-А! Я понял! — радостно возопил он и вприпрыжку скрылся за занавесями.
Надеюсь, действительно понял. Лежание в канаве, пусть и во спасение, даром не прошло. Не сомневаюсь, у каждой женщины свои способы борьбы с "болезнью": кто отвар крапивный пьет, кто пилюли всякие глотает, а мне настойка шиповника помогает. Несколько капель добавишь в кипяток и прихлебываешь словно чай. М-м... вкуснотища!
-Вот! Нашел! — травник сиял ясным солнышком, протягивая мне новый кувшинчик.
Я осторожно приоткрыла пробку, и аромат ягод шиповника тот час разлился по комнате. Ну слава Всевышнему, повезло.
-И спасибо за покупку! — травник, довольный щедрой оплатой (не подумайте чего, просто деревенские все больше натуральный обмен совершить хотят, а я настоящей монетой расплатилась), провожал меня до дверей.
Он так радостно благодарил, что я всерьез стала опасаться — придется еще у него и лекарство от глухоты покупать. Только есть у меня большие сомнения: а имеется ли такое снадобье у травника?
Сирин усиленно строила глазки Жармю, потому и не заметила моего возвращения. Жармю привычно хмурился, дожидаясь пока я соизволю забраться в седло. И только Эфиан виновато улыбался, придерживая Зорьку. Еще бы он не чувствовал себя виноватым! Ведь это чудо гороховое решило, что к травнику я пошла из-за отравления: вчерашний ужин и сегодняшний завтрак были на совести эльфа, причем по его же желанию, и состояли сплошь из грибов, которые я вообще-то не ем. И в этот раз, естественно, есть не стала, ограничившись одним хлебом. Но сказать-то я об этом не сказала, чтобы не обидеть Эфиана! Вот теперь эльф и винит себя. Но поделом ему: если б не он, в лесу не пришлось бы по кустам прятаться!
Лес... До сих пор страшно вспоминать, хотя прошло три дня с той памятной встречи. На первый взгляд мало, но в походной жизни и этого хватит. Тяжело было, но видно лешая все время помогала. С чего взяла? Ну, сами посудите. Когда утром все проснулись — увы, но я позже всех, — пришлось закутанной в плащ идти в кусты, чтобы там переодеться. И как Сирин не старалась, меня она разглядеть не смогла. Ох, если бы она увидела мою рубашку, точнее лохмотья от нее, беды не избежать. Причем мне. А желтые листья ковром сплелись и меня спрятали. Да и весь оставшийся путь мы проделали в тишине и спокойствии, ни разу не столкнувшись ни с хищниками, ни с разбойниками.
Вот только от моих спутников лешая защитить меня не в силах. А они всерьез прошлись по мне, даже не подозревая об этом. Только к полудню Сирин разговорилась до своего обычного состояния, и первый ее вопрос был: "Кто это чудовище?" Ответил как всегда Эфиан: "Пиктоли". Одно слово, но сколько эмоций он в него вложил! Да, поняли их я и Жармю, а вот Сирин пришлось все растолковывать. И опять таки говорил эльф. С его слов выходило, что все пиктоли — безумные чудовища, жаждущие золота и крови. Как же мне хотелось закричать: "Нет, неправда! Пиктоли не такие! Я же не чудовище!", но я молчала. Почему? А вы бы поверили, после такой наглядной демонстрации? Друзья, может быть, и поверили, но и в их души закралось бы сомнение. Что уж говорить о моих спутниках, которые даже имени моего полного не знают — и не важно, что со своей стороны считаю друзьями. Впрочем, как и мне их имена неизвестны — Сирин исключение, но и тут свои заморочки имеются.
-Эредет, мы в этом трактире остановимся, — оклик Эфиана оторвал меня от печальных мыслей.
Я огляделась по сторонам. Вот имею сильное подозрение, что во всей деревне только один трактир, потому как людей в нем было немало. Праздник?
-Вы идите, я сейчас: мне еще к портному надо.
-А зачем тебе к портному? — не вовремя проявила любопытство Благочестивая.
-В старой куртке холодно, надеюсь у него потеплее найти, — говорю почти правду, ведь в старой куртке действительно холодновато, потому как часть ее порвана.
-А-а, — недовольно протянула Сирин.
Мда, похоже, кто-то надеялся обзавестись нарядами, а я так легко разрушила эти планы.
Лавка портного нашлась далеко не сразу: раза три пришлось по улицам проехаться. А точнее пройтись: ну зачем мне таскать за собой Зорьку, если верхом по кривобоким улочкам не проедешь, в трактире же ее и накормить к моему возвращению успеют. Неказистый домик, дверь со скрипящими петлями. Зачем в деревне портной, если в каждом доме мастерица отыщется? На мое счастье портной все же был.
-Чего изволите? Ткань какую найти желаете? — старичок с хитрыми глазами застыл в ожидании за небольшим прилавком.
Угум, портной. Перешедший на торговлю тканями.
-А у вас готовых курток нет? — выпалила первое, что пришло в голову.
-Ну... — портной оценивающе посмотрел на меня. — Вообще-то есть... И только одна, между прочим.
Мне и одной хватит. Пока.
-Беру!
-Но вы даже не спросили цену! Я уж не говорю о размере! — всплеснул руками старичок.
-Размер? Не важно, лишь бы налезла. Цена? Так ведь надобность большая, — пожимаю плечами в ответ.
-Надобность, говорите. А что за надобность?
У! Тут, видимо, у всех такая манера разговаривать, а не только травник загадошный попался.
-Старая куртка порвалась, — честно сознаюсь, но показывать степень порванного не собираюсь.
Старичок еще раз внимательно оглядел меня и с тихим вздохом полез куда-то под прилавок. Чем-то там пошебуршал, повздыхал и вытащил нечто большое, черное и, естественно, мятое. Да-да, именно так все и было: сперва появилась куртка, потом уже сам портной.
-Ну-ка, примерьте, — старичок протянул мне творение портняжного искусства.
Пришлось плащ с курткой снимать. По счастью старичок не стал комментировать мой внешний вид, только брови взлетели вверх, решив покинуть привычное место.
-Мда, великовата, — вынес вердикт портной, едва я надела куртку.
-Великовата, — соглашаюсь, потому как правда.
Рукава висят до колен, широкий ворот раза три можно вокруг шеи обернуть, да и сама куртка, словно на вешалке, висит.
-Так, снимайте, сейчас подправим! — засуетился старичок, бодренько выскакивая из-за прилавка.
Я и глазом моргнуть не успела, как куртка была с меня снята.
-Сейчас, сейчас, тут зашьем, тут подошьем... — бормотал себе под нос старичок, радостно принимаясь за дело.
Почему радостно? Большинству для счастья немного надо — быть нужным, а сейчас помощь старика-портного мне нужна, вот он и радостен.
Полуденное солнышко робко выглядывает из-за туч, напоминая, что зима еще не наступила, и теплые деньки могут ненадолго вернуться. Солнечные блики играют на дубовом венке, повторяя причудливую вязь. Не верится, что чьи-то руки сотворили такое чудо. Хотя без магии точно здесь не обошлось.
Эх, и почему кольцо до сих пор на пальце держится? Ну, я по понятным причинам изменить не могу: мне и раньше о замужестве и прочих близлежащих вещах думать не хотелось, теперь подавно — вдруг в какие неприятности попаду. А тут еще и любовь, словно хворь давешняя, в сердце обретается: вроде кажется все, излечилась, но стоит подуть ветерку, даже сквозняк почувствовать, и она уже тут как тут.
Но почему Фларимон верность хранит, мне непонятно.
-Занятное колечко, — едва ли не над ухом раздался голос старика-портного.
Ума не приложу, как я не подпрыгнула от испуга. Впрочем, так же как и не услышала его — засмотрелась на кольцо.
-Оно мое, — резко отвечаю — будто кто сомневается в его принадлежности, — вновь пряча дубовый венок под печаткой папа.
-Кто ж спорит, — пожал плечами старичок, протягивая мне куртку.
Теперь она на мне не болтается, хотя свободна в рукавах, плечах и на талии. Но это к лучшему: не надо переживать, что не так повернусь, и швы сразу лопнут.
-А вот молодой человек не прятал кольца, наоборот, с гордостью всем показывал, особенно некоторым настырным девицам, — ровным тоном продолжил разговор портной.
-Какой молодой человек? — не успев подумать, ляпнула и выдала себя с головой.
-Эх, молодежь, мы друг от друга не бегали. Все чин чином было: суженная дома ожидает, а нареченный во славу возлюбленной подвиги совершает! — не то осуждая, не то завидуя, пробормотал старичок, пересчитывая монеты.
-А дома скучно, — недовольно бурчу.
Только нравоучений мне сейчас и не хватало.
-Ха, скучно! Заняться чем-нибудь надо! — тут же откликается старичок.
Ему, видимо, поговорить охота. Но кольцо!
-Извините, а вы случайно не знаете, куда тот молодой человек направился? — спрашиваю на всякий случай.
-Домой не лучше поехать? — почему-то решил уточнить портной.
-Если бы, — тяжко вздыхаю в ответ.
Видно что-то разжалобило старика в моем облике, и он, махнув рукой и помянув тихим словом нынешних влюбленных, принялся рассказывать:
-Точного направления не знаю, но мужики видели, как он в сторону Хеврона отправился. А у меня он купил жеттей — с прошлой осени валялся, — на который нынче в Аломе и приграничных с княжеством землях мода пошла. Так что в той стороне искать его стоит.
-Спасибо! Вы... очень-очень мне помогли, — от набегающих слез, лицо старика расплывается, да и нет сил что-то говорить.
Пусть говорить не могу, а вот отдать лишний серебряник — без проблем.
-За что? — искренне недоумевает старичок-портной.
-За все, — пытаюсь улыбнуться сквозь слезы.
-Э, нет, так не пойдет: Калим-портняжка никогда лишнего не брал! — старичок шустро нырнул под прилавок (как он не свалился, не понимаю!). — Вот, возьми, — протянул он мне перчатки, добротные, из кожи хорошей выделки. — В пути пригодятся!
-Спасибо, — благодарно улыбаюсь.
Ой, срочно надо отсюда делать ноги, а то расчувствуюсь и расплачусь — этого мне еще не хватало.
-Не слишком ли долго Эредет у портного? — голос Жармю звучит раздражительно (как всегда) и натянуто.
А-а, понятно: Сирин клещом вцепилась в парня, и теперь он ищет способ освободиться от нее и заодно на ком сорвать злость.
-Может, шьют на месте? — вяло предположил Эфиан, с таким же усердием ковыряясь в тарелке.
Что-то он не спешит на помощь другу. Видимо опять поругались. И когда только успели?
-А хоть бы и шили, давно закончить пора, — вновь бурчит Жармю, пытаясь одновременно дотянуться до краюхи хлеба и сбросить с себя Сирин.
Не получается. Причем ни то, ни другое. И Эфиан не помог. Что же в мое отсутствие случилось: Сирин прилипла к Жармю, и тот ей это позволил (угу, а теперь избавиться не может), вдобавок ко всему эльфу все надоело, и он ударился в меланхолию? Считаете, я преувеличиваю и выдумываю на голом месте? Предложите иное, вдруг вы окажетесь правы.
-А что у нас на обед? — умудрившись улыбнуться, показываюсь на глаза своим спутникам.
В новой куртке, между прочим.
-Я же говорил, шили, — хмыкнул эльф, всем своим видом показывая личное превосходство.
И как его еще не побили?
-Нет, не шили, а подшивали, — вежливо улыбаюсь, будто не замечаю ехидства и прочего. — А еще перчатки прикупила новые, — не то чтобы хвастаюсь, скорее изображаю полную наивность.
-Перчатки? — эльф задумался. — Себе что ли прикупить?..
Его вопрос остался без ответа, впрочем, он его и не ждал.
Обед прошел в напряженном молчании, а все потому, что Сирин принялась воплощать в жизнь заветное желание, намертво прилипнув к Жармю. Эфиан недовольно поглядывал в ее сторону, но не вмешивался, считая, друг сам должен во всем разобраться. Мое мнение никого не интересовало, приходилось делать вид, будто я ничего не вижу. Жармю пытался быть вежливым: он осторожно отцеплял руку Благочестивой от своего рукава, но она через минуту вновь была там; он тихо просил оставить его в покое (в смысле дать ему пообедать); даже попытался пересесть. Только все без толку, абсолютно.
И все-таки терпение у эльфа не безграничное. Едва монеты — плата за обед — звякнули на столе, как Эфиан поднялся, умудрившись ухватить друга, и нехотя пояснил (причем почему-то мне):
-Мы к портному.
-Дорогу рассказать? — предлагаю на всякий случай.
-Сами найдем, — отмахнулся эльф и бодро зашагал прочь из трактира.
Надо ли говорить, что Жармю следовал за ним, чуть ли не подпрыгивая от радости? Вот и я так думаю.
Разговор с Благочестивой не клеился: она то воспевала доблести Жармю, то рассуждала как им хорошо будет вместе, моим мнением опять-таки не интересовалась, а выслушивать этот бред не хотелось. Вот и занимались каждая своим делом. В смысле Сирин болтала, а я смотрела в окно на клубящиеся в небесах облака.
Облака. Они кажутся свободными. Только ветер гонит их по своей воле, куда захочет. Да, я помню примету, что до Купального дня облака и тучи со своим ветром ходят. Но опять таки главный — ветер. К чему это я? Сложно сказать. Может, просто бред. Может, в философы податься захотелось. А может... Я, как то облако, следую за Фларимоном-ветром: куда он дует, туда и спешу. Разве нет? Знаю, можете возразить, что я — отстающее облако. Не спорю, действительно так получается. Но мне бы очень хотелось войти с ним рука об руку вот в тот белый-белый замок, плывущий в вышине: флаги реют на воздушных башенках, стены сияют на солнце — настоящая мечта. Или прокатиться на пушистой серебристо-белой лодке под ивами. Или... Я — мечтательница? И даже не думаю спорить. А разве вы никогда не мечтали пробежаться по облакам, едва касаясь их пушистых боков?
Облака плывут в вышине, меняя облик каждый миг: вот на холм взбирается селянка, таща за собой на веревке козу, но пройдет всего ничего и это уже дракон выглядывает из пещеры, довольно жмурясь на рыцаря. Облака — ожившая сказка, сон наяву...
Солнечный зайчик крошечным пятнышком прыгает по резьбе окна. И не холодно ему? Осень ведь на дворе. Быть может, он спешит наиграться перед долгими дождями да длинной зимой? Так и хочется поймать его на ладошку.
Протягиваю руку под солнечный лучик, и вот уже солнечный зайчик скользит по пальцам, играет на дубовой вязи кольца. И листья будто оживают: наливаются цветом, тихо звенят весенней капелью, обещанием тепла и радости — такого маленького счастья. А что еще в жизни надо, как не счастье? Вот оно — маленькое, но мое. Глупая я, конечно, счастье-то насильно не возьмешь, не притянешь. Только сердечко весело стучит: туго дубовые листья сплелись, значит, почему-то жена ему. Зачем? Почему? Уф, вечно у меня вопросов воз и маленькая тележка, но ни на один ответа не находится.
Солнце спряталось за тучку, и солнечный зайчик в тот же миг исчез. Все верно, все правильно. Только холодно на душе сразу стало. Будто пригрезилась весна, а на самом-то деле осень на дворе — сырая, серая осень. Даже листья все облетели. Только дубовый венок на пальце и остался.
Миг — такой короткий, такой незаметный, но страшный, аж сердце остановилось. И с тихим шелестом опавшей листвы рассыпается кольцо, будто и не из металла сделано. А из самых настоящих дубовых листочков. Пеплом рассыпавшихся по дереву окна...
Да за что же это?!
-Эредет, ты совсем меня не слушаешь! — гневный вопль Сирин вырвал меня из объятий...
Сна? Это был всего лишь сон? Лихорадочно стаскиваю печатку папа... Нет, целехонько родное: листик к листику, ни единой щели в узоре, не снимается, но и не давит. Фух... Привидится же такое!
