Карл проснулся резко, рывком. Непонятные звуки, кухня. Аккуратно выпутался из Кириных объятий, натянул штаны. Точно, там кто-то был, вернее, не на кухне, а в кладовке... Светился магический огонек, и слышались шорох и бульканье. Стол был застелен скатертью, а он точно помнил, что Кира ее убрала, стояла тарелка, лежали приборы.
— Лорд Карл, это я, Гер!
— Фух, напугал, я-то думал, что за воры странные пошли, перед тем как лезть за едой, стол сервируют.
Гер выбрался из кладовки с еще одной тарелкой и кувшином в руках, возобновил стазис, легко, даже не движением руки, а каким-то кивком подбородка и шевелением пальцев. — Есть захотелось. — Окинул оценивающим взглядом полураздетого Карла, — а вы, лорд, ничего себе так. Малость правда, потренироваться не мешает, с мечом попрыгать утром и размяться с гирями...
Карл изумленно приподнял брови. — Видел я вас, — посерьезнел Гер. — Я, когда пришел, хотел маму разбудить. Так что всё знаю. — И углядев, как стремительно белеет лицо Карла, поторопился добавить, — да не осуждаю я вас, наоборот, рад. Э-ээ, а что это вы так, побледнели... Вот что, садитесь, выпить нам надо...
— У меня завтра две операции в клинике, мне нельзя.
— Один глоток можно. И поесть. А то на ма ругаетесь, а сами...(Карл, встрепанный, сонный, в одном исподнем, выглядел просто уморительно. Ни дать ни взять герой гномьих анекдотов про возвращение мужа из трактира. Право, ситуация на диво неловкая, уйти, как только увидел ауры в матушкиной спальне, такта хватило, ну и летел бы к палаткам, к студенческому лагерю. Но нет, его всегда тянуло стресс заесть. А может, и к лучшему, сразу сказать, как к случившемуся относится.)
— Так что, поздравляю! — Гер нашел в буфете знаменитую терновку иноры Доротеи, плеснул в маленькие, с наперсток, рюмочки. — Я тоже не пью. Ага, после того случая, когда мы с Эдом набрались и чуть не вляпались в неприятности. Лорд Карл, вот, ветчинки, это маме после поглядок прислали. — Гер наполнил тарелку Карла и опять разлил терновку по лафитникам. Поглядки эти были местным колоритом, чисто гармским суеверием. По весне Киру то и дело звали на местные фермы, — инора Кира, вы только постойте рядом, поглядите, как сеять будем... Глаз у вас легкий, хороший. Мы отблагодарим, не сомневайтесь.— и теперь закрытых стазисом ветчины и колбас в кладовке хватит аккурат до уборки урожая.
— И как это вы решились. Я-то думал, лет через двадцать осмелитесь, когда мама еще разок замуж сбегает. (Он устал смотреть, как Карл пожирает мать преданным собачьим взглядом, и как мама этого его взгляда не замечает.) А честно, я никого лучше вас для нее не вижу. Нет, серьезно, я замучился женихов гонять. Теперь вы этим займетесь. Только замуж ее пока не зовите, сейчас не пойдет.
— Помолвочный браслет все ж придется надеть, — это Карл наконец ухитрился вставить слово в непрерывную речь Гера. Он понимал, Гер за чуть развязной скороговоркой скрывает смущение, — тут, в вашей деревне, сразу узнают, что я у вас ночую.
За час они усидели всю бутылочку терновки, Гер еще пару раз лазил в кладовую за хлебом и колбасой. Он так и не объяснил, зачем приходил именно сегодня ночью, почему сорвался, удрал с практики... Увиденное в доме поразило его, и он просто забыл поведать Карлу о некой странности в приграничных степях...
Проводив Гера и прибрав на кухне, Карл выглянул в окно -ранние предрассветные сумерки.
Около четырех Карл проснулся от грохота колес по неровно вымощенной улице. На рынок тащились первые подводы. Привычная к этому шуму Кира даже не пошевелилась. Было уже совсем светло, и Карл с восхищением разглядывал женщину, свою женщину. Сердце щемило от любви и нежности... такая сонная, такая теплая, она и сейчас была готова принять его. Но мысль — Кире надо отдохнуть, — вытащила Карла во двор и заставила облиться парой ведер ледяной воды. В дом назад он не пошел, пристроился на ступенях крыльца... Утро было очень теплым, занимался очередной жаркий день.
Герцог Трастамара выгнал сына, прадеда Карла, из дома, лишив титула и содержания. Вдобавок еще и темным проклятием хотел одарить невестку, но та успела сотворить охраняющий знак, да и Карл бросился на защиту жены. Отцовское проклятие осыпалось пеплом, частицы этого пепла все же запятнали ауру юного мага, без сил осел он к ногам любимой. Джулия, добро что была на вид беззащитный хрупкий цветок, соображала и действовала быстро. Пока герцог не опомнился, при помощи слуг положила мужа на лошадь, привязав бесчувственное тело поперек седла, сама взгромоздилась на другую, именно так, поскольку была уже на пятом месяце, сумки, собранные мужем, тоже не забыла прихватить: немного денег, одежда и, главное, документы. Сердобольная кухарка связала в узелок еду — что на столе оставалось, — не отказалась, не побрезговала. Не успел стихнуть перестук копыт — на кухню ворвался герцог, сам, слуги и конюший только руками разводили — не ведали, мол, что герцог коней давать не велел. Погоня вернулась ни с чем, сын и черноглазая зинарка как растворились в ночи.
С зинарским караваном добрались Джулия и Карл до Лории. Документы об окончании ТурМа подтверждены были оттиском ауры, и в Ровене его магическое образование признали. Даже приняли на государственную службу, артефактором при мэрии Токаны, винодельческой столицы Лории. Там и прожили они десять лет, до кончины Карло. Родительское проклятие снять нельзя, все чаще и чаще застывал он в оцепенении, и видела Джулия, как тёмное облако подбирается к сердцу мужа, но сделать ничего не могла, ни она, ни маги жизни из Магического Университета, ни лучшие токанские целители.
Сын, Роберто, магическим дар получил, но небольшой, взяли его в Магический Университет на целительское отделение, через шесть лет зачислили в Аретинский пехотный полк в чине капрала, младшим лекарем. Вслед за сыном, продав мелочную лавочку, перебралась на орчанскую границу, в гарнизонный городок, и матушка Джулия, нанни Джулия. Белобрысая графинька, так в сердцах честила Джулия, когда никто не слышал, свою невестку, приехала после окончания королевского столичного пансиона благородных девиц к брату, капитану графу Чимарозо.
В пять — солнце давно встало — стук в ворота, сначала робкий, затем все более и более настойчивый, разбудил Карла, надо же, он задремал сидя, опершись головой о балясину перил. Маленький караван — Зайка, нагруженная какими-то тюками, Наль, Сульяр, пожилой краснолицый инор, — просочились во двор через приоткрытую створку ворот.
— Меня зовут Герман Штумфенкопф, вот, лошадь возвращаю, как и договаривались, и в знак благодарности и оплаты, значит, — показал он на тюки, прикрепленные к вьючному седлу кобылки. — А вы кто же будете иноре Кире, позвольте полюбопытствовать? Сама-то она выйдет, или занята чем?
— Жених, — твердо ответил Карл. — Помолвлены мы.
И, шагнув к лошади, решительно стал снимать поклажу.
Инор Штумпфенкопф в дом пройти отказался, на улице ждали лошадь и телега, он должен прикупить на рынке дегтя, заехать в мастерскую к знакомому гному, и еще много чего следовало сделать до того, как упадет на Гаэрру дневная жара.
— Сегодня новость о том, что инора Кира несвободна, разнесется по всему предместью, — с удовлетворением подумал Карл.
~ Тюки с провизией он затащил в кладовку — Кира потом разберет, Зайку расседлал, и, обтерев, отправил в стойло. Собаки ушли отсыпаться в сенной сарай. Выдоить Леди Ли минутное дело, из-за жары молоко коза сбросила.
В спальне чуть колыхались от утреннего ветерка занавески. — Как хорошо, я боялась... — услышал он с порога голос Киры. Она, приподнявшись на локте, закутавшись в простыню, искала взглядом капот, где вчера его кинула?
— Я было решила, что ты ушел... и как бы тебя искала? — Кира нежно провела рукой по волосам Карла.
А он, совершенно не соображая, что делает, стал судорожно целовать губы, шею, обнажившиеся плечи и грудь — простынка слетела как то сама собой.
Едва оторвались друг от друга, едва стих бешеный грохот крови в сердцах и висках — голосок Анри. Она не плакала, разговаривала на непонятном лепечущем младенческом с солнечными зайчиками и улыбалась бородатой морде Леди Ли, всунувшейся через приоткрытое окно в комнату. Коза, зажмурившись от наслаждения, жевала герань на подоконнике.
Перед завтраком Карл сначала поведал о ночном появлении Гера и утреннем — инора Германа, а далее, церемонно встав на одно колено, просил Киру принять браслет, в знак помолвки. Тяжелый обруч эльфийского серебра скользнул на руку, — Это бабушки Джулии, а вообще-то один из родовых свадебных браслетов Трастамара, уж и не знаю, сколько ему лет, — пояснил Карл в ответ на вопросительный взгляд Киры.
Видимо, всем потомкам первого Карла уготовано было судьбой брать в жены женщин, ну никоим образом им в таковые, согласуясь со здравым смыслом, не подходящих.
Прелестная Меллисент влюбилась в сержанта ГренсОни, так переиначили на лорийский манер фамилию Грансан, с полу-взгляда, полу-вздоха. Красавчик лекарь был высок, строен и храбр. За бой при Темной речке, когда он на пару со стариком санитаром оборонял госпитальные палатки, получил следующий унтер-офицерский чин, награду и дворянскую грамоту. Просить у надменного брата руки Мелли было равносильно самоубийству, поэтому влюбленные средь бела дня, в единственном на всю округу храме, заключили тайный брак, и кто бы мог подумать — с благословением богини. Истинная пара поспешила консуммировать союз в номере городской гостиницы. В холле этой гостиницы и разыгрался скандал. Господин полковник граф в бессильной ярости вопил и брызгал слюной, называя Роберто охотником за приданым и прощелыгой. Приданого у девицы было — блоха в кармане, вошь на аркане, охотиться за ним следовало не иначе, как с лупой. Но в разогретом бутылочкой граппы мозгу графа Чимарозы звонил колокол, погребальный, по надежде поправить дела семьи. Чаяния эти зиждилась на выгодной продаже Меллисент, путем выставления ее на брачном аукционе. Выход был один — дуэль, проучить наглого щенка, до смерти. "Дуэлянты" сошлись в поединке немедля, господин граф вытащил шпагу и бросился на безоружного Роберто разъяренным тигром — ну мнил он себя таковым, по меньшей мере. Полет со шпагой закончился встречей со стеной. Роберто, подлатав разбитый лоб свежеобретенного родича, пригласил всех зрителей отпраздновать.
В трактире при гостинице, или гостиница была при трактире? а, неважно, закатили свадебный пир. "О, лорийская свадьба! Нет в рикайнских языках тебе имени..." Сняв извечные черные одежды, отплясывала нанни Джулия в хороводе.
И через десять лет вновь одела черное, чтобы уже не расставаться с ним до конца жизни.
Графа судил суд офицерской чести. "Дуэль", им устроенная, была ничем иным, как попыткой убить безоружного офицера своего же полка. Он покинул службу, засел, как бирюк, в родовом замке, и вскоре погиб на охоте, глупо, нелепо, был убит собственной пулей, срикошетившей от камня. Родовое имение — лоскуток пахотной земли в долине и развалины на скалах, гордо именуемые замком, перешли во владение Роберто и Меллисент. Титул по лорийским законам она не наследовала. Роберто сделал головокружительную карьеру, дослужившись до капитана. В его ведении теперь состояли медицинские службы всех войск северо-западной границы. Повышение по службе принесло достаток в семью, однако дома он теперь бывал редко, мотаясь с проверками по всем гарнизонам. В забытой богиней и людьми дыре, крепости Аранхаш-шура, погиб во время нападения орков, получив в грудь стрелу. Вдове положили пенсион, на нее и сына, десятилетнего Армана, и семья перебралась в Кастелло-ди-Чимаро.
Местность, куда они переехали, называлась Голден-Валли, это была достаточно большая котловина между двумя горными хребтами. На северо-востоке дорога уходила к перевалу, ведущему в Лорию, за юго-западе скалы Волчьи ворота сторожили серпантин, спускающийся на Туранскую равнину. Территория была спорной, хотя в основном жили на ней выходцы из Лории. Вскоре после переезда дамы узнали, что живут уже не в Лории, а в Туране. Назначенный туранским королем генерал-губернатор подтвердил права инор на землю и замок, однако пенсии лорийской государственной они лишились. И остались на бобах в прямом смысле слова — иногда кроме чечевичной похлебки на обед у ничего и не было. Джулия уже задумчиво крутила на руке свой обручальный браслет, прикидывая, сколько за него можно выручить и сколько времени они продержатся на этом вырученном. Работу и избавление от нищеты нашла Меллисент — дочери туранского наместника нуждались в гувернантке. Леди Гренсони, урожденная графиня Чимарозо, подходила на эту должность как нельзя лучше.
Худо-бедно семья дотянула до поступления Армана в Туранскую Магическую Академию. Фамилию опять переделали, уже на туранский лад, и она почти вернулась к старому своему звучанию — ГрЕнсон.
Единственным грехом невестки Джулия считала отказ назвать сына именем деда. Арман Гренсон уродился его копией, но темной масти. Высокий, мосластый, чуть нескладный, лицо подвижное, нервное, с неправильными чертами: крупным носом, асимметричными бровями, большим чувственным ртом. Яркие синие глаза, опушенные густыми ресницами и смуглая кожа с просвечивающим на скулах румянцем.
Если бы не Кира, Карл наверняка опоздал бы сегодня в клинику. Он то и дело застывал с восторженно-глупой улыбкой, пока его наречённая собирала в отдельную сумку детские вещи, готовила кашу, подпихивала жениха к столу, завтракать, чистила рубашку и брюки бытовыми заклинаниями, трясла за плечо, напоминая, что надо вообще-то причесаться, а не смотреть на щетку для волос.
Уходить из дома они собирались одновременно, Карл хотел проводить Киру до кабинета Гая Гракха, личным учеником которого с сего дня она считалась. Это и дало возможность перейти ей на третий курс — личное ученичество и рекомендации трех ведущих профессоров Магадемии.
— Ты хоть понимаешь, все будут говорить, что я личная ученица по протекции любовника? — ужасалась Кира. Карл взял ее руку, поцеловал и выразительно постучало ногтем по браслету.
— Ну хорошо! Всё равно по протекции, а не за собственные заслуги.
— Поговорят и перестанут. В конце концов, увидят, чего ты стоишь как лекарь, и перестанут. Ну что ты переживаешь. Рекомендовали тебя инориты Блюме и профессор анатомии Камм... и еще глазной лекарь, у которого ты стажировалась.
Карл кивнул своим охранникам, уже ждущим его около кабинета Гая, — я сейчас, еще чуть-чуть.
— Гай, инора Кира приняла мое предложение, теперь она моя невеста, — поцеловал Киру в висок, Анри в носик, и поспешил к стационарному порталу.
Глава без номера`Потому что рассказывает о делах давно минувших дней
Из академии Арман Гренсон вернулся с направлением на отработку долга за учебу и молодой женой.
Он поддержал семейную традицию — жениться "не на тех". Приходилась супруга ему ни больше, ни меньше, кузиной. Троюродной сестрицей. Деды, Арчибальд, 9-й герцог Трастамара и Карл, виконт Гренсон, были родными братьями. Генеалогия туранских родов, ежели ее вычертить в виде схемы, лорд Пекер, главный герольдмейстер королевства, преуспел в этом, представляла собой паутину разноцветных линий, стрелочек, кружочков. И степени родства запутавшихся в паутине имен были весьма забавные. Прийтись двоюродным братом родной бабушке, как вам это понравится?
