис. — Только я уже тогда начала смотреть чуть дальше своего носа и понимала, что в итоге все может обернуться плачевно для нас обоих. Просто если бы погибли мы с Кеем, это было бы не жалко: множество магов исчезают из-за собственной самонадеянности, это известная практика в академии. Но к тому времени уже существовало человечество. И схлестнувшиеся миры могли бы обернуться гибелью миллионов. Мы не могли этого допустить... — на этот раз она закусывает губу, и мне начинает казаться, что начинается самый драматический отрывок истории, поэтому я немного отстраняюсь от Осириса и наклоняюсь к сидящей напротив женщине, осторожно беря ее руки в свои.
Кловис вздрагивает, поднимая на меня свой полный слез взгляд, но я ободряюще улыбаюсь, вместе с улыбкой посылая ей волну успокоения, и женщина продолжает срывающимся шепотом:
— Знаешь, что больше всего нравилось мне из творений Кея?... Его архангелы, Рен. Они были настолько красивы со своими белоснежными крыльями, что невозможно было оторвать взгляда. Я даже подружилась с одним из них и время от времени встречалась, делясь информацией. И вот, когда пришла пора принимать решение о сотворении существа магом, совершенно на это не способным, я снова пошла к Салвиилу...
— К Салвиилу? — пораженно шепчу я, и Кловис кивает:
— Да. Я хотела поделиться своим горем, потому что знала, что он всегда поможет...
— И? — не нравится мне это ее молчание, ох, как не нравится...
— Через три недели я узнала, что беременна... — покаянно шепчет Кловис. — Мы с Салвиилом, сами того не подозревая, решили задачу Кельвина за одну ночь, проведенную вместе...
— Очешуеть! — не удерживаюсь от высказывания, наседая грудью на стол и сжимая руки Кловис сильнее. — А как же то, что Констанс говорил о нас с Домиником?! Мы ведь должны были быть целиком и полностью сотворены!!!
— А я их обоих провела, — внезапно хитро улыбается Кловис. — Пришла к Кею и сказала, что мне нужно шесть лет на выполнение его задания, и, заручившись молчаливым согласием, вернулась к Салвиилу. Видела бы ты, как он был счастлив и рад этой новости, Рен, — выдыхает она, глядя вникуда, но я понимаю — сейчас она вновь прокручивает в памяти события своего прошлого. — Он всю беременность носил меня на руках, а когда я была на последних сроках, привел пятилетнего мальчугана— архангела, вид которого у меня вызвал немой шок: у парня были черные, как сама ночь, глаза! И обезоруживающая открытая улыбка... — улыбается Кловис, и я понимаю, о ком идет речь. — Салвиил тогда сказал, что Кельвин попробовал создать архангела-универсала, а вышел Тео... И поскольку задумка не удалась, то его отправили на обучение к самому старшему и сильному. Так мы и жили втроем. Тео пел тебе колыбельные, мастерил какие-то игрушки, попутно обучаясь у Салвиила — у мальчика обнаружились нетипичные для архангелов способности к восстановлению равновесия в судьбе человека.
Когда пришло время, Тео вдвоем с Сэлом приняли роды — мы боялись, что призванные со стороны люди или маги — да что там, даже архангелы — могут донести Кельвину о том, что я родила ребенка, а не сотворила. Это кардинальным образом изменило бы ход бытия. На все попытки Кея связаться я отвечала односложно: не смогла, не получилось — а сама нянчила тебя в глуши, наблюдая, как Тео балует тебя трюфелями и носится, как с младшей сестренкой... Кто же знал, что эту привязанность упертый пронесет через всю жизнь, согласившись ради тебя даже лишиться крыльев... — горестно вздыхает женщина, а меня затопляет волна нежности по отношению к некроманту.
— Почему же ничего не вышло из вашего плана?
— Вернулся Константин, — упавшим голосом продолжила Кловис. — А его равновесие — такой опасный инструмент, который, хочешь, не хочешь, доложит обо всех изменениях реальности. В общем, Кельвин узнал о твоем появлении... Через четыре года после твоего рождения ко мне прилетел его гонец и в приказном порядке велел собираться.
— Почему ты не отказалась? — непонимающе смотрю на нее я.
— Создавая мир, ты в него врастаешь, — повторяет мне прописную истину Кловис. — Вот и со мной то же самое произошло. А мое место в этом мире — на изнанке, помнишь? Главным был и оставался в любом случае Кельвин. И ослушаться его тогда, когда уже произошло объединение с твоей частью реальности, не было никакого шанса... Да и понимала я, Рен, всю ответственность за то, что мы оба совершили по глупости.
— А Салвиил? — тихо интересуюсь я судьбой отца.
— Тогда я видела его в последний раз. И он так и не смог простить моего поступка. Не знаю, как, но связь с Кельвином ему удалось порвать, хотя он, в отличие от Тео, не лишал себя крыльев. У него еще были дети, ты и сама видела их потомков, но первенец, которого сам принимал и которого лишили... Сама понимаешь, это сильный удар. Я встретилась с Кеем, ты — с Домиником, но так и не смогла с ним сработаться, вспоминая Тео ежесекундно и потому ломая все, что пытался сделать для тебя ирис. Первые два года мы с Кельвином пытались перестроить мир, ничего не делая с вами. Когда поняли, что это не поможет, тебя поместили в магический стазис, а Доминик успел сбежать. Но попался на том же, на чем и Теодор спустя несколько сот лет после своего падения: они оба решили пробудить тебя... Доминика поймали и отделили душу от тела. Поэтому он и помнит все, что с ним происходило до заточения за Гранью, а ты забыла: слишком рано усыпили, и память не справилась. Поэтому ты не помнишь ни отца, ни Тео, ни того момента, когда впервые встретила свою якобы идеальную половинку...
— Что произошло потом? — понимая, что рассказ Кло подошел к концу, решаю узнать все сама.
— Мир успокоился, — ровным голосом отвечает Кловис. — Весь мир, кроме одного возмужавшего архангела, который никак не мог смириться с твоей потерей. Спустя триста лет безукоризненного служения Творцу Тео, не выдержав, лишил себя крыльев, превратившись в сильного мага. Как видишь, четыреста лет, предшествующих попытке пробудить тебя, он усиленно постигал науку овладения новыми способностями. Потом узнал о маге равновесия и сам встретился с — тогда уже — Бенуа...а дальше ты знаешь, — обрывает повествование Кло.
— Почему для моей смерти нужно было именно семь нефилимов от разных архангелов?
— То, что дети архангелов не были родственниками, как раз, было не принципиально. Просто Кельвин создавал ириса, исходя из тех соображений, чтобы мальчик обладал силой, соизмеримой с возможностями всех его помощников, вместе взятых. Все-таки, Доминику предстояло удерживать мир в покое, а для этого простого мага было бы мало. За критерий сравнения просто были взяты архангелы, вот и все... Ну а ты получилась такой сама по себе, — тепло улыбается Кло. — Просто однажды увидела Сэла в действии — он как раз занимался с Тео в очередной раз — и показала свой "класс", задвинув за Грань шарики, которыми игрались мужчины. Когда тебя пробудили, процесс разрушения реальности стартовал автоматически: ты должна была постоянно находиться на стороне живых, но дар-то требовал посещения изнанки. Сама того не зная, ты своими хождениями расшатывала равновесие. И реальность отозвалась смертями нефилимов, Рен, вот и все, а каждый нефилим носит отпечаток силы своего необычного предка. Таким образом, ты вернула семерых потомков помощников Творца поодиночке и всех их сразу же, когда вызволяла Доминика. Даже Тео не помог бы тебе выкарабкаться. Элеонора просто завершила когда-то начатое саморазрушение...
— То, что ты сказала про вас с Салвиилом, — правда? — скорее для собственного спокойствия спрашиваю я, но Кловис кивает без тени улыбки на лице. — Тогда это означает, что...
— Да. То, что ты являешься естественнорожденной, автоматически делает тебя тем самым потенциальным творцом, о котором совсем недавно заливал Константин. Создай я тебя, ты стала бы таким же аннигилятором, но сила Спасителя — это прозвище Сэла — сделала тебя необходимым злом, то есть, позволила помогать душам людей посредством пересечения Грани.
— Они все переродятся... — вспоминаю вслух варианты Констанса, но Кловис внезапно обрывает фразу:
— Скажи, ты и правда хочешь всех родных и близких растерять во время появления нового мира? — я усиленно мотаю головой, и моя непутевая мать удовлетворенно улыбается:
— Так я и думала. Поэтому забудь все, о чем тебе втолковывал этот безумный старец, и запомни одну вещь: твой выбор дает тебе право попросить мир единожды измениться в соответствии с твоими убеждениями. Ты можешь остановить творящийся беспредел. Потому что ты последнее дитя, сообщившее, наконец, о своем решении.
— Как? — я зажигаюсь надеждой, во все глаза смотря на Кловис.
— Ты видела, что у школы сходятся все пути, по которым реальность убивала нефилимов?
— Так это были не заказные убийства? — ошарашено смотрю на женщину.
— Нет, конечно, — отмахивается она. — Это ответ мира своему создателю! Не сбивай меня, — цыкает она и продолжает. — Это так называемое сердце Грани — место, где находится центр соприкосновения обоих миров; оказавшись там, ты можешь представить в воображении, какой хотела бы видеть нашу реальность. Тебя услышат и примут к сведению пожелания, — устало заканчивает Кловис. — Иди. У тебя мало времени. Доминику осталось недолго, а вам нельзя пересекаться на изнанке, ты и сама знаешь.
— Но я ведь мертва, — развожу руки, удивленная вообще тем, что нахожусь сейчас в состоянии астрального тела.
— Думаешь, я позволю какому-то сдвинувшемуся старику лишить жизни своего ребенка? — усмехается Кловис. — Приготовься к возрождению, мелкая! — это я-то мелкая?! — Я тоже кое-чему за это время научилась, — подмигивает мне... мама?
Я освобождаюсь из объятий Осириса, получая взамен поцелуй в висок на прощание, поднимаюсь и направляюсь к выходу из читального зала библиотеки. Постепенно иллюзия истончается, оборачиваясь уже знакомым кроваво-красным пространством изнанки, и я, наконец, понимаю, в какую сторону нужно идти, чтобы добраться до нужного места Грани. Вспомнив вопрос, который не давал покоя все время с самого детства, поворачиваюсь к Кловис и Осирису:
— А почему лилия?..
— Салвиил выращивал на заднем дворе цветник неописуемой красоты. Особенно прекрасными в нем были лилии и ирисы... А когда я увидела твою трехцветную головку, поняла, какое имя тебе необходимо дать.
Я невольно улыбаюсь. Все оказалось так просто: дети — цветы жизни...ну, или смерти, как в моем собственном случае. И я растворяюсь в своих ощущениях. К центру Грани меня обязательно приведет чутье. Мне, почему-то, кажется, что он должен походить на фонтан, из которого неиссякаемым потоком бьет энергия обеих половинок мира, перемешиваясь и образовывая гремучий коктейль силы. Как можно выжить в таких условиях? Не знаю. Но у меня есть желание, которое непременно должно сбыться. Поэтому я успокаиваюсь и делаю решительный шаг вперед. Туда, где вечное царство эфира...
Вместо эпилога. Восьмой
Если когда-нибудь хоть одна живая душа заикнется о том, чтобы снова оказаться в сердце мира, я обещаю — стану аннигилятором в тот же миг. Не знаю, как, не знаю, надолго ли, но эту идею загублю на корню. Потому что встреча с центром Грани — это не прогулка по летнему лугу, когда шагаешь босиком по мягкой траве. Это больно, изматывающе и создает стойкое ощущение, что тебя выворачивает наизнанку.
Но это и безумно красиво. Не могу не сказать об этом. То ли мир подсмотрел, каким я вижу его в воображении, то ли действительно все оказалось не так уж далеко от правды, но самое сердце Грани искрило фонтаном брызг от волнения энергии разных видов. Это потом, много после, до меня станет доходить, что, возможно, все магические способности людей откуда-то берут начало и куда возвращаются с переходом души за Грань. И самое, на мой взгляд, подходящее место для подобных действий — как раз и есть тутошний фонтан... Все это будет потом. Сейчас я поражена его великолепием и боюсь сделать шаг по направлению к его истоку.
Неведомая сила толкает внутрь, отчего я в мгновение ока оказываюсь среди разноцветного фейерверка чужих способностей, и в этот миг в душе словно поднимается волна, требующая выхода. Словно неведомые доселе эмоции хотят немедленной разрядки. Много позже я понимаю, что это сердце Грани пытается вступить со мной в диалог и узнать, чего же мне хочется, раз нашла, куда идти, и, самое главное, догадалась, как именно это сделать.
